Тугая струна - Макдермид Вэл. Страница 53

– Вот этого мы пока не знаем. Пендлбери скептически хмыкнул:

– Так, незначительная деталь,

– Да, Джим, в каком-то смысле, – вмешалась Кэрол. – Потому что коль скоро мы установили, что он не сумасшедший, действующий по законам собственной логики, нам можно опираться на здравый смысл в наших попытках понять, что стоит за поджогами. А как только это станет ясно… ну, тут останется не оплошать с рутинной работой.

На лице Джима Пендлбери, как сплошной холодный фронт на карте метеосводки, отразилось сердитое разочарование.

– Не вижу, какой еще может быть мотив у человека, устроившего все эти пожары, если не желание словить кайф.

– Ну, самые разные, – небрежно бросил Тони, начав входить во вкус.

– Так поделись своими догадками, Шерлок, – подзадорила его Кэрол.

– Это может быть выгодно охранному агентству, пытающемуся поправить дела после обвала цен на услуги ночных сторожей. Может быть, фирме, предлагающей противопожарные системы или огнетушители и переживающей трудные времена. Или еще… – он замер на полуслове и остановил задумчивый взгляд на шефе пожарных.

– Что?

– Вы берете людей на неполный рабочий день, Джим?

Пендлбери взглянул на него с явным испугом. В следующую секунду он заметил улыбку, тронувшую губы Тони, и истолковал ее совершенно превратно. Главный пожарный облегченно вздохнул и рассмеялся.

– Шутки шутить вздумали? – произнес он, грозя пальцем Тони.

– Может, и так, – сказал Тони, – но все-таки скажите: берете? Я спрашиваю из чистого любопытства.

В глазах пожарного неуверенность боролась с подозрительностью.

– Ну и что? Да, беру.

– Не могли бы вы завтра подготовить для меня список фамилий? – спросила Кэрол.

Мышцы шеи у Пендлбери напряглись. Его глаза буравили лицо Кэрол, которое вдруг стало непроницаемым. Он сжал кулаки, и от этого его плечи стали казаться еще шире.

– Господи, Кэрол, – с нескрываемым удивлением спросил он, – вы что, серьезно?

– Мы не можем позволить себе игнорировать любую возможность, – спокойно сказала она. – Не обижайтесь, Джим. Но Тони сейчас предложил вполне здравый путь для следствия. Я бы пренебрегла своими обязанностями, если бы отказалась разрабатывать эту версию.

– Пренебрегли бы обязанностями? – Пендлбери поднялся на ноги. – Если бы мои пожарные расчеты пренебрегали своими обязанностями, в этом городе не осталось бы целого дома. Мои ребята каждый раз рискуют жизнью, когда этому психу приходит мысль подышать ночью свежим воздухом. А вы тут сидите и выдумываете, что это может быть один из них?

Кэрол тоже встала. Теперь они стояли лицом к лицу.

– Я чувствовала бы то же самое, окажись под подозрением кто-то из полицейских. Пока никто никого не обвиняет. Мне уже приходилось работать с Тони раньше, и я готова спорить на свою карьеру, что он никогда не высказывает непродуманных или злонамеренных идей. Почему бы не сесть всем и не выпить еще по бокальчику? – она положила руку на его рукав и улыбнулась. – Перестаньте, нам совершенно не из-за чего ссориться.

Постепенно Пендлбери успокоился и осторожно опустился обратно в кресло. Он позволил Кэрол наполнить свой бокал и даже криво улыбнулся Тони.

– Я всегда стараюсь защищать моих подчиненных, – сказал он.

Тони, приятно удивленный тем, как ловко Кэрол справилась со взрывоопасной ситуацией, пожал плечами.

– Им можно только позавидовать, – сказал он.

Совместными усилиями им удалось перевести разговор на более нейтральную почву, и они стали обсуждать, как Кэрол живется на новом месте. Главный пожарный Сифорда, утвердившись в обычной для йоркширцев манере сыпать анекдотами, веселил собеседников. Для Тони это была счастливая возможность хотя бы ненадолго перестать думать о последних часах Шэз Боумен.

Позже, когда он в одиночестве лежал в спальне, отведенной в доме Кэрол для гостей, отвлечься и тем самым погасить разыгравшееся воображение уже было нечем. Гоня от себя являвшееся ему в ночных видениях обезображенное, лишенное всего человеческого лицо Шэз Боумен, он обещал ей, что призовет к ответу того, кто это с ней сделал. Чего бы ему это ни стоило.

А что почем, Тони знал очень точно.

Джеко Вэнс сидел в своей звуконепроницаемой и защищенной от вторжения электронными устройствами аппаратной на верхнем этаже. Войдя, он запер двери. Он все крутил и крутил запись, вынутую из видеомагнитофона, на которой со вчерашнего вечера были записаны сообщения новостей различных каналов, в том числе спутникового телевидения. Все эти новости объединяло одно – в них сообщалось о гибели офицера полиции Шэз Боумен. Ее синие глаза время от времени снова смотрели на него с телеэкрана, восхитительным образом противореча его собственным последним воспоминаниям о ней.

Да, тех ее фотографий они показывать не станут. Даже в ночных выпусках. Даже попросив предварительно убрать от экранов детей.

Он подумал о том, каково сейчас Донне Дойл. О ней в теленовостях не было ничего. Все думали, что сумеют пробиться в звезды, но на самом-то деле никому они не были нужны, кроме него. Для него они были само совершенство, воплощение его идеала женственности. Он любил их за уступчивость, за готовность думать именно то, что он хотел, чтобы они думали. За тот ни с чем не сравнимый миг, когда они понимали, что встреча с ним принесет им не секс и славу, а боль и смерть. Он любил это выражение в их глазах.

Когда у него на глазах обожание в них сменялось паникой, их лица словно бы теряли всякую индивидуальность. Они уже не просто были похожи на Джилли, они становились ею. Именно это делало последующее наказание таким легким и таким удивительно справедливым.

Что еще делало наказание заслуженным, так это его давняя обида. Почти все его девочки с любовью говорили о своих родных. Любовь могла прятаться под покровом подросткового разочарования в жизни и максимализма, но для него, слушавшего их, было ясно, насколько сильно матери, отцы, братья и сестры их любят, несмотря на то, что их омерзительная готовность сделать все, что он захочет, ясно показывала, что они не заслуживают этого теплого отношения и заботы. Он заслужил их жизни, такое должно было достаться ему.

В нем начал закипать гнев, но, как в термостате, тут же включился самоконтроль и пламя погасло. Сейчас не время и не место выпускать пар, строго сказал он себе. Эту энергию можно направить на множество полезных дел, вместо того чтобы пыхтеть как паровоз, бессмысленно крутя в голове воспоминания.

Он сделал подряд несколько глубоких вдохов и заставил свои чувства принять другую форму. Удовлетворение. Вот что он по праву должен сейчас испытывать. Удовлетворение от отлично выполненной работы, от вовремя отведенной опасности.

Малютка Джек Хорнер

Сидел под забором

И лакомился пирожком.

Он пальчиком ткнул,

Изюм ковырнул

И молвил: «А я молодцом!»

Вэнс тихо засмеялся. Да, он воткнул свои пальцы и выковырял блестящие изюмины глаз Шэз Боумен, ощутив, как где-то в глубинах его собственного существа затрепетал ее безмолвный вопль. Это оказалось легче, чем он думал. Удивительно, насколько небольшое усилие нужно приложить, чтобы вырвать человеческий глаз.

Вот только жаль, что потом, когда льешь в рот кислоту и отрезаешь уши, нельзя видеть ее выражения. Ему казалось маловероятным, что придется повторять это еще раз, но на всякий случай нужно заранее продумать ритуал – мало ли что.

Если бы Мики так педантично не соблюдала каждое утро свой раз и навсегда установленный распорядок, она бы, возможно, услышала о смерти Шэз по радио или увидела репортаж по спутниковому каналу. Но она строго следовала многолетней привычке не слушать и не смотреть ничего из новостей до тех пор, пока за ней не закрывалась дверь ее кабинета на телестудии. Они завтракали под Моцарта, а потом возвращались под Вагнера. Никто из ее коллег по программе никогда не совершал такой глупости, чтобы сунуть ей в руки газету, пока Мики спешила от стоянки в кабинет. Никто – по крайней мере дважды.