Пища богов - Маккенна Теренс. Страница 42

Этот отрывок из Геродота ясно показывает, что, хотя скифы и открыли во вдыхании дымка конопли самый эффективный способ получения от нее удовольствия, они, тем не менее, оказались неспособными на творческий скачок – изобретение трубки, или chelum! Греческий травник и ученый-натуралист Диоскорид также описывал коноплю, но до тех пор, пока не была усвоена эффективная практика курения, она не посягала на европейскую и американскую культуру.

В китайской традиции считается, что культивирование конопли началось в XXVIII в. до н. э., когда император Шень Нунь повелел выращивать коноплю для получения волокна. А около 220 года н. э. врач Хуа То настоятельно рекомендовал конопляные препараты в вине как анестезирующее средство: “Через несколько дней или по истечении месяца пациент обнаружит, что выздоровел, не испытав ни малейшей боли во время операции”. / Julian quoted in Walton, op. cit., p. 3/

В Индии конопля использовалась и считалась растением великой духовной силы в течение многих веков еще до того, как ее начали курить. Опий, по-видимому, тоже употреблялся за много веков до открытия эффективности его курения. Употребление конопли в Индии может быть документально подтверждено не ранее чем 1000 годом до н. э., но к тому времени она была известным средством, и используемые для нее названия в самой древнеиндийской фармакопее указывают на то, что отчетливо осознавалось ее эйфорическое действие. Общая осведомленность относительно свойств конопли возрастала очень медленно, и едва ли можно допустить ее широкое распространение до Х в. н. э., незадолго до исламского вторжения в индуистскую Индию. Конопля была связана с эзотерической, а следовательно, тайной стороной мусульманской и индуистской религиозности. Эзотерическая духовность, йогическая практика саддху и акцент на прямом опыте трансцендентного – вот всего лишь некоторые аспекты почитания конопли в Индии. Дж. Кемпбелл Оман, ученый конца XIX века, занимавшийся наблюдением обычаев различных социальных групп в Индии, писал.

Попытка проследить влияние этих сильных снадобий на ум и тело странствующих монахов, которые их обычно потребляют, могла бы вылиться в интересное философское исследование. Мы можем быть уверены, что снадобья из конопли, в разных вариантах известные Востоку с очень давних времен, явно небезответственны за некоторые из его диких грез. / J. Campbell Oman, The Mystics, Ascetics, and Saints of India (London: T. Fischer Unwin, 1903)/

Оман касается здесь весьма интересной темы – в какой степени стиль и образ жизни целой культуры может быть окрашен отношениями и допущениями, порожденными действием определенного психоактивного растения или вещества? Идея о том, что архитектурные стили и дизайн Махал-Дели или Исфасана Х века в какой-то мере вдохновлены гашишем, имеет определенный смысл. Есть кое-что и в идее о том, что алкоголь опосредовал развитие социальных форм и культурного имиджа феодальной Европы. Эстетические предпосылки и стили являются показателем тех уровней и видов понимания и осознавания, которые санкционируются обществом. Всякая завязанность на какое-то растение приведет к тенденции выделять одни моменты и умалять другие.

Проявления вкуса и руководимое эстетикой личное выражение являются обычно анафемой для “сдвинутого” умонастроения культур владычества. В таких культурах с отсутствием любых живых традиций потребления растений, растворяющих социальную обусловленность, подобные проявления обычно считаются прерогативой женщин. Мужчин же, которые сосредоточивают свое внимание на этих моментах, часто принимают за гомосексуалистов, так как они не следуют общепринятым канонам мужского поведения, принятым моделью владычества. Длинные волосы у мужчин с появлением в США марихуаны в 60-х годах были прямо-таки наглядным примером притока явно женских ценностей, сопровождающих потребление растворяющего границы “эго” растения. Истеричная реакция на столь небольшое изменение привычных нравов обнаружила всю неуверенность и чувство страха, испытываемых мужским “эго” в присутствии любого фактора, который мог бы способствовать восстановлению значения партнерства в человеческих отношениях.

В этой связи интересно отметить, что конопля бывает и мужского, и женского вида. И как раз идентификация, выращивание и разведение женского вида конопли составляет главную заботу, если растениевод заинтересован в наркотическом действии, так как смолка является продуктом исключительно женских растений. Мужские же растения не только не дают годного к употреблению материала, но и останавливают производство смолки у женских, которые начинают производить “семя”, если на них попадает мужская пыльца. Так что это своего рода счастливое совпадение, что субъективные эффекты потребления конопли, а также уход и внимание, необходимые для производства хорошего вида смолки, объединены в акцентировании качеств почитания и хранения женского начала.

Из всех населяющих Землю широко распространенных растительных опьяняющих средств конопля уступает лишь грибам в поддержке социальных ценностей и сенсорных соотношений, которые олицетворяли первоначальные партнерские общества. Как же иначе объяснить безжалостное преследование потребления конопли перед лицом совершенно очевидного факта, что из всех когда-либо используемых опьяняющих веществ конопля относится к числу самых безопасных. Ее социальные последствия не идут ни в какое сравнение с последствиями алкоголя. Конопля – проклятие для культуры владычества, поскольку у потребляющих она способствует снятию обусловленности принятыми ценностями. Благодаря психоделическому воздействию на области подсознания, конопля, как олицетворение стиля жизни, приводит своих почитателей в интуитивный контакт с образцами поведения, менее ориентированными на соперничество и конкуренцию. Именно из-за этого марихуана неприемлема в современной культуре офиса, тогда как напитки вроде кофе, способствующие повышению оценки “достоинств” индустриальной культуры, приветствуются и поощряются. Потребление конопли, видимо, воспринимается как нечто еретическое и глубоко нелояльное по отношению к ценностям мужского влияния и строгой иерархии. Таким образом, легализация марихуаны – дело сложное, поскольку включает в себя узаконивание определенного социального фактора, который мог бы окультурить, а то и видоизменить ценности, основанные на доминировании “эго”.

Легализация и налогообложение конопли обеспечили бы налоговую базу для покрытия национального бюджетного дефицита. Вместо этого мы продолжаем швырять миллионы долларов на искоренение марихуаны. Такая политика порождает подозрительность и неизменность криминального класса в общинах, которые в других отношениях являются самыми законопослушными в стране.

Как уже указывалось, неуважение общества к потребляющим коноплю – это тонко замаскированное неуважение к ценностям общины и женскому началу. Как иначе объяснить стремление окружения непрестанно отвергать употребление этого психоделического средства и подпольные социальные эксперименты 60-х годов? Боязнь того, что “дети-цветы” (хиппи) породили в истэблишменте, становится понятной, если проанализировать ее в свете идеи столкновения истэблишмента со взрывом неродового партнерского образа мышления, основанного на ослаблении ощущения важности себя.

Римский специалист по естественной истории Плиний (23-79 гг. н. э.) приводит фрагмент из Демокрита, касающийся растения под названиемthalassaegle, илиpotamaugis,в котором многие ученые усматривают коноплю.

Приятное в питье, оно вызывает бредовое состояние с причудливыми видениями весьма необычного характера. Этот thaengelis, - говорит он, – растет на горе Либанус в Сирии, на горной гряде Дикте на Крите, а также в Вавилоне и в Сузах в Персии. Настой его наделяет магов способностью к предсказанию. Таков же и gelotophyllis — растение, найденное в Бактрии и на склонах Борисфена. При приеме внутрь с мирром и вином возникают всякого рода зрительные образы, вызывая самый неумеренный смех. / Quoted in Walton, op. cit., p. 8/