Кукла на цепи - Маклин Алистер. Страница 13

– Уважаемый господин любит музыку?

Я обернулся. Дед неуверенно улыбался мне.

– Прямо-таки влюблен в музыку…

– Я тоже, я тоже… до конца…

Если учесть, что конец его был уже недалек, подобное признание звучало по меньшей мере опрометчиво. Я улыбнулся ему как один любитель музыки другому и пообещал:

– Буду думать сегодня о вас – я иду в оперу, – и кинул две монеты в банку, которая таинственным образом возникла перед моим носом.

– Уважаемый господин слишком добр…

Подозревая его в том, в чем подозревал, я подумал про себя то же самое, но милостиво улыбнулся, перешел через дорогу и кивнул портье. Благодаря какой-то тайне, известной одним лишь портье, он буквально из ничего материализовал такси. Со словами: «В аэропорт Схипхол», – я сел в машину.

Мы двинулись. Но не одни. У первого светофора, в двадцати ярдах от отеля, я глянул через заднее окошко. Такси марки «Мерседес» в желтую полосу затормозило в двух машинах от нас. Обычно оно стояло неподалеку от отеля. Но это могло быть стечением обстоятельств. Загорелся зеленый, и мы направились к Виизельстраат. То же самое сделал «Мерседес».

Я коснулся плеча шофера:

– Остановите тут, мне надо купить сигарет. Он свернул к тротуару. За ним – «Мерседес».

– Стоп! – Мы затормозили. «Мерседес» тоже. Стечения обстоятельств, понятно, бывают всякие, но это уже было смешно.

Я вылез, подошел к «Мерседесу» и открыл дверцу. За рулем сидел маленький полный мужчина в выцветшем темно-синем костюме, и выглядел он подозрительно.

– Добрый вечер. Вы свободны?

– Нет, – он смерил меня взглядом, пробуя придать себе вид лихой беззаботности, а потом нахального безразличия, но ни то ни другое не вышло.

– Так зачем же вы здесь остановились?

– А разве есть закон, запрещающий остановку, чтобы выкурить сигарету?

– Нет. Разве что вы не курите. Вам знакомо управление полиции на Марникстраат? – Внезапно угасание энтузиазма на его лице выразительно показало, что знакомо и даже слишком хорошо. – Советую вам явиться туда, спросить полковника де Графа или инспектора ван Гельдера и заявить им, что хотите предъявить иск Полю Шерману, отель «Рембрандт», номер шестьсот шестнадцать.

– Иск? – спросил он осторожно. – Какой иск?

– Скажите им, что тот забрал у вас ключи от машины и выбросил в канал, – и я тут же сопроводил свои слова действием, которое вызвало довольно приятный на слух плеск, когда ключи навсегда сгинули в глубинах Принценграхта. – Не ездите за мной, – дверца хлопнула вполне соответственно нашему разговору, но «Мерседес» сработан на совесть, так что дверца не отлетела. Устроившись в своем такси, я подождал, пока мы снова окажемся на главной улице, и остановил машину:

– Пожалуй, пойду пешком, – и расплатился.

– Как это? На Схипхол?

Когда длинное пешее путешествие ставится под сомнение, остается только снисходительно улыбнуться, подождать, пока машина пропадет из поля зрения, а потом вскочить в шестнадцатый трамвай и выйти на Дам. Белинда, в темном плаще и темном платке на золотых волосах, ждала меня на крытой трамвайной остановке и выглядела промокшей и продрогшей.

– Вы опоздали, – она и не старалась скрыть упрека.

– Никогда не следует критиковать шефов. У правящих классов всякий раз находятся кое-какие срочные дела.

Мы перешли через площадь, возвращаясь той самой дорогой, которой прошлым вечером мне пришлось идти с серым мужчиной, затем прошли мимо одного из культурных памятников Амстердама, но Белинда была не в настроении интересоваться культурой. Нынешним вечером эта обычно оживленная девушка была замкнута и сосредоточена и ее молчание не способствовало созданию дружеской атмосферы. Что-то ее угнетало, и, уже имея некоторое представление о Белинде, я догадался, что рано или поздно узнаю что. И оказался прав.

– Мы, в сущности, для вас не существуем, правда?

– Кто?

– Я, Мэгги, все те, кто на вас работают. Мы только пешки…

– Ну, сама знаешь, – ответил я примирительно. – Капитан корабля – не компания команде.

– О том и речь. Я и говорю, что мы, по сути, для вас не существуем. Мы куклы, которыми манипулируют, чтобы главный кукловод достиг цели. Любые другие куклы подошли бы не хуже…

Я ответил как можно мягче:

– Мы здесь затем, чтобы выполнить очень мерзкую и неприятную работу, и важно только достигнуть цели. Личности не играют никакой роли. Ты забываешь, что я твой начальник, Белинда. Я действительно считаю, что ты не должна так со мной говорить.

– Я буду разговаривать с вами так, как мне нравится! – разве что довольно быстрая ходьба помешала ей при этом топнуть ногой; Мэгги и не приснилось бы так меня отбрить. Но она тут же задумалась над последними своими словами и сказала уже спокойнее: – Извините. Я и правда не должна так говорить. Но как вы можете относиться к нам с таким… таким безразличием. Мы ведь тоже человеческие существа. Завтра вы могли бы пройти мимо меня по улице и даже не узнать. Вы нас не замечаете…

– Ну, что ты! Еще как замечаю! Возьмем, к примеру, тебя. – Я старался не смотреть на нее, когда мы шли рядом, хотя знал, что она внимательно наблюдает за мной. – Новичок в наркотиках. Крохотный опыт в парижском бюро. Одета в темно-синий плащ и такой же платок в мелкий белый эдельвейс, белые гольфы, удобные синие туфли, на плоском каблуке, с пряжками, рост пять футов четыре дюйма, фигура – тут не обойтись без цитаты из знаменитого американского писателя, но я воздержусь, – прекрасное лицо, платиновые волосы, похожие на шелковую пряжу, когда сквозь нее просвечивает солнце, черные брови, зеленые глаза, впечатлительна, а что всего важней, начинает разочаровываться в своем шефе из-за отсутствия в нем человеческих чувств. Да, чуть не забыл. Лак для ногтей чуть содран на среднем пальце левой руки. А также убийственная улыбка, скрашенная, если можно так сказать, чуть неровным левым передним зубом.

Какое-то время ей не хватало слов, что было вовсе не в ее характере. Она глянула на упомянутый ноготь, где лак действительно был чуть содран, после чего обернулась ко мне именно с той самой убийственной улыбкой, о которой я говорил:

– Возможно, все же это так…

– Что?

– Что вы о нас беспокоитесь.

– Конечно, так. – Теперь она начинала принимать меня за бледного рыцаря, а это могло привести к нежелательным последствиям. – Все мои сотрудницы первой категории, молодые и красивые, для меня словно дочки. Долгая пауза, потом она что-то шепнула под нос, мне показалось, очень похожее на «да, папа».

– Как ты сказала? – спросил я подозрительно.

– Ничего-ничего. Ничего…

Мы свернули на улицу, где размещалась фирма «Моргенштерн и Муггенталер». Этот мой второй визит сюда полностью подтверждал впечатление, полученное накануне вечером. Только место показалось мне еще более мрачным и грозным, мостовая и тротуар грязнее, чем прежде, сточные каналы больше забиты мусором. Даже три складчатые, крутые крыши домов словно сблизились друг с другом, а завтра в эту пору могли и вовсе сомкнуться.

Внезапно Белинда замерла и схватила меня за руку. Она глядела вверх широко открытыми глазами, туда, где здания магазинов уходили вдаль и подъемные балки четко рисовались на фоне ночного неба. Я знал, что она предчувствует недоброе, у меня самого было такое предчувствие.

– Это должно быть здесь, – прошептала она. – Я знаю, что это здесь.

– Да, это здесь, – ответил я твердо. – А что?

Она резко отдернула руку, словно услышала что-то ужасное, но я снова взял ее за кисть, сунул под локоть и прижал к себе. Она не пыталась вырываться.

– Тут так… так страшно. Что это за жуткие штуки торчат из-под крыш?

– Подъемные балки. В былые времена дома облагали податями, исходя из ширины фасада, так что практичные голландцы строили их необыкновенно узкими. Естественно, лестничные клетки были еще уже. Отсюда и эти балки для подъема массивных вещей – втягивания наверх фортепьяно, спуска вниз гробов и так далее.

– Перестаньте! – Она втянула голову в плечи и невольно вздрогнула. – Ужасное место… Эти балки… совсем как виселицы. Это место, куда люди приходят умирать.