Меж двух огней (СИ) - Март Артём. Страница 15

Повсюду, куда падал взгляд, виднелись следы недавней битвы за жизнь — смятые, забрызганные коричневыми пятнами бинты в углу; пузырек с йодом, опрокинутый впопыхах и оставивший на земле темно-золотистую лужу; торчащий из ведра с розовой водой кончик ножниц.

И над всем этим царила гнетущая, звенящая тишина, нарушаемая лишь натужным, хриплым дыханием раненого.

И тем не менее лицо Асиха казалось безмятежным. Казалось, по крайней мере несколько мгновений после того, как мы вошли в палатку.

Аль-Асих, будто бы почувствовал, что здесь, в его нынешней обители, появились чужие. Лицо его изменилось. Стало подрагивать от какой-то острой, несознательной боли, которую, сам того не зная, испытывал сейчас пакистанец.

— Хреново выглядит, — буркнул Муха равнодушно.

— Уж получше, чем ты в день нашей первой встречи, Боря, — кольнул Муху Громов.

Муха смутился. Прочистил горло.

— Ну… Ну и что? Что дальше? — несмело спросил он.

— Будем колоть, — врач достал из кармана ампулу и свежий шприц, которые недавно извлек из своей аптечки.

Потом Громов покосился на нас.

— Но предупреждаю: зрелище будет не из приятных.

— Мы, товарищ майор, уже по горлышко навидались неприятных вещей, — угрюмо заметил Муха. — Еще одной нас не напугать.

— Ну-ну, будем надеяться, — хмыкнул Громов.

— Колите, товарищ майор, — поторопил я, — у нас не так много времени.

Громов уставился на нас с Мухой.

— Мне понадобится ваша помощь, товарищи пограничники.

— Помощь? — удивился Муха.

— То, что мы собираемся сделать, — Громов помрачнел. Голос его стал хрипловатым, — можно назвать не иначе, как медицинская экзекуция. Я заставлю его сердце рвануться в галоп, когда оно еле держит ритм. Я разбужу в нем такую боль, от которой его мозг снова захочет погрузиться в беспамятство. И все это — в теле, которое еще не начало по-настоящему заживать.

— Что требуется от нас? — спросил я.

— Конвульсии, вспышки боли и ярости под действием резких скачков адреналина и норадреналина, — покачал головой Громов, — его нужно держать. Держать крепко, чтобы он не навредил сам себе в процессе пробуждения.

— Если нужно, будем, — кивнул я.

Громов вздохнул.

— Хорошо. Приступаем.

Мы с Мухой встали по обеим сторонам ложа Асиха. Громов — рядом со мной, у правой руки пакистанца.

Хирург хрустнул шейкой ампулы. Принялся набирать в шприц прозрачное вещество. Потом с сосредоточенным видом выгнал из шприца все пузырьки. Проделал ровно такие же действия и со второй ампулкой, извлеченной им из кармана. Убрал второй шприц в карман.

— Ну что, готовы? — сказал он.

— Готов, — решительно сказал Муха.

Я промолчал. Думаю, по моему внешнему виду и так было все понятно.

Громов взял руку Аль-Асиха. Обработал вену на сгибе, ввел иглу. Замер.

— Вы должны понимать, — сказал он, зыркнув на меня, — он не сможет постоянно ясно мыслить. Проблески будут приходить урывками. Пленный окажется в полубреду.

— И вы говорите это только сейчас? — недовольно заявил Муха.

— Решил уточнить, товарищ старший лейтенант, — язвительным тоном уколол его Громов, — а то вдруг для кого-то это не очевидно.

— Вводите, товарищ майор, — сосредоточенно проговорил я.

Взгляд Громова скакнул с Мухи ко мне. Потом на руку Асиха. Он принялся вводить препарат.

Когда извлек иглу, взял Асиха за руку. Нащупал пульс и замер, слушая ритм и скорость биения сердца пакистанца.

Мы ждали долго. Прошло не меньше трех минут, прежде чем врач шепнул:

— Начинается. Пульс ускоряется. Всем приготовиться.

Сначала это было лишь едва заметное подрагивание век.

Потом скула Асиха, дернувшись, исказила черты его лица, придав им на мгновение выражение немого укора.

Дыхание, до этого ровное и хриплое, сорвалось в прерывистые, короткие вздохи, будто человек задыхался, не в силах вобрать в себя достаточно воздуха.

— Товарищ майор, — нахмурившись, Муха уставился на Асиха, — так и должно быть? Не помирает он?

— Тихо, — бросил Громов, уже отпустивший руку пакистанца и отстранившийся от его ложа на шаг.

Внезапно его тело напряглось в одну тугую струну.

Муха вздрогнул. Громов только моргнул.

Я немедленно вцепился в руку Асиха, надавил на колено, чтобы пакистанец не рухнул с ящиков.

Муха чуть-чуть замешкался, но сделал то же самое.

Асих выгнулся дугой.

Мышцы на руках и животе выступили буграми, шея выгнулась, запрокидывая голову назад. Из горла вырвался не крик, а низкий, клокочущий стон.

— Это… Это нормально? — стискивая зубы, просипел старлей.

— Держи! — прикрикнул я на Муху.

И тогда его начало бить. Непроизвольные, судорожные вздрагивания прокатились по телу волной. Он метнулся в сторону, слепой и невидящий, едва не сорвавшись с неустойчивых ящиков.

Лицо Асиха стало мокрым от пота. Быстро увлажнились бинты. Пот этот был вязкий, липкий и холодный. Я бы даже сказал — ледяной.

Он не открывал глаз. Только жмурился, стискивал зубы в страшной, хищной гримасе. И метался. Метался и еще раз метался.

Немало усилий мне пришлось приложить, чтобы не дать Аль-Асиху развалить всю свою «койку».

Вдруг пакистанец широко раскрыл глаза. Стиснул зубы так, что мне показалось, будто они вот-вот сломаются. И обмяк.

Упал на койку без сил.

Тут в дело вступил Громов. Он действовал быстрыми, четкими и экономными движениями. Врач отогнул повязку. Проверил швы на ране. Потом открыл Асиху веко. Заглянул в глаз. Пощупал пульс и быстро ввел Асиху второй заготовленный препарат.

— Слышишь меня? Ау? — громко позвал Громов.

Асих слабо зашевелился. Он дышал быстро, поверхностно, словно гончий пес, упустивший лисицу.

— Слышишь?

Асих пробормотал что-то не по-русски. Потом открыл глаза, вполне осмысленно уставился на Громова.

— Как тебя зовут? — спросил хирург деловито.

— Б-больно… — прошептал Асих.

— Как тебя зовут?

Он стиснул зубы, поводил по палатке дурным взглядом.

— Воды, дайте ему воды, — приказал майор.

Муха торопливо передал тому свою фляжку. Асих не смог долго пить. Почти сразу закашлялся и застонал от боли.

Когда снова открыл глаза, то уставился на меня.

— С-селихов… — прохрипел он, — Ты?..

Потом снова добавил что-то не по-нашему.

— Ты понимаешь, где ты? — громко спросил Громов.

— Я понимаю… — зло уставился на него Асих, — что с радостью… Агх… С радостью перерезал бы тебе горло, старик.

— Ну вот, все прошло не так плохо, — Громов расслабился и, казалось бы, не обратил никакого внимания на угрозу пакистанца. — Не умер, и то хорошо. Но предупреждаю: он пробудет в сознании недолго. Минут пятнадцать, может двадцать. Потому допрашивать нужно сейчас.

— Спасибо, товарищ майор, — глядя Асиху прямо в глаза, я отстранил Громова рукой. Приблизился к пакистанцу.

— Ты… — с трудом проговорил пакистанец, — ты достал меня с того света, шурави. Зачем? Что ты со мной сделал? Почему… Гх… Почему так болит?

— Вылечил, — сказал я сухо.

Пакистанец через силу улыбнулся. Показал нам грязные зубы.

— И ты должен понимать, сукин сын, — встрял Муха, — для чего мы это сделали. Мы могли бы оставить тебя подыхать, но раскошелились на бинты и медикаменты. Только благодаря нам ты еще дышишь.

Аль-Асих уставился на Муху злым взглядом. Что-то сказал. Муха изменился в лице. Видимо, сказанное было ругательством.

— Слышь… Сам пошел на…

— Боря, — перебил его я. — У нас мало времени, чтобы перепираться. Асих.

Пакистанец с трудом перевел взгляд на меня.

— Ты будешь жить, Аль-Асих. И если сделаешь все правильно, возможно, даже не попадешь к КГБ. Возможно, отправишься к своим людям сегодня же.

— Вы… Вы вырвали меня из ада, чтобы допросить? — зло хмыкнул Асих. — Видит Аллах… До такого не додумался бы даже я…

— Ты упоминал что-то об американце и пещерах с оружием, — сказал я, — что за американец? Где эти пещеры?