Сан-Андреас - Маклин Алистер. Страница 20

— Это уж точно. Может, немного добавим в наш кофе?

— Я бы это сделал, сэр. Это может ускорить процесс разморозки.

Джемисон посмотрел на него осуждающе, встал и направился к шкафчику.

Джемисон осушил вторую чашку двойного кофе и посмотрел на Маккиннона.

— Вас что-то беспокоит, боцман?

— Да. — Маккиннон положил обе ладони на стол, как бы собираясь встать. — Движение изменилось. Несколько минут назад судно чуть-чуть пошло в бакштаг, как будто Трент сделал небольшие изменения курса, но сейчас мы чересчур сильно поворачиваем в бакштаг. Вполне возможно, что рулевое управление вновь вышло из строя.

С этими словами Маккиннон выскочил из столовой, Джемисон побежал следом за ним. Достигнув палубы, покрытой тонким слоем льда, Маккиннон ухватился за леер и остановился.

— Опять нас крутит в штопоре, — закричал он. Он вынужден быть кричать, потому что из-за штормового ветра его просто не было слышно. — Отклонение от курса на двадцать, а может быть, и на тридцать градусов. Что-то там не так.

И это действительно было так. Когда они поднялись на мостик, оба мужчины моментально замерли, а Маккиннон сказал:

— Примите мои извинения, мистер Джемисон. Дело, как мы видим, не в рулевом управлении.

Рядом со штурвалом, лицом вниз, лежал Трент. Из-за качки его швыряло из стороны в сторону. Трент дышал. В этом сомнений не было. Его грудь подымалась и медленно, ритмически опускалась. Маккиннон наклонился к нему, внимательно всмотрелся в его лицо, принюхался и выпрямился.

— Хлороформ.

Он подошёл к штурвалу и попытался вернуть «Сан-Андреас» на прежний курс.

— И это. — Джемисон наклонился, поднял упавший на пол компас и показал его Маккиннону. Стекло компаса было разбито, а стрелка согнута.

— Невидимка вновь нанес удар.

— Похоже на то, сэр.

— Вот как. Вы, кажется, даже не удивлены, боцман?

— Я видел, что компас лежит на полу. Смотреть на него не было необходимости. На борту есть и другие рулевые. А компас у нас был один.

Глава 4

— Кто бы ни был виноват в том, что произошло, он в любом случае имеет доступ к лекарствам, — произнёс Паттерсон. Он сидел вместе с Джемисоном и Маккинноном в комнате отдыха.

— Это не поможет, сэр, — сказал Маккиннон. — С десяти часов утра каждый на этом корабле, за исключением, конечно, раненых, имел доступ к лекарствам. И все побывали на территории госпиталя: кто приходил поесть, кто спал, кто отдыхал.

— Может, мы ищем не в том направлении, — выдвинул предположение Джемисон. — Зачем кому-то понадобилось разбивать компас? Ну, наверное, не для того, чтобы сбить нас с нашего курса? Скорее всего, наш Невидимка по-прежнему продолжает передавать свои позывные, и немцы точно знают, где мы находимся.

— Возможно, он пытается вызвать среди нас панику, — сказал Маккиннон.

— Возможно, надеется, что мы сбавим ход. Это вполне вероятно, если погода ухудшится, начнет штормить, а у нас не будет компаса. Наверняка поблизости находится немецкая подводная лодка, и он не хочет, чтобы мы далеко ушли. Существует и худшая возможность. Мы всё время считали, что у Невидимки есть передатчик, но вполне возможно, у него есть и приёмник. А что, если он имеет радиосвязь с Альта-фьордом или с какой-нибудь немецкой подводной лодкой или же разведывательным самолётом? Вполне возможно, что где-то поблизости находится и британский военный корабль. Конечно, немцы не заинтересованы, чтобы мы вступили с ним в контакт. Впрочем, сами мы сделать этого не в состоянии, но его радар может обнаружить нас за десять-пятнадцать миль.

— Слишком много всяких «если», «возможно», «вероятно» и тому подобное, — решительно заявил Паттерсон с видом человека, принявшего решение. — Сколько человек имеется на этом судне, боцман, на которых вы можете положиться?

— Сколько... — Маккиннон замолчал и задумался. — Ну, нас трое и Нейсбай. И медицинский персонал. Это не значит, что у меня есть какие-то особые причины им доверять, — нет у меня и причин им не доверять, но нам известно, что они все были здесь, все до единого, когда Трент подвергся нападению. Так что их следует исключить.

— Двое врачей, шесть сестер, три санитара и нас четверо. Всего пятнадцать человек, — сказал Джемисон и улыбнулся. — Значит, всех остальных можно подозревать?

Боцман позволил себе улыбнуться в ответ.

— Трудно как-то представить себе таких мальчишек, как Джонс, Макгиган и Вейланд Дей опытными шпионами. Если их не считать, то в отношении прочих я поручиться не могу. По крайней мере, я бы им свою жизнь не доверил.

— А как в отношении команды «Аргоса»? — спросил Паттерсон. — Тех, кому удалось уцелеть? Или в отношении тех, кто стал нашими гостями волею обстоятельств?

— Я понимаю, что это странно, сэр, но кто может доказать, что здесь ничего подозрительного нет? Я просто никому не доверяю. — Боцман перевёл дух. — Или, может быть, я ошибаюсь, если думаю, что вы собираетесь обыскать все каюты и вещи всех, кто находится на судне.

— Нет, не ошибаетесь, боцман.

— При всем моем уважении к вам, сэр, мы в этом случае попросту потеряем время. Любой тип, если он так опытен как наш Невидимка, не станет разбрасывать всё вокруг или, по крайней мере, оставлять свои вещи там, где они могут ассоциироваться только с ним. На судне сотни мест, где можно устроить тайники, а нас с вами опытными ищейками не назовешь. С другой стороны, лучше делать это, чем не делать ничего. Только боюсь, мистер Паттерсон, мы с вами ничего не найдем. Абсолютно ничего.

Обыск ничего не дал. Были обысканы все жилые помещения, просмотрены каждый гардероб и каждый шкаф, каждая сумка и каждый вещевой мешок, каждый укромный уголок и каждая щель, а в итоге ничего. Довольно неловкая ситуация возникла, когда капитан Андрополус — кудрявый, темнобородый и явно несдержанный человек, которому выделили одну из пустующих кают, обычно предназначенных для выздоравливающих, — стал энергично возражать и даже физически мешать обыску в своей каюте.

Маккиннону, который не знал ни слова по-гречески и в результате оказался в безвыходном положении, ничего не оставалось, как приставить свой кольт к виску капитана, после чего тот, видимо, понял, что Маккиннон действует отнюдь не ради собственного удовольствия. Капитан стал оказывать содействие и даже сопровождал боцмана, приказав всей своей команде предъявить все свои вещи для досмотра.

Два сингальских повара на госпитальном камбузе оказались более чем профессионалами, а доктор Сингх, который, похоже, был знатоком в области вин, выкатил бутылку «Бордо», которую, по всей видимости, купил в каком-нибудь шикарном ресторане, но ни яствам, ни, что странно, вину в этот вечер за обедом не воздали должное. Атмосфера была безрадостной.

Чувствовалась какая-то скованность, даже страх. Одно дело, когда вам говорят, что на борту диверсант, другое, когда обыскивают и профессионально осматривают ваши вещи, как будто вы и есть тот самый диверсант. В особенности неуютно — скорее всего, это было проделано преднамеренно — чувствовали себя члены медицинского персонала. Принадлежащее им не обыскивали, хотя официально подозрения с них сняты не были. Вполне естественно, что при таких обстоятельствах возникло раздражение.

Паттерсон не доел, отодвинул в сторону тарелку и спросил, обращаясь к доктору Сингху:

— Лейтенант Ульбрихт уже проснулся?

— Не просто проснулся, — едва скрывая раздражение, бросил доктор Сингх. — Потрясающее восстановление сил. Хотел присоединиться к нам за обедом. Я, конечно, запретил. А зачем он нужен?

— Мы с боцманом хотели бы с ним переговорить.

— Я не вижу оснований, почему бы этого не сделать, — быстро ответил доктор Сингх. — Есть только две небольшие помехи. Там сейчас сестра Моррисон, Она только что отпустила обедать сестру Марию.

Он кивнул в дальний конец стола, где обедала светловолосая широкоскулая девушка. Кроме Стефана Пржинижевского она была единственной полькой на борту. Когда узнали, что её фамилия, Щаржинская, произносится так же трудно, как и фамилия Стефана, её стали называть просто сестрой Марией.