Инженер Петра Великого 12 (СИ) - Гросов Виктор. Страница 6

Генералы одобрительно забухтели, хватаясь за эфесы. Я скосил глаза на Савойского. Принц хранил гробовое молчание, продолжая сканировать меня. Видимо он намеренно позволял своим цепным псам лаять, проверяя мою нервную систему на прочность. Что ж, моя цель — он.

Я обвел побагровевших вояк спокойным, слегка скучающим взором. Уголок рта дернулся в едва заметной усмешке.

— Наблюдаю любопытный феномен, господа, — произнес я, растягивая слова. Толмач быстро затараторил, переводя мои слова. — Папская булла, похоже, окончательно вытеснила из ваших голов тактические уставы. Смелая рокировка.

По рядам пробежал ропот, перерастающий в гул. Лицо Штархемберга налилось дурной кровью. Я скосил глаза на переводчика — молодец, судя по реакции все верно перевел.

— Что же касается трибунала… — я перевел взгляд на Савойского, выключая остальных из разговора. — Мой статус здесь — посланник, прибывший обсуждать условия мира. Однако если ваше высочество предпочитает юридический фарс, я готов подыграть. Осталось лишь утвердить кодекс, по которому будет вестись заседание.

Я поставил бокал на карту, прямо на обозначение Вены.

— Если мы обратимся к законам ваших капелланов, мне придется призвать в свидетели науку. Горы подтвердят: я лишь помог им завершить начатое природой движение. Боюсь, теологический диспут затянется на годы.

Перекосившиеся рожи генералов были мне ответом.

— Если же мы останемся в рамках законов войны, — мой голос стал жестче, перекрывая нарастающий шум, — то все предельно просто. Победа достается тому, кто эффективнее использует имеющиеся ресурсы. Интеллект побеждает численность. И в этом контексте, господа, скамья подсудимых ожидает именно вас. За то, что вы загнали свою армию в тупик и допустили ее бессмысленное уничтожение.

Детонатор сработал. Штархемберг, опрокинув стул, рванулся ко мне.

— Молчать, выродок! — взвизгнул он, выхватывая шпагу. Клинок со свистом покинул ножны. — Я вырежу твой поганый язык!

Рука сама потянулась к дерринжеру, мышцы напряглись для рывка, но голос Савойского мгновенно заморозил сцену.

— Довольно.

В этом слове звучала абсолютная, не требующая подтверждений власть. Штархемберг замер на полушаге, словно налетел на невидимую стену, его клинок дрогнул и опустился.

— Граф, — принц даже не повысил интонации, — вы теряете лицо. Перед вами — парламентер. И мой личный гость.

Евгений медленно, с трудом поднялся из кресла.

— Господа, оставьте нас.

Генералы переглядывались с выражением полной растерянности. Приказ противоречил здравому смыслу, но спорить с живой легендой никто не решился.

— Но, ваше высочество… этот еретик…

— Вон, — тихо повторил Савойский.

Шуршание отодвигаемых стульев, звон шпор и тяжелое дыхание наполнили шатер. Офицеры покидали совещание неохотно, бросая на меня взгляды, полные бессильной злобы. Проходя мимо, Штархемберг притормозил и, глядя мне прямо в глаза, прошипел:

— Молись своему Люциферу, московит. Он тебе не поможет, когда мы встретимся на поле брани.

Что интересно, толмач перевел мне все это.

Последний офицер исчез за пологом. Тяжелая ткань опустилась, отсекая внешний мир с его шумом и яростью. В шатре воцарилась тишина, в которой остались только я и величайший полководец империи. И толмач.

Евгений Савойский, сбросив маску великого инквизитора, устало откинулся на спинку походного кресла. Жестом пригласив меня занять место напротив, он собственноручно наполнил кубки, игнорируя этикет, требующий присутствия слуг.

— Присаживайтесь, генерал, — тон его стал доверительным. — И простите за эту… мизансцену. Моим людям требовалось выпустить дурную кровь. Потеряв на перевале братьев и сыновей, они жаждали увидеть дьявола во плоти. Вы идеально подошли на эту роль.

Я опустился на жесткий стул, но к вину прикасаться не спешил. Толмач встал рядом, переводя каждое слово.

— Вино чистое, — усмехнулся принц, делая демонстративный глоток. — Яд — оружие вдов и трусов. Я предпочитаю решать споры сталью на поле брани, а здесь использую иные доводы. Вы держались достойно. Признаться, на вашем месте многие бы потеряли самообладание.

Отставив бокал, он вновь включил свой сканирующий взгляд, пытаясь разобрать меня, как часовой механизм.

— Итак. Назовите вашу цену. Чего вы хотите?

О как. Классическая ошибка игрока, уверенного в своих картах: он полагал, что инициатива у него. Ждал, что я начну торговаться. Просить о свободном проходе или милости.

— Я здесь, чтобы выслушать вас, ваше высочество, — спокойно отозвался я. — Приглашение исходило от вас.

Савойский замер, вращая ножку бокала пальцами. Мой отказ встать в позицию просителя заставил его пересчитать ходы.

— Справедливо, — кивнул он. — Оставим придворные танцы. Поговорим как мастера своего дела. Скажите, генерал, как бы вы отнеслись к титулу графа в Тироле? Живописные виды, богатые виноградники и рента в сто тысяч золотых флоринов ежегодно. Плюс патент генерал-квартирмейстера Империи с полной свободой в переустройстве нашей артиллерии.

Толмач даже сбился, когда переводил все то.

Савойский шутит?

Вербовка по учебнику. Глава первая: золото и чины. Тироль, власть, почет. Стандартный набор искусителя. Интересно, дойдет ли дело до обещания руки какой-нибудь худородной принцессы?

— Боюсь, вы неверно оцениваете ставки в этой игре, ваше высочество, — парировал я, усмехаясь. — Филипп Орлеанский в своих посулах был куда щедрее, суля едва ли не половину Франции.

А что? Мы тоже умеем шутить. Савойский оценил иронию, издав короткий, лающий смешок.

— Браво. Ценю острый ум. — Лицо его вновь закаменело. — Вы правы, подкуп — это пошло. Герцог Мальборо на моем месте уже кликнул бы стражу. Но я — не Мальборо. Я, как и вы, предпочитаю изящные решения.

Он подался вперед, навалившись локтями на карту Европы, расстеленную на столе.

— Ответьте честно, генерал. Что вас держит? Верность варварскому царю? Набожность? Мы ведь с вами — люди иного склада. Мы — механизмы войны. Сложные, дорогие, смертоносные инструменты в руках монархов. Мы похожи. И мне претит мысль ломать собственное отражение. Я изучал ваши чертежи. Это мой стиль. Моя логика. И это меня раздражает.

Он говорил сухо, без пафоса. Где только чертежи раздобыл, стервец.

— Мое предложение иного порядка, — голос принца понизился. — Забудьте о Московии. Подумайте о своем даре. Переходите под знамена Священной Римской Империи. Я открою вам доступ к истинным возможностям. Имперские мануфактуры, лучшие литейные Вены и Милана, казна Габсбургов — всё будет служить вашим идеям. Вы сможете возводить свои машины для цивилизованной Европы. Объединенной Европы. Вы — человек грядущего века. Так зачем тратить силы на реанимацию отжившего прошлого?

Предложение было грандиозным в своем цинизме. Он предлагал мне продать верность, но взамен давал то, о чем любой инженер грезит во сне: неограниченные ресурсы и мастерские целого континента.

Я медленно поднял бокал, разглядывая игру света в рубиновой жидкости.

— Звучит соблазнительно, принц. Перспективы поистине имперские. Однако есть одна деталь, которая мешает согласию.

— Я слушаю.

— А как же Священный поход? — я посмотрел на него поверх края бокала. — Война с еретиками, анафема «чернокнижнику», папская булла? Или дьявол перестает быть дьяволом, как только меняет нашивки на мундире?

Савойский воодушевился. Он отмахнулся от последнего вопроса, словно я упомянул о жужжащей мухе.

— Генерал, полноте. Оставим эти сказки для пехоты и черни. — Он подтянул за угол карту, лежащую на столе, проведя пальцем по границе Востока. — Империи — это сады. Чтобы сохранить гармонию, садовник обязан следить за формой крон. Иногда приходится обрезать ветви, которые растут слишком буйно и хаотично. Не из злобы. Исключительно ради порядка.

Он посмотрел на меня.

— Ваша Россия — это сорняк, дикий чертополох, пробившийся на ухоженной клумбе. Он растет слишком быстро, разрушая строгую геометрию европейского парка. Мы обязаны пресечь этот рост, придать ему форму или вырвать с корнем. Никакой мистики, генерал.