Мое! - Маккаммон Роберт Рик. Страница 6

И это было все. Лаура подошла к магнитофону, поставила запись фортепьянных прелюдий Шопена и расслабилась в кресле, когда послышались первые искрящиеся ноты. Она открыла первое письмо — фонд «Помоги Аппалачам» просил помочь. Второе письмо было от фонда помощи аборигенам Америки и третье — от общества Кусто. Дуг говорил, что ее просто облапошивают под прикрытием благородных целей, что она числится в национальном почтовом списке организаций, которые стараются тебе втолковать, будто мир рухнет, если ты не пошлешь им чек. Он считал, что большинство различных фондов и обществ уже богаты, и это можно определить по качеству их бумаги и конвертов. Может быть, десять процентов пожертвований и идут туда, куда предназначены, — так говорил Дуг. Остаток, по его мнению, идет на гонорары, зарплаты, аренду помещений, офисное оборудование и так далее. Так что зачем тогда продолжать посылать им деньги?

Лаура тогда ему ответила: она делает то, что считает правильным. Может быть, некоторые из фондов, которым она жертвует, и мошенники, а может быть, и нет. Потому что она не собирается жаться над деньгами, и вообще эти деньги она сама зарабатывает в газете.

Была еще одна причина ее обращения к благотворительности, и может быть, самая важная из всех. Простая и ясная. Она чувствовала себя виноватой, что имеет так много в мире, где столь многие страдают. Но самое обидное было, что ей очень нравится ее маникюр, ее паровые бани, ее чудесная одежда. Ведь она изо всех сил работала, чтобы их получить, верно? Она заслужила свое удовольствие. Во всяком случае, она никогда не пользовалась кокаином и не покупала шуб из натурального меха, а свои акции компании, которая вела слишком много дел в Южной Африке, она продала. И получила очень большую выгоду при продаже. Но, Господи, ей же тридцать шесть лет! Тридцать шесть! Разве она не заслужила всех чудесных вещей, ради которых так тяжело работала?

Заслужила, подумалось ей. Кто чего на самом деле заслужил? Бездомный заслужил, чтобы трястись от холода в аллеях? Морские котики заслужили, чтобы их глушили дубинками по головам и истребляли? Гомосексуалист заслужил СПИД, или богатые женщины — платья в пятнадцать тысяч долларов на заказ? Опасное слово — «заслужил». Это слово, которое воздвигает барьеры и заставляет не правильное казаться правильным.

Она положила письма на столик рядом с чековой книжкой.

По почте вчера пришла упаковка из четырех книг, посланных Мэттом Кантнером из «Конститьюшн». Предполагалось, что Лаура прочтет их и напишет обозрение для отдела искусства и отдыха на следующий месяц или около того. Она вчера их уже проглядела, когда сидела у камина и на улице шел дождь. Новый роман Энтони Берджесса, документальная книга о Центральной Америке, роман о Голливуде под названием «Адрес», а четвертая книга — тоже не художественная — мгновенно привлекла ее внимание. Эту книгу с закладкой и взяла сейчас Лаура.

Это была тонкая книжечка, всего сто семьдесят восемь страниц, не очень хорошо изданная. Обложка уже покоробилась, бумага была плохого качества. Хотя датой выпуска был обозначен 1989 год, книга имела слабый заплесневелый запах. Издательство называлось «Маунтинтоп пресс» и располагалось в Чаттануге, штат Теннесси. Книга была написана Марком Треггсом и называлась «Сожги эту книгу». Фотографии автора на задней стороне обложки не было, было только объявление, что скоро выйдет еще одна книга Марка Треггса о съедобных грибах и полевых цветах.

Проглядывая «Сожги эту книгу», Лаура вновь испытала то чувство, которое всплыло у нее в рыбном ресторане. Марк Треггс, как говорила краткая аннотация, был студентом в Беркли в 1964 году и жил на Хейт-Эшбери в Сан-Франциско во время эры любовных посиделок, длинных волос, свободного хождения ЛСД, хепенингов и столкновений с полицией в Пиплз-парке. Он с жаром писал о коммунах, ночлежках, окутанных дымом марихуаны, где обсуждение стихов Аллена Гинсберга и теорий маоизма перемежалось философскими размышлениями о Боге и Природе. Он говорил о сожжении призывных повесток и массовых маршах против Вьетнамской войны. Когда он описывал вонь и жжение слезоточивого газа, у Лауры даже глаза слезились и в горле скребло. Описываемое им время, когда поставившие себя вне закона коммуны бились за общее дело мира, казалось романтичным и безвозвратно ушедшим. Но Лаура, оглядываясь назад, видела, что борьбы за власть между различными фракциями бунтовщиков было не меньше, чем между протестующими и благополучным обществом. В ретроспективе эта эра была не столь романтична, сколь трагична. Лаура думала о ней, как о последнем вопле цивилизации перед наступлением Темных Веков.

Марк Треггс говорил об Эби Хоффмане, Си-Ди-Эс, Алтамонте, движении цветов, чикагской семерке, Чарльзе Мэнсоне и «Белом альбоме», «Черных Пантерах» и конце Вьетнамской войны. Чем дальше, тем путанее и беспорядочнее становился его стиль, словно у него кончался пар, и голос его дрожал, как дрожали голоса поколения любви. Где-то в середине он призывал к организации бездомных и восстанию против власти большого бизнеса и Пентагона. Символ Соединенных Штатов — больше не американский флаг, говорил он, это знак доллара на фоне поля могильных крестов. Он защищал демонстрации против компаний кредитных карт и телепроповедников. По мнению Треггса, они были помощниками в оболванивании Америки;

Лаура закрыла «Сожги эту книгу» и отложила в сторону. Кто-нибудь, быть может, купится на название, но скорее всего эта книга обречена плесневеть в запущенных книжных лавчонках, которые содержат реликтовые хиппи. Она никогда прежде не слышала о «Маунтинтоп пресс», и по виду выпушенной книги было ясно, что это мелкое местное предприятие почти с полным отсутствием опыта и денег. Вряд ли книга будет подхвачена крупными издательствами. Такие вещи явно не в моде.

Она поднесла руки к животу и почувствовала жар жизни. Каким будет мир к тому времени, когда Дэвид достигнет ее возраста? Может быть, исчезнет озоновый слой, а леса сожжет и оголит кислотный дождь. Кто знает, какими страшными будут нарковойны и поток чего выплеснут на улицы мафии вместо кокаина? Страшно рожать ребенка в этот адский мир, и за это она тоже ощущала свою вину. Лаура закрыла глаза и прислушалась к мягкой фортепьянной музыке. Когда-то, давным-давно, ее любимой группой была «Лед Зеппелин». Но лестница в небо сломалась, и у кого было время на уйму любви? Теперь ей хотелось только гармонии и мира, нового начала, чего-то настоящего, что можно баюкать на руках. Звук гитар из усилителя слишком напоминал ей о жаркой июльской ночи в жилом доме около стадиона, когда она видела женщину, накокаинившуюся до того, что приставила пистолет к голове младенца и мозги ребенка брызнули дымящимся красным ливнем.

Лаура плыла среди фортепьянных аккордов, сложив руки на животе. Дождь снаружи усилился. Водостоки, которые нужно починить, скоро зальет. Но в доме тепло и спокойно, система безопасности включена, и на мгновение мир Лауры стал убежищем. Телефон доктора Боннерта прямо под рукой. Когда придет время, она будет рожать в больнице Сент-Джеймс, приблизительно в двух милях от ее дома.

«Мой ребенок в пути», — подумала она.

«Мой ребенок».

«Мой».

Лаура отдыхала под наполняющую дом серебряную музыку другого века, и под дождь, начавший барабанить по крыше. А в универмаге «К-март» возле Шести Флагов продавец отдела спортивных товаров как раз продавал винтовку мальчишеского размера, называемую «Литтл Буккару», покупателю в запачканном рабочем комбинезоне и потрепанной шапочке «Редмен».

— Вот эта мне нравится, — сказал человек в шапочке. — Думаю, что и Кори тоже понравится. Это мой парнишка. В субботу у него день рождения.

— Жаль, у меня в детстве не было такой винтовки на белок, — сказал продавец и достал винтовку, две коробки с патронами и небольшой телескопический прицел, готовый к установке. — Ничего нет лучше, чем побродить по лесам и чуть-чуть пострелять.

— Что правда, то правда. А у нас там всюду леса. И белок в них, скажу я вам, полным-полно. — Отец Кори, которого звали Льюис Петерсон, начал выписывать чек. У него были загрубелые руки плотника. — Ну, я так думаю, десятилетний паренек справится с винтовкой такого размера, как по-вашему?