Легкая нажива - Макдональд Джон Данн. Страница 11

— Почему бы и нет? Никаких возражений, — сдержанно отреагировал Хью.

— С первого мая тебе подкинули две сотни в месяц, Даррен.

— За что?

— А ты не думаешь, что заслужил?

— Прекрасно знаю, что заслужил.

— Стало быть, есть причина для прибавки.

— В тот раз мне на минуту показалось, будто ты вербуешь меня для своих особых мероприятий.

Макс Хейнс усмехнулся:

— Тебя, стопроцентного американца? Ты же напишешь возмущенное письмо губернатору. Мол, тут шайка жуликов, каких ты видел по телевизору, грязные гангстеры, мафия, может быть.

— Я так не говорил, Макс.

Раздался скрип кресла, это встал Макс. Он подошел к свету.

— Включи себе в счет все расходы казино по Гомеру Гэллоуэллу из Форт-Уэрта.

— Я видел его имя в списке резервированных номеров, посмотрел старые счета. Он обслуживался по высшему разряду, я так наметил и на этот раз. Но планировал обговорить это с тобой, конечно.

— Когда определишься с апартаментами для него, скажешь номер моему помощнику, Бену Брауну. Мы поставим туда однодолларовый автомат, к нему поднесем сотню серебряных долларов. — Макс двинулся к двери — ну прямо-таки обезьяна в своем спортивном пиджаке из шелка-сырца. — Увидимся, мистер управляющий.

— Макс... Я из праздного любопытства... Когда вы ставите однодолларовый автомат в номер, как сейчас, разве вы получаете с него столько же, сколько в зале?

— Мне нравится, как у тебя работают мозги. Штат терпеть не может, когда мы их дурачим низким сбором на автоматах. Но когда на одном — это никого не волнует. А у человека появляется уверенность в себе, когда он дергает ручку аппарата и в желоб сыпятся доллары. Он чувствует себя счастливым. А для чего же мы здесь? Это маленький город, полный радости и игр.

— Ага, понимаю. Вот почему я иногда при выезде записываю расходы на обратный билет на счет казино: у этих счастливцев и десяти центов не остается. И они так счастливы бывают, так счастливы, что улыбаются и не могут остановиться.

— Намотай себе на ус, малыш, что клиент для того и создан, чтобы его кто-нибудь обчистил. Настоящего клиента от этого не удержишь. И когда он созрел для этого, надо быть тут как тут, рядом с ним.

В одиннадцать Банни Райс, ночной управляющий, доложил, что все идет как нельзя лучше, и Хью понадобилось минут десять, чтобы нацелить Банни на некоторые вопросы, которые ему придется решить во время дежурства.

Хью пытался заставить себя не думать о Бетти Доусон, но, идя по коридору к своей комнате, он ощущал мурашки по всему телу, как будто собственная кожа была ему не по размеру, тыльную сторону кистей и шею покалывало. Ему хотелось пролететь этот пустой коридор, а тут еще встала перед глазами ее нарочитая походка, бикини — Хью не хватило даже самого глубокого вздоха.

Он вставил ключ в дверь и как можно бесшумнее открыл ее, затем заставил себя с той же неторопливостью и бесшумностью закрыть дверь и только потом позволил себе взглянуть на нее. Волосы Бетти рассыпались по подушке. Она спала сладчайшим сном. На горевшую настольную лампу было накинуто полотенце, и на лицо Бетти падал мягкий оранжево-розовый свет. Она лежала на боку, лицом к нему, обхватив руками смятую подушку, и ее черные как вороново крыло волосы стекали по щекам и обвивались вокруг шеи.

На столике в свете лампы лежала написанная крупными буквами записка, угол которой был прижат основанием лампы. Она гласила: «СПЯЩУЮ КРАСАВИЦУ БУДИТЬ НЕЖНЫМ ПОЦЕЛУЕМ» — и отчетливая стрелка указывала в ее сторону. Брюки, шерстяная кофточка, большая сумка и нижнее белье были аккуратно повешены на спинку стула в ногах кровати. На Бетти была ночная рубашка с бледно-голубыми кружевами, еле видимыми на фоне ее загорелой шеи и плеч. Губы были слегка приоткрыты, густые ресницы опустились плотной завесой над тайнами ее глаз.

Хью разделся, бесшумно двигаясь в сладкой тишине комнаты, и лишь раз на мгновение замер, задев занавески и вызвав легкий звон, но Бетти не среагировала. Он в волнении подошел к ней, но остановился — и медленно, прямо-таки по-воровски опустился на самый краешек постели, чтобы полюбоваться ею, испытывая при этом некоторое подобие вины оттого, что наблюдает за лицом спящей подруги. Предвосхищение обостряло его желание.

С умилением Хью подумал о том, что ему выпало редкое везение. В прошлом августе, когда он начал работать здесь, объем и сложность операций держали его в постоянном напряжении. Но особенно его беспокоило почти полное отсутствие должного административного контроля. Некому было даже ввести его в курс дела. Баклер, непроходимый дурак, ревниво воспринял назначение помощника вопреки его желанию. Хью приходилось определять границы собственных прав и компетенции методом проб.

Трудной оказалась и ситуация с кадрами. Люди добросовестные с радостью ожидали перемен, а жулики переполошились. Некому было довериться, ничьим суждениям нельзя было доверять. Хью начал с вхождения в мельчайшие детали любой операции, касалось ли это постельного белья, бланков пригласительных билетов, приготовления салата, мытья окон, размеров декоративных стекол, униформы для горничных, ремонта и замены мебели. Работал он по пятнадцать — шестнадцать часов в сутки: бродил по этажам, высматривал, делал себе пометки, присматривался к персоналу. Хью знал, что и народ присматривается к нему в ожидании момента, когда он внезапно перестанет быть сторонним наблюдателем и начнет снимать головы с плеч.

Во время своих ночных странствий по отелю Хью и увидел впервые Бетти Доусон. Она работала тогда в баре «Африк» — это, если входить в казино из вестибюля, справа от дверей. Работала Бетти с полуночи до шести утра, давая четыре представления вперемежку с другими исполнителями. Хью нашел, что на ее выступлениях хорошо отдыхает и забывает о заботах, и для него стало привычкой в утренние часы выкраивать время, чтобы посидеть у края бара рядом с небольшой сценой и послушать Бетти. У нее был тихий голос. Своими многочисленными песнями она говорила с публикой. И еще у нее было очень живое и временами комичное лицо. Что интересно, ей самой нравилось радовать зрителей смешными гримасами. Песни ее были двусмысленными, но не переходили грани хорошего вкуса.

Некоторым песням Хью начал отдавать предпочтение и с нетерпением ждал их исполнения. Ему нравились «Печальная Алиса», «Девушки любят моряков», «Девушка из клуба». Казалось, Бетти получала удовольствие от исполнения песен двусмысленного содержания, и Хью задавался вопросом, кто же пишет ей слова, но почему-то обрадовался, узнав, что слова принадлежат ей самой.

Ничем не выдавая своего интереса, он узнал, что Бетти работает в шоу-сервисе «Камеруна», что здесь она два года и что ее комната — третья от его. Так как этим хозяйством заправлял Макс Хейнс, то Хью пришел к очевидному для себя выводу, что между Бетти и Максом существуют какие-то особые отношения — между этим на удивление зловещим обезьяноподобным человеком с гардеробом плейбоя и этой привлекательной женщиной, у которой за фасадом профессиональной шоу-актрисы угадывались черты истинного благородства. Но что это за отношения?

Этот вопрос не давал покоя Хью. Тем временем он вплотную приступил к исполнению своих служебных обязанностей: усилил контроль и требовательность, избавился от одних людей и набрал других. В процессе этой деятельности Хью и понял, что Банни Райсу можно доверять. Как-то утром, ведя с ним разговор о служащих отеля, Хью как бы случайно назвал Бетти Доусон подругой Макса Хейнса. Банни с какой-то болью посмотрел на него.

— Нет, это не то, мистер Даррен. Никогда не слышал, чтобы у Макса был такого рода интерес к какой-нибудь женщине... или мужчине. Может, это я навел вас на ложную мысль. Если Макс и испытывает любовь, то только к кассе казино.

— Вероятно, эта мысль появилась у меня оттого, что мисс Доусон здесь так давно.

Банни пожал плечами:

— Она не такой уж гвоздь программы, но все же имеет свою публику. Потом у нее здесь бесплатно комната, питание. От нее нет никаких неприятностей, она умеет ладить с пьяными посетителями.