Месть в коричневой бумаге - Макдональд Джон Данн. Страница 23

Они всегда говорят больше, чем оба партнера. Я вдруг вспомнил про сто долларов, которые Холтон заставил Пенни сунуть в сумочку, и улыбнулся. Я услышу ее раньше, чем ожидал. Когда она наткнется на них, всеми силами поторопится возвратить, так как это внесет в чудную ночь весьма гнусный оттенок.

Поэтому, вернувшись в номер где-то около половины одиннадцатого и увидев красный огонек, мигавший на телефоне, я был уверен, что это Пенни Верц. Но это оказалась очень возбужденная Бидди, которая выразила удивление, обнаружив меня в Форт-Кортни, и спросила, не видел ли я Морин, не слышал ли про нее. Она каким-то образом пробралась вниз по лестнице и улизнула из дому, пока Том сидел за рабочим столом в гостиной, а Бриджит делала покупки. Удрала она вскоре после семи.

– Том с тех пор ее ищет. Я звонила повсюду, куда могла придумать, потом тоже ушла, где-то в четверть восьмого. Сейчас я в одном местечке неподалеку от аэропорта и вдруг думаю: не пошла ли она в мотель, зная, что вы там остановились.

– Полиция тоже ищет?

– Н-ну, специально не ищет. Но они знают, что она где-то бродит, и, если заметят ее, заберут. Тревис, на ней розовый вязаный джемпер с большими черными карманами, и она может быть босиком.

– В машине?

– Нет, слава Богу. Или лучше бы была в машине, не знаю. Может, как в прошлый раз, пойдет по шоссе 30, будет голосовать. Как вы понимаете, ее охотно подбирают. Но я страшно боюсь, вдруг ее подхватит какой-то.., подонок.

– Чем я могу помочь?

– Ничего в голову не приходит. Если она где-нибудь там появится, позвоните девять-три-четыре-два-шесть-шесть-ноль. Это автоответчик Тома. Мы все время звоним через каждые четверть часа, проверяем, нет ли от нее известий.

– Вы вместе?

– Нет. Так мы больше осмотрим. Обычно я рано или поздно на него натыкаюсь.

– Сообщите, когда найдете?

– Если хотите, я звякну.

Я положил трубку, гадая, почему они не подумают про дно озера. Она испробовала почти все, кроме прыжка из окна с высоты. Как это называется? Дефенестрация. “Я должна прыгнуть в окно, я должна, я должна…"

Потом в подсознании зашевелился какой-то отрывок старого воспоминания. Смотря по телевизору одиннадцатичасовые новости, я не мог на них сосредоточиться, так как бегал по комнате, стараясь поймать то, что пыталось привлечь мое внимание.

Потом выплыло имя вместе с болезненным мужским лицом, горько стиснутыми губами, всезнающими глазами. Гарри Симмонс. Давний долгий разговор после смерти друга моего друга, который внес пространное дополнение в свой страховой полис примерно за пять месяцев до того, как его нашли плавающим лицом вниз в Бискейнском заливе.

Я сел на кровать, медленно реконструировал часть беседы. С мыслью об озере и о высоком окне открылась небольшая дверца к старому воспоминанию.

"Когда речь идет о выпрыгнувших и утопившихся, Макги, общий принцип не уловить. Видишь ли, прыгуны адски часто справляются с первой попытки. Обычно утопленники действуют почти с аналогичным успехом, в среднем примерно как висельники. Пожалуй, последних вынимают из петли не чаще, чем спасают утопленников. Поэтому общий принцип выводится главным образом на примере вскрывающих вены, глотающих таблетки и стрелявшихся. Забавно, но очень многие переживают выстрел. И если не избавляются от помешательства, есть шанс на вторую попытку. Равно как у резавших вены и поедавших таблетки. Способ всегда одинаковый. Никогда не меняется. Видят, как добиться цели, и повторяют, пока не добьются. Любитель таблеток не прыгнет в окно, а утопленник не застрелится. Они как бы вообразили одну картину смерти и другой просто не признают”.

Хорошо. Допустим, Гарри Симмонс согласился бы сделать весьма редкое исключение. Но Мори Пирсон Пайк испробовала таблетки, бритву и веревку. Три способа.

У меня зачесались ладони. Как ни взгляни, что-то не вяжется. Страдающий муж всякий раз поспевает в последний момент. Или младшая сестра? А не существует ли третьей стороны, способной близко подобраться к Мори?

Как насчет мотива? Самые основательные – любовь и деньги. Состояние “существенное”. Проверить у тихоголосого доктора Уинтина Хардахи. А благородный страдалец Томми тайком приставал к веснушчатой девчонке. Вдобавок имеется умерший семейный врач, объявленный самоубийцей, который лечил Морин. Есть ли в этом какой-нибудь смысл или это случайное совпадение? Пенни всем сердцем твердо убеждена, что доктор Стюарт Шерман не мог лишить себя жизни.

Раздался стук в дверь – должно быть, Пенни принесла две бумажки по пятьдесят долларов. Идя открывать, я чувствовал неприятную пустоту в желудке и похотливое предвкушение – вдруг она согласится остаться.

Однако там стояли двое мужчин, и оба таращились на меня со спокойным, отважным, скептическим любопытством опытных представителей закона, как при первом осмотре новых особей, доставленных в базовый лагерь музейной экспедицией. Особи могут быть редкими, опасными, ядовитыми. Но их осматривают, заносят в каталог на основании многолетнего опыта классификации тысяч других, а потом принимаются за обычное дело, получая за это деньги.

Крупный, крепкий костлявый мужчина помоложе был в брюках цвета хаки, в белой рыбацкой кепке с помпоном, бело-синих теннисных туфлях и белой спортивной рубашке с изображением красных пеликанов. Он носил ее навыпуск, поверх брючного ремня, несомненно прикрывая миниатюрный револьвер, пользующийся растущей популярностью среди местных флоридских законников. На мужчине поменьше и постарше был светло-коричневый костюм и белая рубашка без галстука. Лысеющая голова, коричневые пятна, мутные темные глазки, дурной запах изо рта, почти затмивший ощущение, что младший партнер чересчур долго ходит в одной и той же рубашке.

– Макги?

– Он самый. Чем могу служить? – Я был босиком, в одних шортах.

– Ну, для начала поднимите руки, совсем медленно повернитесь. Потом можно встать у окна. – Он мельком открыл кожаную обложку, где сверкнул маленький золотой значок, представился:

– Стейнгер, – кивнул на молодого:

– Наденбаргер. Городская полиция.

– Ну, для начала, – сказал я, – ордер на обыск.

– Пока у меня его нет, Макги. Но если заставите нас потрудиться, то все кипятком начнут писать – ночь жаркая, – но ордер так или иначе присовокупится. Поэтому можете – если желаете – просто пригласить нас пройти.

– Проходите, мистер Стейнгер. И вы, мистер Наденбаргер.

Наденбаргер заглянул в шкаф, в чемодан, в ванную. Стейнгер открыл мой бумажник, лежавший на столе, и начал списывать какие-то сведения с кредитных карточек в крохотный бледно-голубой блокнот. Ему удавалось писать только с чуть высунутым языком. Кредитные карточки – конфетти властных структур – немного смягчили сердца служителей закона.

– Полным-полно наличных, мистер Макги. Наличные и кредитки заслужили “мистера”, и я без разрешения сел на кровать.

– Семьсот с чем-то. Дайте прикинуть.., семьсот тридцать восемь. Нечто вроде дурной привычки, от которой стараюсь избавиться, мистер Стейнгер. Глупо носить наличные. Может быть, результат неких трудностей, пережитых мной в детстве. Это была моя голубая мечта.

Он бесстрастно смотрел на меня.

– По-моему, очень забавно.

– Забавная мечта?

– Нет. Забавная любовь к умным шуткам над глупыми копами.

– Да что вы! Голубая мечта – это….

– Запомнить дату рождения Бетховена и пчелок Де Хэвилленд [11].

– Чего? – спросил Наденбаргер. – О чем это ты?

– Забудь, Лью, – устало отмахнулся Стейнгер.

– Вечно ты так со мной разговариваешь, – негодующе возмутился Наденбаргер.

Конечно, партнерство похоже на брак. Связанные в команду, они действуют друг другу на нервы, и некоторые храбрецы, заходя в темный склад, получают пулю в спину от партнера-супруги, у которого просто терпение лопнуло.

Стейнгер примостил на краю стола жесткие ягодицы, закинул ногу на ногу, лизнул большой палец, пролистал назад несколько страниц голубого блокнота.