Будни - Макбейн Эд. Страница 19

– Я ее не продавала, – Флора взглянула на подругу, – Фреда?

– Да, я ее продала.

– Вы не помните, кому вы ее продали?

– Парню. Длинные светлые волосы и усы. Молодой парень. Я хотела ему объяснить, что вообще-то это женская куртка, но он сказал, что ему без разницы. Она отпадная и ему нравится. У нее нет пуговиц, так что незаметно. Женские вещи застегиваются на другую сторону...

– Да, я знаю.

– Эта куртка с поясом. Я помню, как он мерил ее – сначала с поясом, потом без.

– Простите, – вмешался Дженеро, – это пальто или куртка?

– Собственно, это короткое пальто. До бедер. Оно предназначено для женщин, чтобы носить с мини-юбкой. Вот такой вот длины.

– Понятно.

– Хотя мужчина тоже ее может надеть, – неуверенно добавила Фреда.

– Вы не знаете этого парня?

– Нет, к сожалению. Я его никогда не видела.

– Сколько стоило пальто?

– Сто десять долларов.

– Он заплатил наличными?

– Нет, че... О, конечно!

– Что? – спросил Уиллис.

– Он дал мне чек. Его имя ведь должно быть на чеке, – она повернулась к Флоре, – где у нас чеки для предъявления в банк?

– Наверху, – ответила та, – в запертом ящике.

Она улыбнулась полицейским и объяснила:

– Один ящик в столе запирается. Хотя, это, конечно, не поможет, если его вздумают взломать.

– Принести? – спросила Фреда.

– Будьте так добры, – попросил Уиллис.

– Конечно. И чайник уже вскипел, наверное.

Она вышла из комнаты. Ее шаги мягко прозвучали на лестнице, покрытой ковром.

– Есть еще одна вещь, – продолжал Уиллис, – Дик, где блузка?

Дженеро подал ему пакет. Уиллис развернул его и извлек черную шелковую блузку, найденную в ванной Скотта. На одной из ее пуговиц болтался полицейский ярлычок.

Флора взяла блузку и повертела ее в руках.

– Да, это наша.

– Вы не знаете, кто ее купил у вас?

Флора покачала головой:

– Нет, к сожалению. Мы их десятками каждую неделю продаем. Она взглянула на наклейку.

– Тридцать четвертый размер, очень распространенный, – она снова покачала головой. – Извините.

– Ладно.

Уиллис снова завернул блузку в пакет. В комнату вошла Фреда с подносом, на котором был чайник под салфеткой, четыре чашки с блюдцами, молочница, сахарница и несколько кружков лимона на плоском блюде. Из-под сахарницы выглядывал чек. Фреда поставила поднос, подняла сахарницу и вручила чек Уиллису.

В верхней части чека было напечатано:

РОБЕРТ ХЭМЛИНГ

Кэрриер-авеню, 3341 Айсола

Чек был выписан на сто тридцать пять долларов, шестьдесят восемь центов. Уиллис поднял голову:

– Я думал, пальто стоит сто десять долларов, а чек...

– Да, он купил еще блузку. Она стоит восемнадцать долларов. Остальное налог.

– Черная шелковая блузка? – произнес Дженеро, вынимая блузку из пакета, словно фокусник кролика из цилиндра.

– Да, эта блузка; – подтвердила Фреда. Дженеро удовлетворенно кивнул. Уиллис перевернул чек.

На обратной стороне виднелись слова: «Вод. уд-е» и номер:

«21546689 16506607-52»

– Это вы написали? – спросил Уиллис.

– Да, – кивнула Фреда.

– Значит, он предъявил документы?

– Да, водительское удостоверение. Мы всегда проверяем документы, если клиент выписывает чек.

– Дай-ка, посмотрю, – потянулся за чеком Дженеро, – Кэрриер-авеню. Где это?

– В центре, – ответил Уиллис, – в Квартале.

– С чем вы пьете чай, джентльмены? – спросила флора.

Они сидели в залитой солнцем гостиной, попивая чай, Один раз во время паузы в разговоре Дженеро спросил:

– А почему вы назвали магазин «Обезьяньи ужимки»?

– А почему бы и нет? – пожала плечами Фреда.

Им явно пора было уходить.

Странно, но, вылавливая карнавальные маски из канализационного стока, Браун вдруг ощутил то радостное возбуждение, какое испытывал только в детстве. Он вспомнил сотни случаев, когда с друзьями отодвигал чугунную решетку и шарил в жидкой грязи в поисках влетевшего туда бейсбольного мяча или костяного шарика, а то и десяти– или двадцатипятицентовика, выскользнувшего из сжатого кулака и закатившегося в ливневый сток. Браун видел сейчас, по крайней мере, одну маску, повисшую на изгибе покрытой коричневой слизью трубы футах в пяти внизу. Полицейский распластался на тротуаре и попытался дотянуться. Хотя рука у него была длинная, достать маску он не смог. Пальцы хватали только затхлый воздух. Браун встал на ноги, отряхнул колени и локти и огляделся. Ни одного пацана поблизости. Так всегда бывает по закону подлости. Детектив порылся в карманах. В своем бумажнике он нашел скрепку. Из другого кармана он извлек связку ярлычков для вещественных доказательств. Сквозь дырку в уголке каждого из них были продеты короткие шнурки. Вынув десять шнурков, он связал их в одну нить. Получилось около пяти футов. Сделав из скрепки нечто вроде рыболовного крючка, Браун привязал его к нити. Грузилом послужил ключ от шкафчика в раздевалке. Полицейский улыбнулся и забросил свою снасть в люк. С двадцатой попытки он зацепил крючком резинку, удерживающую маску на голове. Медленно, осторожно, терпеливо он извлек свой улов.

Браун осмотрел несколько запачканную Белоснежку. Разве можно в семидесятых годах найти девственницу в канаве? Все еще улыбаясь, детектив поставил на место решетку, снова отряхнулся и направился в дежурку.

В городе, где служил Браун, секция опознаний и полицейская лаборатория работали по выходным с минимальным составом сотрудников, то есть ненамного лучше, чем вообще без сотрудников. Большинство запросов откладывалось до понедельника, кроме особо важных. Ранение полицейского считалось делом особо важным, и следовательно, маска Белоснежки, доставленная Брауном в лабораторию на Хай-стрит, получила соответствующий статус. Лейтенант-детектив Сэм Гроссман, начальник лаборатории, по воскресеньям, разумеется, не работал. Задача по обнаружению отпечатков пальцев (или любых признаков, по которым можно идентифицировать владельца) была возложена на детектива 3-й степени Маршалла Дэйвиса. Дэйвис, как и Дженеро, не так давно стал детективом, и этим объяснялись его дежурства в выходные дни. Он пообещал Брауну связаться с ним сразу же, как только что-нибудь обнаружит, и уселся за работу.

В дежурке Браун повесил трубку и посмотрел на патрульного, ведущего за плечо задержанного к затертой перекладине. За своим столом Карл Капек жевал бутерброд, готовясь отправиться в бар, где моряк повстречался с дамой, умеющей так хорошо вертеть задом. Бары по воскресеньям открывались только с двенадцати. Считалось, что с этого часа добропорядочные прихожане, уже побывавшие в церкви, могут начать напиваться. Народу в дежурке сейчас было больше, чем обычно в это время в воскресенье. Часы показывали без пятнадцати полдень. Ливайн, Ди Маэо и Мериуезер, отозванные из отпуска, сидели за одним из столов и ждали лейтенанта. А тот в это время говорил с капитаном Фриком, начальником участка, о стрельбе в бакалейном магазине и о необходимости бросить на это дело еще людей. Три детектива, естественно, роптали. Ди Маэо сказал, что в следующий отпуск поедет в Пуэрто-Рико, чтобы лейтенант рыл носом землю, если захочет его отозвать опять. Кооперман ведь тоже в отпуске, но он в Верджин Айлендз, и шеф наверняка на стал ему туда звонить. Да и Энди Паркер, добавил Ливайн, был паршивым полицейским, пусть его хоть и пристрелят со всем, кому от этого хуже? Мериуезер, добродушный ветеран, собиравшийся на пенсию, так как ему перевалило за шестьдесят, миролюбиво забормотал: «Ладно-ладно, мужики. Так надо. Ну что поделаешь, если так надо?» Ди Маэо в ответ злобно сплюнул.

Патрульный подошел к столу Брауна, приказал задержанному сесть, отвел детектива в сторону и что-то ему прошептал. Браун кивнул и вернулся к столу. Задержанный сидел, примостив скованные наручниками руки на коленях. Он был толстеньким маленьким человеком с зелеными глазами и ниточкой усов. Детектив прикинул его возраст – около сорока. На задержанном были коричневый плащ, черные костюм и туфли, белая рубашка с воротником на пуговицах, галстук в желто-коричневую полоску. Браун попросил патрульного объяснить задержанному его права, за что тот принялся с некоторым трепетом. Сам Браун в это время позвонил в больницу, чтобы узнать о состоянии Паркера. Ему сказали, что раненый в порядке. Браун не проявил особой радости по этому поводу. Он повесил трубку, услышал, как задержанный сказал патрульному, что ему нечего скрывать и он готов ответить на любые вопросы, повернулся вместе со стулом к коротышке и спросил: