Страх — это ключ - Маклин Алистер. Страница 41
Перебравшись на другую сторону, я быстро пошел по коридору, в котором несколько часов назад мне удалось переброситься парой слов с Кеннеди, но повернул направо, а не налево, как тогда, остановился, чтобы сориентироваться, и поспешил к широкому трапу, который, по словам Мери, вел на буровую палубу. Навстречу мне попалось несколько человек, но я шел как ни в чем не бывало. Дверь в одну из комнат была открыта — и я увидел сквозь табачный дым, что там полно народу. Явно все работы на буровой и верхней палубах были прекращены, но буровиков это не волновало — их десятидневная вахта оплачивалась с момента отъезда на буровую до возвращения на берег; меня это тоже не волновало — я направлялся именно на рабочую палубу, и прекращение работ лишь облегчало мою задачу.
Повернув за угол, я наткнулся на двух мужчин, которые, казалось, весьма горячо спорили о чем-то. Это были Вайленд и генерал. Вайленд прервал свою речь, чтобы посмотреть на меня, когда я, извинившись за толчок, пошел по коридору дальше. Уверен, что он не мог опознать меня почти на глаза натянул я зюйдвестку, поднял высокий воротник, но лучшей маскировкой стало то, что я перестал хромать. Однако, несмотря на все это, я прямо-таки спиной ощущал его буравящий взгляд, пока не свернул за угол.
Я не знал, шел ли мне на пользу этот явный спор между генералом и Вайлендом. Если генералу удалось заинтересовать Вайленда каким-либо спорным вопросом, имеющим жизненное значение для них обоих, то это шло мне на пользу; если же Вайленд спорил о чем-то, что считал ненужной задержкой, то все могло обернуться очень плохо. Если он окажется на той стороне платформы раньше меня, то последствий я даже представить себе не мог. А посему не стал думать о последствиях, а бросился бежать, не обращая внимания на редких встречных, не понимавших причины такой бешеной активности в этот хорошо оплачиваемый выходной, добежал до трапа и бросился наверх, прыгая через две ступеньки.
Мери в пластиковом дождевике с капюшоном ждала меня наверху перед закрытыми дверями. Она отшатнулась, когда я внезапно появился перед ней.
На мгновение я опустил воротник, чтобы она могла узнать меня.
— Вы?! Она внимательно посмотрела на меня. — Ваша нога... Куда делась ваша хромота?
— Я никогда не хромал. Просто колоритная деталь.
Этого оказалось достаточно, чтобы отбросить меня в сторону. В следующее мгновение мы катались по полу, нанося друг другу удары руками и ногами, царапаясь и пытаясь выколоть друг другу глаза.
Тяжелая штормовка сковывала мои движения, и хотя она несколько ослабляла его удары, но и мои удары делала слабыми. Он очень стремился превратить радиостанцию в груду обломков, мне же этого совершенно не хотелось — от нее зависело буквально все. Мы возились у стойки, и одна ножка стойки уже едва держалась.
К этому времени я уже не очень хорошо чувствовал себя. Я успел убедиться, что у этого парня простые кулаки, а не кувалды, как мне сначала показалось, но вид шатающейся стойки с радиостанцией приводил меня в отчаяние. После одного очень сильного удара по ребрам нетрудно было вскрикнуть от боли и обмякнуть. Пока он готовился ударом правой вбить меня в пол, я врезал ему коленом в пах и одновременно ребром правой ладони по незащищенной шее так сильно, как позволяла сковывавшая меня штормовка.
По всем правилам он должен был моментально вырубиться, но он этих правил, похоже, не знал. Однако я, видимо, достал его: он застонал от боли, но, в отличие от меня, не прикидывался и на некоторое время впал в прострацию. Этого мне хватило, чтобы выбраться из-под него и откатиться к двери. Я мог бы добить его, но мне совершенно не хотелось задеть при этом поврежденные ножки стойки, которые пока еще удерживали радиостанцию от падения на пол.
Парень действительно оказался крепким. Мы поднялись на ноги одновременно, хотя он и пошатывался. На мгновение мне показалось, что он потерял интерес к кулачному бою, ибо он схватил и бросил в меня тяжелый деревянный стул, но, уклонившись от него и услыхав, как стул разлетелся за моей спиной на куски, я понял, что это всего лишь тяжелая артподготовка, а штурм начнется позже. В данном случае «позже» наступило сразу же, но мне удалось увернуться от его бычьего броска и развернуться, чтобы встретить следующий удар.
Но следующего удара не последовало. Он стоял лицом ко мне, готовый оттолкнуться от стены и броситься на меня, и тут я увидел, как в дверном проеме за его спиной появилась занесенная для удара тонкая рука в белой перчатке, сжимавшая ножку стула.
Мери ударила его именно так, как я и предполагал, — нерешительный пробный ударчик ее не отключил бы и таракана, но он имел эффект электрошока. Парень дернул головой, чтобы посмотреть на новый источник опасности, я сделал два шага вперед и вложил все свои силы в удар по шее под левое ухо.
Это один из самых страшных ударов в боксе. Этот удар может сломать челюсть или шею, и так оно и случилось бы, окажись передо мной нормальный человек. Но этот был феноменально крепким парнем. Он ударился головой о стальную стену и начал падать вперед, делая отчаянную попытку схватить меня в падении за ноги и бросить на пол. Но он уже не мог координировать и рассчитывать свои движения. Я отступил на шаг, и его лицо оказалось перед моей правой ногой. Я не видел причины, почему бы не позволить своей ноге и его лицу прийти в соприкосновение, но зато видел достаточно оснований сделать это.
Он распластался на полу и затих. Я дышал так, как будто пробежал милю, а я уже давно не бегал и по сотне ярдов. Пот лил с меня ручьем, и это заставило меня достать носовой платок и обтереть лицо. Крови не было, и я чувствовал, что избежал синяков. Трудно было бы объяснить Вайленду, откуда у меня синяк или почему из носа идет кровь. Я спрятал платок и посмотрел на Мери. Ее рука, все еще державшая ножку стула, дрожала, глаза широко раскрылись, губы побледнели, а выражение на ее лице нельзя было принять за преклонение и восхищение.
— А... а ногой бить было обязательно? — дрожащим голосом спросила она.
— А чего бы вы хотели от меня? — рассвирепел я. — Чтобы я вытер кровь с его рассеченной брови? Не будьте ребенком, леди. Да он разорвал бы меня на куски и скормил барракудам, появись у него такая возможность. А сейчас просто стойте со своей дубинкой здесь и бейте его, если он очнется, но на этот раз посильнее. Да, — быстро добавил я, не желая, чтобы она посчитала меня неблагодарным, — признателен вам за то, что вы сделали.
Я повернулся и сразу нашел то, что мне было нужно. На стене на крючках висели катушки проволоки и гибкого антенного шнура. Минутой позже я спеленал «радиста», надел ему на шею удавку и привязал ее конец к шкафу.
Он может попробовать дотянуться до каких-нибудь звонков, кнопок или телефона, но бросит эту затею, когда поймет, что просто удавится. О кляпе я подумал лишь мимоходом — может, кому-то и известна золотая середина между тем, как засунуть кляп плотно и в то же время дать жертве возможность дышать, лишив ее возможности кричать, но я не относился к таким знатокам. Кроме того, под вой урагана он мог кричать до посинения все равно его никто не услышит.
Я взял уцелевший стул и сел перед радиостанцией. Это была стандартная самолетная радиостанция, и я умел пользоваться ею. Включил ее, настроился на волну, которую через Кеннеди сообщил шериф, и надел наушники. Долго ждать не пришлось: полиция установила круглосуточное дежурство в эфире. Я передал свой позывной, и через три секунды в наушниках потрещало: Полиция. Шериф Прендергаст. Слушаем вас.
Я переключил радиостанцию с ключа на микрофон:
— Докладывает машина девятнадцать. — Этот обговоренный пароль вообще-то не требовался: всем полицейским машинам графства приказали в эфир не выходить, и шериф знал, что разговаривать с ним мог только я, но в век энтузиастов радиосвязи развелось слишком много любителей перехватывать переговоры, да и возможности постоянного прослушивания организацией Вайленда полицейских переговоров я тоже не мог не учитывать.