Кукла на цепи - Маклин Алистер. Страница 15

– Что?

– Глаза… Я видела…

Мне и в голову не пришло усомниться. Возможно, воображение у нее было богатое, но она прошла достаточную выучку, чтобы не давать ему воли во время работы. Луч моего фонаря скользнул по ее глазам, на мгновенье ослепив и заставив вскинуть руку, и затем перескочил на указанное место. Ничего. Никаких глаз. Только две висящие рядом куклы качаются так легонько, что это их движение едва можно различить. А на этаже ни сквозняка, ни дуновения… Я снова стиснул ей руку и улыбнулся:

– Но, Белинда…

– Никаких «но»? – дрожащий шепот перешел в шипение. – Я их видела. Страшные, пристальные глаза. Клянусь, видела!.. Клянусь…

– Да-да, конечно, Белинда…

Судя по брошенному на меня взгляду, она подозревала, что я силюсь ее успокоить. И была права.

– Я верю тебе, Белинда. Конечно, верю…

– Так почему же вы ничего не делаете?

– Как раз собираюсь кое-что сделать. Убраться отсюда ко всем чертям. – Как ни в чем не бывало я неторопливо осмотрел помещение с помощью фонарика, а потом повернулся и взял Белинду под руку. – Для нас ничего тут нет, и мы затянули визит. Думаю, нашим натянутым нервам не помешала бы выпивка.

Она глянула на меня со смесью гнева, разочарования, недоверия и, подозреваю, с немалым облегчением. Но гнев взял верх: большинство людей впадает в гнев, когда чувствует, что им верят, только чтобы успокоить.

– Но вы говорите, что…

– Ну-ну! – я коснулся ее губ указательным пальцем. – Помолчи. Помни: шефу всегда виднее…

Для апоплексического удара она была слишком молода, однако чувства в ней прямо-таки бурлили. Не найдя слов, подходящих для ситуации, она стала спускаться по лестнице, с возмущением, сквозящим в каждом движении напряженно выпрямленной спины. Я поплелся следом, но моя спина тоже вела себя не совсем обычно: по ней бегали странные мурашки, которые утихли лишь когда за нами захлопнулась парадная дверь магазина.

Мы быстро миновали улицу, держась поодаль друг от друга; это она сохраняла дистанцию, а ее осанка давала понять, что такие вещи, как пожатие рук и стискивание плеч, на сегодня закончились. Думаю – к лучшему. Я попробовал пошутить, но она так кипела гневом, что не ухватилась за шутку.

– Не заговаривайте со мной! – И я замолк до тех пор, пока мы не добрались до первой забегаловки портового квартала, неряшливого притона с шикарным названием «Под котом с девятью хвостами». Видимо, тут когда-то бывали британские моряки. Она не была в восторге, но не сопротивлялась, когда я взял ее под руку и ввел внутрь. Это была задымленная, душная нора. Несколько моряков, недовольных вторжением двух чужаков в заведение, которое, верно, считали своей собственностью, хмуро подняли на меня глаза, но я был настроен глядеть куда более мрачно – и нас тут же оставили в покое. Мы прошли к небольшому деревянному, столу, крышки которого с незапамятных времен не касались ни мыло, ни вода.

– Мне скотч, – сказал я. – А тебе?

– Тоже.

– Ты же не пьешь виски.

– Сегодня пью.

Такое утверждение оказалось справедливым лишь отчасти. Профессиональным движением она влила в себя полстакана чистого виски и тут же стала задыхаться, кашлять и давиться так мучительно, что я усомнился: не напрасно ли исключил опасность, апоплексии? Чтобы помочь, пришлось похлопать ее по спине.

– Уберите руки, – просипела она.

Я убрал.

– Думаю, что не смогу дальше с вами работать, господин майор, – сообщила она, когда гортань снова стала управляемой.

– Жаль…

– Как же можно работать с людьми, которые мне не доверяют, которые мне не верят. Вы относитесь ко мне не только как к марионетке, но и как к ребенку…

– Вовсе нет. – И это было правдой.

– «Я верю тебе, Белинда, – передразнила она с горечью, – Конечно, верю»… Совсем вы не верите Белинде.

– Я верю Белинде. И пожалуй, даже забочусь о Белинде. Поэтому и забрал Белинду оттуда.

Она повернулась ко мне:

– Верите?.. Но почему же тогда…

– Там действительно кто-то был, за этой стойкой с куклами. Две из них слегка качались. Там кто-то был и наблюдал, желая знать, не откроем ли мы чего-нибудь. У него не было иных намерений, иначе он стрелял бы нам в спину, когда мы спускались. Но если бы я среагировал так, как ты хотела, и стал его искать, тогда он прикончил бы меня из своего укрытия прежде, чем удалось бы до него добраться. Потом пристрелил бы и тебя, чтобы не оставлять свидетеля. А сказать по правде, ты еще слишком молода, чтобы умирать. Правда, не будь там тебя, я мог бы поиграть с ним в прятки с примерно равными шансами. Но ты была там. Оружия у тебя нет. И нет никакого опыта в этих паскудных играх, в какие мы подчас играем. Ты стала бы для него прямо идеальной заложницей. Вот я и забрал оттуда Белинду. Чем плохое объяснение, а?

– Я не разбираюсь в объяснениях, – теперь в глазах у нее стояли слезы. – Знаю только, что это лучшее, что мне когда-либо доводилось слышать.

– Пустяки! – Я допил свое виски, потом – виски Белинды, и отвез ее в отель.

Минуту мы стояли в дверях, укрывшись от падающего теперь как сквозь решето дождя. Белинда почти успокоилась.

– Мне так жаль… Я была такая глупая… И грустно за вас…

– За меня?

– Теперь я понимаю, почему вы предпочли бы работать с куклами, а не с людьми. Когда умирает кукла, человек не плачет.

Ответить было нечего. Чувствовалось, что власть над этой девушкой ускользает от меня и отношения учитель-ученица становятся совсем не такими, как прежде.

– И еще одно… – Она говорила почти с радостью. Я очнулся. – Теперь я уже не буду вас бояться.

– А раньше боялась? Меня?

– Да. Правда-правда! Как сказал тот человек…

– Какой?

– По-моему, Шейлок. Помните: вонзи в меня кинжал…

– Помолчи!..

Она умолкла. Одарила меня своей убийственной улыбкой, потом неторопливо поцеловала меня, еще раз улыбнулась и вошла в отель. Стеклянные двери несколько раз качнулись и остановились. Еще немного, – подумал я мрачно, – и дисциплина полетит ко всем чертям.

Глава 5

Отойдя ярдов на триста от отеля, я поймал такси и отправился в «Рембрандт». Поглядел некоторое время из-под навеса у входа через улицу – на балаганчик. Старик был не только бессмертен, но и, вероятно, непромокаем, дождь не производил на него никакого впечатления, и ничто, кроме разве что землетрясения, не могло предотвратить его вечернего выступления. Подобно старому актеру, считающему, что представление должно состояться несмотря ни на что, он, видно, не сомневался в своих обязательствах перед публикой, и – невероятная вещь! – публика эта у него была: несколько юнцов, чья потертая одежда, по всем признакам, промокла насквозь, группка, погруженная в мистическое созерцание смертельных мук Штрауса, которому пришла очередь подвергнуться пыткам. Я вошел в отель.

– Так скоро обратно? Из Зандама? – удивление управляющего казалось вполне искренним.

– Такси, – пояснил я и отправился в бар, где, удобно устроившись в углу и медленно попивая виски, задумался о связи между быстрыми людьми и скорострельными револьверами, торговцами наркотиками, больными девушками, глазами, скрытыми за куклами, такси, следующими за мной, куда бы я ни направлялся, полицейскими, которых шантажируют, и продажными управляющими отелей, портье и бренчащими шарманками. Все это вместе взятое не давало мне ровным счетом ничего. Оставалось признать, что результаты ничтожны и – как ни неприятна сама мысль об этом – выхода нет и придется сегодня же, попозже, еще раз посетить магазин, разумеется, не уведомляя Белинду… Тут я впервые случайно глянул в находящееся передо мной зеркало. Не могу сказать, что меня толкнул какой-то инстинкт или что-нибудь в этом роде, просто уже некоторое время ноздри мне слегка щекотал запах духов, тонкий дух сандалового дерева, который мне очень нравится, вот и захотелось увидеть, от кого он исходит. Чисто старомодная дотошность.

Столик, за которым сидела девушка, был расположен сразу за моим. На столике – початый стакан спиртного, в руке девушки – развернутая газета. Когда я глянул в зеркало, она сразу опустила глаза в газету. Моя природная подозрительность тут ни при чем. Воображение тоже. Она приглядывалась ко мне. На ней был зеленый костюм, а непокорные белые волосы, в соответствии с современной модой, выглядели остриженными сумасшедшим садовником. Как видно, Амстердам полон молодых блондинок, так или иначе, привлекающих мое внимание.