Предтеча - Логинов Святослав Владимирович. Страница 7

– Вот о чём я подумал, – начал Энгельгардт. Он был явно взволнован и тщательнее обычного подбирал слова, а в паузах нервно проводил костяшками согнутых пальцев по недавно отпущенным усикам. – Если уж судьба уготовила нам быть пионерами, так пойдём по этой дороге до конца. Лабораторию сделали неплохо, у Яцуковича результаты хороши выходят, хоть Либиху посылай, У Лаврова с Короваевым не пусто, ты, так зараз две диссертации настрочил, да и я немножко поработал. Не пора ли химический журнал заводить? Хватит нам у немцев одалживаться. Дело модное и не без выгоды, я считал. Если подписка пойдёт по пяти рублей в год – недорого ведь? – и станет расходиться двести экземпляров каждого нумера, то будем с барышом.

– Не о том речь, – возразил Соколов, – бог с ним, с барышом, совсем. А вот где статьи взять? Одной лабораторией не поднимем журнал.

– Кликнем клич. В университет обратимся, к академикам нашим, Николаю Николаевичу и Юлию Франциевичу. Да нас всякий поддержит, кому честь России дорога, а слово «химия» не звук пустой. Соглашайся, пока зову, а то я один управлюсь.

– Хорошо… – неуверенно сказал Соколов.

– Отлично хорошо! – закричал Энгельгардт. – Ты быстрей заканчивай статьи и собирай материал. Тебе больше доверия будет, ты у нас магистр остепенённый. А я пока набросаю проект записки в ценсурное управление…

Разрешение было получено молниеносно. По всей России шла перестройка, журналы всевозможных направлений плодились как грибы, и так же быстро сгнивали и падали. Цензура направляла свои громы лишь на тех, кто подобно Некрасову «страшно вопиял в пользу коммунизма». На затею двух химиков власти попросту не обратили внимания.

Соколов бегал по начальству, устраивался с типографией, рассылал письма за границу: Бекетову, Бородину, Бутлерову, упрашивая русских стажёров присылать копии статей для публикации на родном языке. Энгельгардт спешно дописывал собственную статью об амидах неорганических кислот – труд хотя и компилятивный, но позволяющий немного познакомить публику с сущностью проповедуемого Жераром учения.

Неожиданно ценным сотрудником для нового журнала оказалась молодая жена Энгельгардта – Анна. Дочь известного переводчика, она с лёгкостью читала на четырёх языках и сейчас, чтобы помочь мужу, с головой зарылась в иностранные журналы, делая переводы и составляя рефераты.

Энгельгардт с Соколовым вдвоём снесли объявление о начале нового издания в Санкт-Петербургские Ведомости», а на следующий день, прежде даже, чем объявление напечатали, их предприятию был нанесён удар, полностью подкосивший финансовую сторону дела.

Назарий Андреевич в тот день появился в лаборатории позднее обычного. Он вошёл праздничный, улыбающийся, довольно потирая руки.

– Ну-с, Николай Николаевич! – с ходу начал он. – Поздравляю. Снизошли к нам сирым в департаменте. Химический раздел «Горного журнала» увеличиваем вчетверо; разрешение есть. А редактором, полагаю, поставят вас, в ноябре ждите назначения. Сердечно поздравляю.

– Но ведь химический раздел ведёт Конон Иванович, – растерянно сказал Соколов.

– Инженер-поручик Лисенко просил снять с него эту обязанность, и я рекомендовал вас. Материалов для печати у вас много, так что лучше вас никого не найти.

Материалов было совсем не так много, и после некоторых раздумий Соколов с Энгельгардтом решили одни и те же статьи пускать и в «Горном» и в «Химическом» журналах. Казённому «Горному журналу» это ничем не грозило, а вот «Химический журнал» будут раскупать меньше. Ни о каком барыше речи уже идти не могло, покрыть бы расходы.

Подписка на журнал шла лениво, так что редактора тянули время до крайних сроков, и первая книжка увидела свет лишь в июле, через три месяца после выхода «Горного журнала», поместившего все те же статьи. Был там и разбор сочинения Джонсона, и статья Энгельгардта об амидах. Там же начал печатать Соколов свою первую, ещё не экспериментальную диссертацию.

Где-то далеко за парком, у дач или, может, на Сампсоньвском проспекте выла собака.

«Не к добру,» – подумал Соколов и тут же презрительно передёрнул плечами: во что верить стал! Как смеялся он над всякими суевериями в 59-ом году! Но тогда он был молод и совершенно здоров. Сил хватало и на службу, и на лабораторию, и на журнал, и даже на личную жизнь, которой, казалось бы, у человека науки и вовсе быть не должно, за решительной нехваткой времени.

И всё же, несмотря ни на что, он всё чаще стал бывать на Моховой в доме генерала Пургольда, и в конце концов, признался в любви одной из его дочерей.

Но Мари, не дослушав, замахала руками:

– Нет, нет, нет! Сударь, если у вас действительно честные намерения, то идите к папеньке, а до тех пор я о ваших чувствах слышать не желаю!

Словно это про него писал недавно в «Искре» Гейне-из-Тамбова: «Он был титулярный советник, она – генеральская дочь…»

Впрочем, к титулярному советнику Соколову судьба отнеслась благосклонно. Когда он явился с формальным предложением к отцу невесты, Николай Фёдорович сначала взял неделю на раздумья, во время которой деятельно собирал свдения о будущем зяте, а затем ответил согласием, потребовав, впрочем, чтобы свадьбу отложили на год. Потом она была отложена ещё раз, и ещё… Теперь-то Соколов знал, что генерал дал окончательное согласие лишь после того, как жених, в ту пору уже доктор наук, был назначен членом учёного совета при министерстве.

Но если бы он знал об этом и раньше, это ничуть не охладило бы его чувства к милой Мари. Не такой он был человек, чтобы метаться и переменяться. Соколов согласился ждать и лишь больше времени чем прежде стал отдавать науке. Если университет он окончил, получив враз два кандидатских диплома, то теперь у него были готовы одновременно две докторских диссертации. И обе опубликованы в журнале ещё прежде защиты.

«О современном направлении химии» – диссертация в истинном, первоначальном значении слова. Собрать всё сделанное другими, осмыслить, выявить пути, по которым наука пойдёт дальше, отмести ложное. Такое под силу немногим, и лишь время может окончательно доказать правоту или ошибку автора. Теперь, когда после написания работы прошло без малого двадцать лет, всякий признает, что почти во всём, и в большом, и в малом, Николай Соколов оказался прав. Приложение теории типов к неорганической химии действительно дало ей небывалый импульс. Наука, работавшая прежде с самыми ничтожными результатами, обогатилась целыми классами до того неизвестных или неизученных веществ. То же и в частностях. Строго говоря, заметка о глинии была продиктована дурным расположением духа и собственной неудачей. Но вот прошло двадцать лет, а где они, обещанные алюминиевые дворцы? Нет, и пока не предвидится.

Первая книжка журнала состояла сплошь из сочинений самих редакторов. Соколов и Энгельгардт ожидали вспышки энтузиазма среди русских химиков, однако, энтузиазм воспламенялся с трудом. Все приветствовали начинание, но поддерживать его делом не спешили. Один Менделеев, узнав о журнале, разволновался, обещал помощь и сотрудничество, и в самом деле вскоре принёс статью о сернисто-этанолевой кислоте. Статья редакторам не понравилась, но всё же была принята с благодарностью, как первая ласточка и залог будущего успеха. Её поместили во второй книжке, снабдив редакционным послесловием, может быть, излишнен резким, но справедливым, и к чести Менделеева, надо сказать, что он не обиделся, а впоследствии благодарил Энгельгардта за критику.

Со второго номера в журнале начали публиковаться и соколовские питомцы из публичной лаборатории, но всё же материалов оказалось недостаточно, и Энгельгардту пришлось обратиться к запасу переводов и рефератов. В третьей книжке их было ещё больше, а пятая уже нацело состояла из компиляций.

Помощи не было ниоткуда. Кроме Менделеева (он вскоре уехал за границу, но и там не забывал данного слова и прислал ещё два исследования, на этот раз о сцеплении жидкостей) в журнале публиковались лишь соколовцы. Что касается Бекетова, Гарнич-Гариницкого, Бородина, казанского профессора Бутлерова, то их работы появлялись в переводах и извлечениях из либиховских «Анналов» или «Бюллетеня Академии Наук», что неясно для кого издавался в петербурге на французском языке.