Утопленница - Макдональд Джон Данн. Страница 4

— А как Келси все объяснил родителям? — спросил Уэлмо.

— Хорошенький вопрос, но думаю, ты и сам можешь дать ответ. Старая миссис боготворит Келси и считает всю историю просто мелкой супружеской размолвкой, но старик Джон Хансон уже давно пришел к выводу, что его единственный сыночек не стоит и той веревки, на которой ему следовало бы повеситься. Старик любил Луэлл, считая ее последней надеждой на то, что Келси встанет на ноги. Если бы развод состоялся, отец его турнул бы из гнезда, как бы ни скандалила мать. А как теперь — не знаю. Когда родители в феврале отправились путешествовать, старый Джон наказал Келси приглядывать за их землей, но тот вряд ли показал там нос.

— Ты подружился с Луэлл после того, как она переехала из большого дома?

— Через месяц. Она сняла квартиру на Лимонной улице в доме миссис Кэри и начала по полдня работать секретаршей у доктора Нила. Келси давал ей деньги далеко не регулярно, но там, на севере, у нее во что-то были вложены наличные, которые она могла забрать, семь тысяч с мелочью. Она надеялась вложить эту сумму во что-нибудь здесь и получать небольшой доход. Слышала от друзей, вроде бы все, до чего я дотронусь, превращается в деньги, и, когда мы познакомились, обратилась ко мне за советом. Я сказал, что инвестиции — не моя специальность. Откровенно говоря, я ее считал такой же никчемной, как все эти Киверы, Брай и им подобные. Возможно, я немного переборщил, был к ней суров, и это оказалось последней каплей — она спрятала лицо в ладони и разрыдалась. Красивая, молодая. И еще эти золотистые волосы... Я постарался быть помягче, покатал ее по округе, кое-что показал, и Луэлл рассказала, как ее мечты развалились подобно карточному домику. Я вложил ее деньги в дело, и семь тысяч немедленно стали приносить девяносто долларов ежемесячно. Нам было хорошо вместе, с ней было удивительно легко разговаривать. Когда мы довольно долго появлялись вместе, пошли слухи, но между нами еще ничего не было, ведь мне уже сорок семь, у меня взрослые дети, и Китти умерла в пятьдесят третьем, а Луэлл было всего двадцать семь. Вижу, ты умираешь от любопытства, по-моему, даже немного вспотел, но можешь расслабиться — никаких подробностей не будет. Я был в Джэксонвилле — давал показания и должен был остаться там до понедельника из-за юридических разногласий; сидел в номере гостиницы один, совершенно измотанный, загнанный в угол; и тут я просто поднял трубку и позвонил ей; в пятницу, в одиннадцать вечера, я вытащил ее из постели и сказал, как мне одиноко и плохо, сообщил, где я, и попросил приехать как можно скорее. Она долго молчала, а потом в трубке раздался щелчок — положила ее. В субботу, после изнурительных споров о налогах, я дотащился до отеля, вошел в свой номер — там сидела она, бледная, как стенка. Пытаясь улыбнуться, хотела пошутить, но по лицу побежали слезы. Я ничего не понимаю в любви, Харв. Кое-кто снисходительно принижает, опошляет это слово. Мы его не употребляли. Но нам было хорошо вместе, и Луэлл оказалась изумительной женщиной. Не знаю, женился бы я на ней, мы об этом не говорили. Одно мне ясно — пока я жив, мне ее будет не хватать. Помолчав, Харв, облизнув губы, спросил:

— А вчера?

— Ночью мы были на моей даче, каждый приехал на своей машине, так как я рано утром должен был ехать по делам в Лейкленд, а она — на работу. Я хотел, чтобы она бросила работу, но Луэлл сказала, что будет чувствовать себя бездельницей. Она никогда не брала у меня ни цента, не принимала дорогих подарков — только мелочи, а отдавала мне все, чем располагала. Она уехала первая, а я, убравшись после завтрака, отправился в Лейкленд. Возвращаюсь в город около трех, и первый, кого встречаю, выйдя из машины, — Чарли Бест. Он и сообщил мне о смерти Луэлл. Я был ошеломлен, а вечером напился, как никогда в жизни.

— Она не говорила, что будет делать после работы?

— Вечером мы собирались поехать в кино под открытым небом, я должен был за ней заехать в шесть, хотели сначала пообедать. Не помню, чтобы она говорила, что будет делать до шести.

— Ты когда-нибудь ездил с ней туда поплавать?

— Ведь тебе известно, Харв, какой из меня пловец. Раза два ездили туда вместе, я смотрел, как она плавает. Поддразнивал ее, говорил: слишком долго держу этот участок, пора его продавать, потому что ездят туда все, кому не лень, загрязняют. А она не понимала, шучу я или говорю серьезно. Она поплавает, потом мы закусываем, и Луэлл дремлет на солнышке, а я любуюсь ею, размышляя, насколько счастлив может быть иногда человек.

— Наверно, хорошо плавала?

— Скользила по воде как рыба, а когда выходила, дыхание было ровным.

— Это всего лишь обычное расследование, Сэм.

— Тебе виднее, Харв. — Сэм Кимбер, поднявшись, выпрямился во весь рост — сто девяносто восемь. — У меня к тебе небольшая просьба. Луэлл и я доверяли друг другу. В этой истории с налогами она для меня вела записи, и сейчас мне нужны ее бумаги. Хотелось забрать их в ее квартире.

— Где они? Я распоряжусь, и тебе их передадут.

— Точно не знаю, я просил, чтоб не оставляла на виду.

— Как они выглядят?

— Понимаешь, Харв, мне лучше зайти самому.

Сэм подождал, надеясь, что держится естественно и непринужденно. Никогда еще он не говорил с Харвом Уэлмо так осмотрительно, и это понятно: теперь он ему не доверял. Возможно, из-за этого процесса в связи с налогами. Нетрудно догадаться, какие слухи дошли до Харва: у Сэма Кимбера куча неприятностей, его собираются прижать за уклонение от налогов и, если удастся, посадить в тюрьму. Однако, если Харв верит слухам, когда все уляжется, его ждут неприятные открытия. Что ж, парни из Джэксонвилла грозили обвинением в мошенничестве, но не имели малейшей надежды, чтобы это прошло в суде. Есть же правила, как поступают в определенных случаях. Они тайком, как обычно, разработали план, начали вдруг ревизию и затребовали восемьсот двадцать две тысячи долларов — штрафы, задолженность по налогам. Такое кровопускание действительно могло привести его к краху. Однако Сэм задействовал своих специалистов по налогам, собственных законников, поставил их на линию огня и они начали считать. Последний иск составлял уже триста сорок тысяч а их встречная сумма — сто семьдесят тысяч, которые он обязуется уплатить в рассрочку за три месяца. Джес Гейбл предполагал, что компромиссная сумма окажется около двухсот двадцати пяти тысяч. В конце концов как пояснил Джеймс, у них на руках его сводный и детальный личный счет, и если затребуют больше, заставят избавиться от стольких прибыльных предприятий, что это будет означать — убить курицу, несущую золотые яйца. Основательно его выпотрошат, но, откровенно говоря, достать такую сумму — проблема несложная.

Однако существовало одно небольшое обстоятельство, которое он увел у них из-под носа, и если оно отразилось бы на его счету, кануло бы в их ненасытной утробе. Сто шесть тысяч наличными. Когда началась проверка, ревизоры по суду получили разрешение заморозить все его счета, о которых было известно, но два самых важных ускользнули, в основном потому, что Сэм был слишком осторожен. Так что он быстренько съездил в два соседних городка, сложил деньги в голубую аэрофлотовскую сумочку и начал думать, что, черт возьми, с ними делать. После раздумий, забраковав несколько ненадежных тайников, он просто отдал сумочку Луэлл, попросив спрятать, а чтобы успокоить ее любопытство, сказал, что там деньги, но сколько — не говорил. Объяснил, что деньги — для покупки земли, их синдикат передал ему в большой тайне, лично, в документах это не отражено, и он не может рисковать, чтобы чиновники из налогового управления зацапали сумму, использовав как доказательство уклонения от налогов. Повторял: он сумеет доказать, что деньги ему не принадлежат, но тогда придется раскрыть многое, и сделка, порученная ему, сорвется. Для Луэлл этого было достаточно, она обещала спрятать в надежное место и забыть о них. Смешно, подумал Сэм, глядя, как Харв не может решиться, но из-за смерти Луэлл эти деньги словно потеряли значение. Вроде осталось гораздо меньше вещей, на которые их можно потратить. Все равно эта крупная сумма наличными пригодится для будущих операций.