Арфист на ветру - МакКиллип Патриция Анна. Страница 14

– Побежала за ними?

– Я подумала, что они замедлят шаг, когда попадут в чащу. А они припустили галопом. Прости меня...

– Они выручат за лошадей неплохие деньги в Имрисе, – мрачно заметил Моргон.

– Моргон, они еще и версты не проехали. Ты легко можешь вернуть их.

Он поколебался, глядя на ее заплаканное лицо, затем отвернулся и подхватил вьюк с едой.

– Войскам Хьюриу лошади куда нужнее, чем нам с тобой.

Сказав это, он вслушался в тишину за своей спиной. Молчание Рэдерле казалось ему осязаемым. Он развязал вьюк с едой и снова выругался, сообразив, что забыл купить съестного в дорогу.

– Ты хочешь сказать, что мы пойдем пешком до самого Лунголда? – мягко спросила Рэдерле.

– Если ты не против. – Пальцы его дрожали, держа завязки.

Он услышал, что она опять спустилась к реке, чтобы принести бурдюк с водой.

– Ты принес вина? – спросила она безо всякого выражения, когда снова вернулась к нему.

– Забыл. Я все забыл. – И повернулся, накаляясь для спора, чтобы начать его прежде, чем она раскроет рот. – И не могу вернуться. Если не хочу ввязываться в кабацкую потасовку.

– А разве я тебя просила? Я даже и не собиралась просить. – Рэдерле плюхнулась наземь у костра и бросила в него прутик. – Я упустила лошадей, ты забыл о съестном. Ты ведь меня не бранил. – И внезапно уткнулась лицом в колени. – Моргон, – прошептала она, – прости меня. Я доползу до Лунголда прежде, чем научусь оборачиваться.

Моргон стоял и смотрел на нее. Потом обошел костер и вгляделся в грубые шишковатые наросты старого пня. Наклонил к ним лицо, словно к глазам неведомого существа, и почувствовал, что пень и вправду смотрит на него, постигая все изгибы и все корни происхождения его мощи. Ужалило сомнение: а вправе ли он требовать от нее чего-то подобного? Неуверенность развеялась, и, как всегда, осталось одно, за что он мог ухватиться: неумолимые правила Искусства Загадки.

– Невозможно убежать от себя.

– Ты бежишь. Может быть, и не от себя, но от загадки у себя за спиной, загадки, к которой ты никогда не поворачивался лицом.

Он устало поднял голову и посмотрел на Рэдерле. Минуту спустя шевельнулся и поворошил веткой в угасающем костре.

– Пойду наловлю рыбы. А завтра утром опять схожу в трактир и куплю все, что нам нужно. Может быть, я продам там седла – деньги нам еще пригодятся. Путь до Лунголда неблизкий.

Весь следующий день они почти не разговаривали. Летняя жара изводила их даже тогда, когда они двигались под деревьями вдоль дороги. Моргон тащил на себе оба вьюка, удивляясь тому, что раньше и понятия не имел, насколько они тяжелые. Ремни врезались в его плечи точь-в-точь как ссоры с Рэдерле – в его мозг. Девушка предложила ему взять один из вьюков, но он отказался почти с яростью, и больше она не заикалась об этом.

В полдень они перекусили и долго сидели, опустив усталые ноги в речную воду. Холод реки успокоил их, и они немного побеседовали. На дороге в тот день было совсем тихо – они слышали скрип колес задолго до того, как появлялась сама телега. Однако жара по-прежнему была почти невыносимой, и они сдались. Свернули с дороги и до сумерек брели по крутому речному берегу.

Как только стало смеркаться, они нашли место для стоянки. Моргон оставил Рэдерле сидеть, свесив ноги в реку, а сам отправился на охоту в соколином обличье. Он быстро убил небольшого зайца, вздремнувшего на лугу под последними солнечными лучами, и, вернувшись, обнаружил Рэдерле на прежнем месте. Моргон освежевал добычу и, наколов ее на вертел, сделанный из молодого деревца, расположил над огнем, поглядывая на Рэдерле, которая сидела, не сводя глаз с воды и не двигаясь, и наконец произнес ее имя.

Она встала, сделала несколько шагов, спотыкаясь на прибрежной круче. Медленно подошла и села поближе к огню, туго обмотав ступни влажной юбкой. При свете костра он мог вдоволь любоваться ею – он смотрел на девушку и забывал вовремя переворачивать мясо над костром. Лицо ее было совершенно неподвижным; тоненькие страдальческие складочки наметились под глазами. Внезапно Моргон глубоко вдохнул; взгляды их встретились, в ее взгляде было недвусмысленное предостережение. Но, несмотря на это, он взорвался, беспокоясь за нее:

– Ты почему не сказала мне, что так мучаешься? А ну-ка покажи мне ноги!

– Оставь меня в покое! – Раздражение, прозвучавшее в ее голосе, ошеломило Моргона. Рэдерле сжалась в комочек. – Я сказала тебе, что дойду до Лунголда, и дойду!

– Как? – Моргон встал. Гнев на самого себя клокотал в его горле. – Я раздобуду для тебя лошадь.

– На какие деньги? Седла-то мы не продали.

– Я сам обернусь конем. И ты сядешь мне на спину.

– Нет. – В ее голосе дрожали нотки такого же странного гнева. – Ничего подобного. Я не собираюсь скакать на тебе верхом до самого Лунголда. Я сказала: я дойду.

– Да ты едва ли пройдешь пешком даже пять шагов.

– И все-таки дойду. А если ты не будешь переворачивать мясо, наш ужин сгорит.

Он даже не пошевелился. Рэдерле подалась вперед и взялась за вертел сама. Рука ее дрожала. Когда узор теней и света упал на нее, Моргон поразился – а знал ли он ее, в сущности?

– Рэдерле, во имя Хела, как нам быть? – взмолился он. – Идти целый день ты не можешь. Верхом ехать не хочешь. Оборачиваться ты не состоянии. Может быть, ты хочешь вернуться в Ануйн?

– Нет. – Ее голос дрогнул при этих словах, словно Моргон нанес ей жестокий удар. – Может быть, я не очень искусна в загадках, но я всегда верна своим обещаниям.

– Как же ты можешь прославить имя Илона, если не испытываешь к нему и его наследию ничего, кроме ненависти?

Она снова наклонилась, чтобы, как показалось Моргону, повернуть вертел, но вместо этого вдруг схватила пригоршню горящих углей.

– Он был когда-то королем Ана. И в этом есть честь. – Голос ее продолжал дрожать. Огонь в ее руках принял форму гребня, а затем она потянула из него пальцами тонкие, как волоски, нити. – Я поклялась его именем, что никогда не покину тебя.

Внезапно он догадался, что она творит из огня. Рэдерле закончила свою работу и протянула Моргону свое изделие – огненную арфу, пожирающую темноту вокруг ее руки.

– Ты Мастер Загадок. Если ты так веришь в загадки, докажи мне это. Ты даже не можешь взглянуть в лицо своей ненависти, а мне предлагаешь разгадывать загадки. Как же тебя после этого называть?

– Дураком, – ответил он, не прикасаясь к огненной арфе. Он следил, как свет беззвучно бежит по струнам. – Я хотя бы знаю, как меня зовут.

– Ты Звездоносец. Почему же ты не можешь оставить меня в покое до тех пор, пока я сама не сделаю выбор?

Он воззрился на нее поверх пламенеющей арфы, и что-то, что он непроизвольно сказал или подумал, раскололо арфу в ее руке на мелкие кусочки. Он потянулся над костром, схватил Рэдерле за плечи и поднял на ноги.

– Как ты можешь говорить мне такое? Во имя Хела, чего ты боишься?

– Моргон...

– Ведь ты не собираешься оборачиваться чем-то таким, чего никто из нас не признает!

– Моргон! – Внезапно она принялась трясти его, чтобы до него дошло хоть что-то из ее слов. – Разве мне нужно это говорить? Я не бегу от чего-то, что ненавижу, наоборот – я бегу от того, что хочу. От мощи этого незаконного наследия. Она мне не нужна. Мощь, которая разъедает Имрис и пытается погубить Обитаемый Мир и тебя, – меня влечет к ней, меня к ней тянет. И я люблю тебя. Знатока Загадок. Мастера. Человека, который должен бороться со всем, в чем это наследие. А ты все просишь и просишь меня о том, что будешь лишь ненавидеть.

– Нет, – прошептал он.

– Землеправители, чародеи в Лунголде... Как я смогу смотреть им в лицо? Как я смогу признаться им, что нахожусь в родстве с твоими врагами? Да станут ли они доверять мне после этого? И смогу ли я сама доверять себе, если желаю такой ужасной мощи?

– Рэдерле.

Он с усилием поднял руку, коснулся ее лица, смахнув с него пламя и слезы, пытаясь разглядеть его получше. Тревожные тени бежали по ее лицу, выплавляя из огня и тьмы чей-то образ, образ, которого он никогда прежде не видел да и теперь не мог как следует рассмотреть. Что-то ускользало от него, исчезало при самом легком прикосновении.