Меж двух огней (СИ) - Март Артём. Страница 16

— Ты лжешь… Лжешь, шурави… — зашипел Асих. — Вы… Лучше я умру, чем…

— Ты не умрешь, — возразил я. — Ты нужен нам, чтобы обменять тебя на нашего.

Асих с трудом рассмеялся.

— Если… Если я выживу… Я приду за тобой, Селихов. Приду и отрежу тебе голову…

Муха с Громовым переглянулись. Казалось, майора сложно чем-то удивить. Но сейчас он выглядел именно что удивленным.

— Ты можешь попробовать, — серьезно сказал я. — Я буду тебя ждать.

Асих злобно улыбнулся, а потом вдруг напрягся, выдерживая боль.

— Ты… Ты странный, очень странный, шурави, — с трудом начал он, когда приступ отступил. — Ты победил своего врага. Убил его. А вместо того, чтобы праздновать, возвращаешь к жизни… О таком меня Абдул-Халим не предупреждал… Не предупреждал, что ты настолько упорный человек…

— Ответь на наши вопросы, Асих, — сказал я, — тогда вернешься к своим. А если нет… Если нет, то завтра окажешься в Союзе. Тогда ты все равно все расскажешь, но шанса вернуться к своим у тебя не будет. Решать тебе, Асих.

Асих не ответил. Он впал в беспамятство. Стал бормотать что-то на урду. Метаться. По щекам его побежали слезы. Непонятно было — результат ли это нестерпимой боли или же следствие метаний в бреду.

Когда мы думали, что в себя он больше не придет, взгляд Асиха вдруг прояснился. Он взглянул на меня.

— Селихов… Ты?..

— А… Зараза… — выругался Муха, — он в горячке. В бреду. С ним разговаривать бесполезно! Так и будем по кругу ходить!

— Б-больно… — протянул Асих, сощурившись.

— Ты должен ответить на наши вопросы, Асих, — снова сказал я, — тогда получишь обезболивающее. Боль уйдет.

— Саша! Он не понимает! — разозлился Муха, — он бредит! Сука… Все было бесполезно! Он…

— Сначала обезболивающее, — проговорил Асих внезапно, — потом… Потом информация…

— Хрен тебе, а не обезболивающее! Кались сначала, где духи оружие прячут? — прикрикнул на него Муха.

— Тихо, Боря, — остановил я старшего лейтенанта. Потом обратился к Громову: — товарищ майор. Введите ему обезболивающее, пожалуйста.

— У меня есть кое-что в аптечке, — задумался Громов, а потом, не говоря ни слова, вышел вон.

— Обезболивающее будет, — кивнул я Асиху.

— Х-хорошо… Невыносимо… Болит…

— Говори, что за американец? — сказал я, — где оружие?

— А я вижу… Вижу, что вам нужен… — Асих выглядел измотанным. Казалось, каждое слово отнимает у него последние силы. — Вы не хотите, чтобы я сдох…

— Что за американец? — с нажимом повторил я, — где именно душманы прячут оружие для пакистанской операции «Пересмешник»?

Взгляд Асиха вдруг стал осмысленнее. Казалось, это произошло как только он услышал о «Пересмешнике».

— Ты знаешь? — удивился он.

— Где оружие, Асих?

Асих откинул голову. Уставился в колеблющийся полог палатки.

— Я… Я скажу… но у меня есть еще одно условие…

Глава 9

Асих смотрел на меня. Его взгляд был пристальным. И вместе с тем каким-то натужным. Я понимал — пакистанец измотан до такой степени, что даже простой зрительный контакт требует от него невероятного напряжения сил.

— Еще одно? — Надулся и без того мрачный Муха. — А не больно-то много тебе чести, а?

Асих не посмотрел на Муху. Не удостоил его даже мимолетным взглядом.

— Говори, — приказал я ухмылявшемуся пакистанцу.

— Мой нож, — прохрипел Асих, — я требую, чтобы мне вернули нож, который ты отобрал у меня тогда, в ущелье. Это…

Асих осекся, скривился от боли. Быстро, глубоко задышал, пересиливая очередной, особенно сильный приступ.

— Это подарок от отца… — закончил он.

— Что за глупости? — не понял Муха.

— Я хочу сохранить воинское достоинство, — немного помолчав и собравшись с силами, заявил Асих. — Если мне суждено сегодня умереть от ран, я хочу сделать это с оружием в руках.

— Исключено, — покачал я головой.

Асих с трудом сузил глаза.

— Тогда никакой информации не будет.

— Ах ты сукин сын… — разозлился Муха, но я не дал ему договорить. Только остановил старшего лейтенанта жестом.

Как ни странно, это сработало. Видя властность моего жеста, Муха инстинктивно замолчал. А потом даже удивился своему поведению. На несколько мгновений застыл с расширившимися глазами.

— Предлагаю альтернативу, — сказал я. — Если ты умрешь, я даю слово, что тебя похоронят вместе с твоим оружием. Если останешься жив — получишь нож перед обменом.

При слове «обмен» Муха нахмурился. Но смолчал.

У Асиха уже не было сил смотреть на меня. Он откинул голову.

— Так, Селихов, — начал он, хватая ртом воздух, — так мы с тобой ну совсем не договоримся…

— Не договоримся, — заявил я холодным тоном, — если ты хочешь вернуть оружие, чтобы была возможность покончить с собой при первом же случае. Ну а если хочешь сохранить «воинскую доблесть», этого будет достаточно.

Асих улыбнулся сквозь боль. Попытался засмеяться, но только застонал. И замолчал. Закрыл глаза.

Казалось, Асих снова вернулся в свою медицинскую кому. Однако болезненные подергивания его лица и вздрагивания всем телом говорили, что пакистанец все еще находится в сознании.

Тут вернулся Громов.

— Ну что? Доболтались с ним о чем-нибудь? — спросил он, казалось бы, совершенно равнодушно.

Тем не менее сам факт того, что врач задал этот вопрос, полностью выдавал его неплохо скрываемое любопытство.

— Да пока не очень, товарищ майор, — вздохнул Муха.

— Ну значит и не договоритесь, — заключил врач. — Потому как не знаю, сколько он еще выдержит. Но явно недолго.

— Я согласен, Селихов, — внезапно бросил Асих, раскрыв глаза и упершись взглядом в матерчатый потолок палатки. — Я согласен.

В пещере было темно.

Вернее, тут царила бы совершенно непроглядная, кромешная тьма, если бы не несколько крохотных самодельных коптилок, чьи робкие огоньки озаряли бугристые стены робким светом. На них, на этих стенах, плясали четкие, причудливые тени.

Они гипнотизировали. Отвлекали. Давали Алиму возможность забыться. Представить, будто бы не он, весь грязный, оборванный, сидит под сырой стеной пещеры. Будто бы не у него запястья и лодыжки уже кровят от грубой, стягивающей их веревки. Будто бы не он испытывает мучительный, неприятный голод, сосущий под ложечкой.

Тени успокаивали разум. Словно бы говорили: «Это не ты здесь, в плену. Это кто-то другой. Здесь, в пещере, только мы».

Однако это было не так.

Чужой, хриплый кашель вырвал Алима из спасительного забытья. Он проморгался. Повел по пещере взглядом усталых глаз.

Их было пятеро. Пятеро призраков, что захватили двоих пограничников на «Вертушке». Призраков, убивших его товарища, а самого Алима притащивших сюда, в эту пещеру. Призраков, что жестоко допрашивали его, не брезгуя ни пытками, ни избиениями.

Один из них сидел у дальней стены. Возился с переносной советской рацией. Двое других, словно большие камни, застыли у входа. Они сидели на часах, незаметно наблюдая за выходом, белевшим дневным светом вдали.

Другой, покуривая сигарету, снаряжал магазины новыми патронами. По запаху дыма Алим смог определить, что пакистанец балуется дурманом.

Последний, крепкий, с ухоженной, аккуратно остриженной, несмотря на тяжелые условия, бородой, сидел на камне и ножом выскребал последнюю тушенку со дна банки.

Среди них не было только одного — их лидера, называвшего себя Аль-Асихом. И Алим признался себе, что он рад этому обстоятельству. Ведь именно Аль-Асих придумал, как выпытать из Алима нужные ему сведения.

Пытки были невыносимы. Но даже и близко не подходили к еще более невыносимому чувству вины, которое сейчас испытывал Алим. Чувству вины за то, что рассказал все, что от него хотели.

— Что смотришь? — рявкнул пакистанец с ухоженной бородой, когда почувствовал на себе взгляд Алима.

Канджиев не ответил. Презрительно нахмурился.

Пакистанский специалист хмыкнул.