Запретная страсть - Маккол Дина. Страница 21

— Доброе утро! — поздоровался с прихожанами священник. Ему нравилось вслушиваться в звуки собственного голоса и видеть приветливые улыбки на знакомых лицах. — Поначалу я собирался прочитать вам проповедь о том, как следует использовать веру в повседневной жизни. Но потом почувствовал, что сегодня должен донести до вас иное послание Господа. Полагаю, вам не помешало бы его припомнить. Я говорю о заповедях Господних.

И с этими словами он посмотрел Ребекке прямо в лицо. Она замерла и даже слегка открыла рот от удивления, а отец спокойно повернулся и объявил, что сейчас будет исполнен первый псалом. Во время пения Ребекке казалось, что преподобный Хилл одумался и теперь раскаивается. Но с первых слов проповеди Ребекка поняла, что ошиблась. Да, он остался на прежних позициях… и даже более того.

Комментарии к каждой заповеди звучали как грозное обвинение. Прямо в церкви преподобный Хилл обличал свою дочь!

— Господь не терпит глупцов! — кричал он, колотя кулаком по кафедре. — Он дал нам заповеди, чтобы мы блюли их. Чтобы мы следовали им, а не передергивали их… и не нарушали!

Да, Он учил нас прощать!.. Но существуют вещи, которые прощать нельзя! Не пристало нам, простым смертным, осуществлять акты жестокого возмездия, — вещал Даниел, перегнувшись через кафедру: глаза его лихорадочно блестели, а голос, произносящий слова Господни, был полон силы и страсти. — «Мне отмщение — и аз воздам» — вот что говорит нам Господь! Творить возмездие — только его право… но не наше! Понятно ли вам это? — И направил свой указующий перст прямо на Ребекку.

Итак, отец обращался именно к ней, отчитывал ее, да еще на глазах у всех! Нет, это невыносимо! И, не заботясь о том, что могут подумать прихожане, а тем более сам преподобный, Ребекка встала, повернулась спиной к кафедре и, с трудом сдерживая ярость, направилась к выходу.

Даниел остолбенел. Он вцепился в край кафедры, а прихожане молча взирали на своего проповедника, ожидая его реакции. За Ребеккой с резким стуком захлопнулась дверь, а Даниел по-прежнему не мог выдавить из себя ни слова, потрясенный поведением дочери. Потом кое-как он довел проповедь до конца, но когда запел хор, бессильно опустился на стул.

Поздно, слишком поздно, припомнил он еще одну заповедь Господню:

«Не судите да несудимы будете»!

Наступил понедельник. Стрелки часов на стене оранжереи неумолимо приближались к полудню. Джексон еще не появился. Ребекка с вымученной улыбкой обслуживала покупателей, изо всех сил стараясь не обращать внимания на сосущую боль в груди. Ей самой было не вполне понятно, что сильнее огорчает и тревожит ее: предательство отца или… исчезновение Джексона. Ребекка убеждала себя, что Джексон не мог просто так взять и уйти с работы, не сказав ни слова, а с другой стороны, она слишком мало знала его. Чужая душа — потемки.

А вдруг Джексон заболел? Может, опять позвонить управляющему? Но Ребекка не могла заставить себя снять трубку телефона. Когда в прошлый раз она попросила управляющего постучать в дверь Джексона, тот, похоже, решил, что ее интерес к молодому человеку явно носит сексуальный характер. А больше всего Ребекку тревожило то, что подобное предположение не слишком обидело ее. Тем не менее звонить не хотелось.

И тут звякнул колокольчик над дверью черного входа. Ребекка с надеждой обернулась… но это оказался всего лишь Пит.

— Ну, я уже загрузился и могу отправляться в путь, — сообщил он. — У нас три вызова, так что я вернусь только к концу дня. Надо будет высадить уйму кустов у вдовы Фонтенэй, потом — четыре саженца возле дома, который недавно продали, и еще придется выложить дерном участок перед новым дамским салоном красоты. А ты сумеешь одна управиться?

— Конечно, ленч я прихватила с собой, ну а после полудня, сам знаешь, покупателей всегда мало. Так что поезжай и не беспокойся.

Пит приподнял шапочку и пригладил жалкие остатки волос. Старик тоже был расстроен.

— Это на него не похоже, — пробормотал он. — Я вот все думаю: может, что-нибудь стряслось?

Уточнять, о ком идет речь, не было надобности. Их обоих одинаково тревожило необъяснимое отсутствие Джексона.

— Да, — вздохнула Ребекка, — мы с тобой думаем об одном и том же. Но после всего, что тут наговорил папа, разве можно его обвинять?

Пит покачал головой.

— Нет, я почему-то не думаю, что несколько грубых слов выбили парня из колеи. Вряд ли он впервые столкнулся с таким отношением. Помнишь этих полицейских… ну, в тот день, когда на тебя напали? Ты сама рассказывала: они были готовы арестовать Джексона только потому, что он оказался рядом. И судя по твоим словам, он не очень-то расстроился.

— Но в случае с отцом это носило слишком личный характер.

— Девочка моя, убийство — вообще дело личное, — заметил Пит. — Нет, этот парень не дурак. Он отлично понимает, что большинство людей всегда будут осуждать его и предполагать самое худшее.

Ребекка вздохнула:

— Наверное, ты прав. Ну, так или иначе, поезжай по своим делам. Со мной все будет в порядке.

Прошло еще несколько минут, и Ребекка осталась одна со своими раздумьями, надеясь, что скоро появятся покупатели и отвлекут ее от мрачных мыслей. Тут она вспомнила, что забыла позавтракать, и поплелась в другую комнату, где стоял холодильник. Ни к чему истязать себя голодом, настроения этим не поправишь.

Она достала холодную бутылку воды, отвинтила колпачок, повернулась, собираясь швырнуть его в мусорную корзину у конторки, и только тут заметила, что трубка телефона снята.

— Прекрасно! — пробормотала Ребекка. — Не удивительно, что он все угро не звонит.

Едва трубка коснулась рычажков, телефон принялся наверстывать упущенное. Ребекка мгновенно схватилась за аппарат.

— Оранжерея «Хиллсайд».

— Ребекка! Слава Богу! А я уж испугался, что вы будете болтать до скончания века.

По ее телу прокатилась волна облегчения. Сжав в руке бутылку с водой, Ребекка прислонилась к конторке. Звонил Джексон.

— Просто трубка была снята, а я только что это заметила, — она перевела дух. — Утро было напряженное…

— Как же, трубка, рассказывайте… — шутливо проворчал он. — А у меня по дороге на работу случилась маленькая неприятность. Проколол покрышку, а чтобы заменить ее, пришлось дожидаться, пока откроют магазин. — Помолчав, он глубоко вздохнул. — Так я… я не лишился места?

— Послушайте, Джексон, я хочу, чтобы вы раз и навсегда кое-что усвоили. В своей оранжерее распоряжаюсь я, а не мой отец! Если бы я только знала, о чем пойдет речь, я бы…

— Да бросьте вы! — буркнул он. — Ничего нового он мне не сказал, я это сотни раз слышал от других людей.

— И тем не менее…

— Нет! И хватит об этом, Ребекка. Отец заботится о вас, не то что мой папаша. Вы просто ответьте: есть у меня работа или нет?

Ребекка невольно улыбнулась и тут же порадовалась, что Джексон не видит ее счастливого лица.

— Есть, но только в том случае, если вы успеете добраться до Пита прежде, чем ему придется укладывать дерн. Он очень не любит этим заниматься. Пит только что уехал на пикапе. У него три заказчика, Правда, я не знаю, с кого он начнет.

Она услышала, как Джексон вздохнул с явным облегчением.

— Вы мне дайте адреса, а уж я его разыщу.

Ребекка прочитала ему список фамилий и адресов, а когда Джексон повесил трубку, села, продолжая улыбаться. Ну вот, все и наладилось!..

Шли дни, покупатели приезжали и уезжали, и как-то незаметно стена, воздвигнутая Джексоном Рулом вокруг своего сердца, начала рушиться. Ему стало легче смеяться и принимать похвалы за отлично выполненную работу. В глубине души ему очень хотелось верить, что он ничем не отличается от любого другого человека… Но не так-то легко закрыть глаза на реальность.

А реальность заключалась в том, что Джексон Рул — бывший заключенный — всей душой тянулся к Ребекке. С точки зрения ее отца-священника, ситуация недопустимая, и Джексон прекрасно понимал это. Вот почему его растревоженную душу все сильнее тянуло в «Приют Иисуса», обитатели которого тоже заблудились в этом мире.