Ущелье Разбитых Сердец - Маклин Алистер. Страница 15

— Клянусь богом, Дикин, вы заплатите мне за эти инсинуации!

— Чем же я за них заплачу? — устало произнес Дикин. — Собственной шеей? Но ведь мы о ней уже договорились. Как все чудесно получается, все вы тут намерены отдать меня в руки правосудия, а ведь среди нас находится убийца, руки которого обагрены кровью четырех человек. А, может быть, даже не четырех, а восьмидесяти четырех!

— Восьмидесяти четырех? — Фэрчайлд выпустил последний заряд своего быстро угасающего высокомерия.

— Говоря вашими же словами, губернатор, мы незнаем, случайно ли погибли три вагона с людьми, точно также, как незнаем, кто несет ответственность за массовое убийство, но наверное, один из вас восьмерых, ибо мы не исключаем Банлона и Рэфферти, хотя они здесь и не присутствуют, но, разумеется, обязаны исключить мисс Фэрчайлд. Возможно, действовал не один человек, а двое. А может быть и больше. А что касается меня, то я действительно изучал судебную медицину, хотя вы этому можете и не верить.

Помедлив, Дикин демонстративно повернулся спиной ко всей компании, облокотился на медный поручень под окном и устремил взор в сгущающиеся и насыщенные снегом сумерки.

Глава 6

Банлон остановил поезд, проверил надежность тормозов, зафиксировал их, устало протер лоб тряпкой и повернулся к Рэфферти, который стоял полуприслонившись к стенке кабины, полузакрыв глаза от крайней усталости.

— Хватит, — прохрипел Банлон.

— Да, хватит, просто умираю от усталости, — отозвался Рэфферти.

— Мы уже трупы! Пошли, найдем нашего полковника!

В это время полковник сидел у топившейся топки. Рядом с ним съежившись и теснясь поближе друг к другу, сидели губернатор, О'Брайен, Пирс и Марика. У каждого в руке находился стакан с каким-нибудь напитком.

Дикин сидел на полу в дальнем углу, дрожа от холода. В его руке, разумеется, не было никакого стакана.

Дверь на первую площадку открылась и в вагон ввалились Банлон и Рэфферти. Вместе с ними ворвалась струя холодного воздуха и снега. Они быстро прихлопнули за собой дверь. Лица их были бледные и изможденные.

С трудом подавив очередной зевок, Банлон сказал:

— Такое дело полковник: либо мы должны поспать, либо мы просто свалимся.

— Вы прекрасно потрудились, Банлон! Что касается вас, Рэфферти, то я горжусь вами. Можете лечь на мою койку, Банлон, а вы Рэфферти — на койку майора.

— Благодарю, — Банлон еще раз зевнул. — Одна деталь, полковник...

Кто-то должен все время поддерживать пар. Если этого не сделать, то вода в конденсаторах замерзнет, а до форта Гумбольдт еще далековато.

Дикин с трудом поднялся на ноги.

— Я не любитель пеших прогулок и берусь поддерживать огонь.

— Вы? — Пирс подозрительно уставился на Дикина. — Откуда вдруг такая сознательность?

— Сознательность? Меньше всего я желаю сотрудничать с любым из вас.

Но мне холодно — в этом углу здорово дует, а в кабине машиниста мне будет тепло и уютно. Кроме того, мне не хотелось бы провести здесь остаток ночи, Пирс. Чем дальше я буду от вас, тем спокойнее буду себя чувствовать. Я ведь единственный человек, которому можно доверять! Или вы забыли, что я остался единственным среди вас, на кого не падает подозрение.

Дикин повернулся и вопросительно посмотрел на Банлона, который в свою очередь глянул на полковника. После непродолжительного колебания, тот утвердительно кивнул.

— Подкидывайте дров столько, чтобы стрелка манометра оставалась между синей и красной отметками, — подсказал Банлон Дикину.

Дикин кивнул и вышел. Пирс с беспокойством проводил его взглядом и повернулся к полковнику Клэрмонту.

— Не нравится мне это! Что помешает ему отцепить паровоз и удрать? Мы же знаем, на что способен этот подонок!

— Ему помешает вот это, шериф! — Банлон взял ключ из кармана и показал его Пирсу. — Я запер тормозное колесо. Хотите взять ключ на хранение?

— Конечно хочу! — Пирс взял ключ, откинулся на спинку кресла и потянулся за стаканом. В этот момент О'Брайен поднялся с сидения и обратился к Банлону и Рэфферти:

— Я покажу вам, где можно поспать. Пошли!

Все трое вышли. Майор провел их в конец второго вагона, водворил Банлона в купе Клэрмонта, а Рэфферти — в свое собственное. Пока Рэфферти осматривался с должным почтением, О'Брайен ловко вытащил из шкафчика бутылку бурбона и поставил ее в коридоре на видном месте.

— Большое спасибо вам, сэр! — поблагодарил Рэфферти.

— Ну и прекрасно! Спокойной ночи! — майор закрыл дверь и, захватив с собой еще одну бутылку, направился обратно. Дойдя до походной кухни, он, не постучав, вошел и закрыл за собой дверь.

Карлос приветствовал его ослепительной улыбкой, а Генри — мрачным, безнадежным взглядом живого покойника.

О'Брайен поставил бутылку на крошечный кухонный столик.

— Вам это может пригодиться! Ночь предстоит очень холодная.

— Пожалуй, да, мистер О'Брайен, — Карлос широко улыбнулся и показал горячую плиту. — Зато у нас есть вот это. Самое теплое место во всем поезде.

Другим теплым местечком была, несомненно, кабина машиниста. Дикин не ощущал холода: лицо его блестело от пота, когда он подкидывал дрова в огонь.

Забросив последнюю порцию, он выпрямился и взглянув на циферблат манометра, удовлетворенно кивнул и прикрыл топку. Затем снял с крючка один из фонарей и отправился с ним в тендер, который еще был заполнен дровами на две трети. Он поставил фонарь на пол и принялся перекладывать дрова с правой стороны на левую. Пятнадцать минут спустя лицо его не просто блестело от пота — пот лил с его тела ручьями. Он устало выпрямился, вернулся в кабину и посмотрел на манометр. Стрелка приближалась к синей отметке. Дикин открыл дверцу топки, помешал головешки, подбросил еще дров в жаркую печь и даже не взглянув снова на манометр, вернулся к изнурительной работе на тендере.

Он перебросил более двадцати охапок дров, потом внезапно прекратил работу и стал внимательно вглядываться в оставшуюся груду дров. Затем отбросил еще несколько поленьев и снова взял в руки фонарь. Он медленно опустился на колени и его, обычно безразличное, лицо озарила горькая печаль и гнев.

Два человека, лежавшие бок-о-бок, были несомненно мертвы и буквально превратились в ледяные статуи. Дикин сбросил еще несколько поленьев, освободив их тела до пояса. У обоих на голове зияли страшные раны, на обоих была форма офицеров американской кавалерии, на одном — капитана, на другом — лейтенанта. Сомнений не было: это были два офицера, которых безуспешно разыскивал полковник Клэрмонт — Оукленд и Ньювелл.

Дикин выпрямился, передохнул, а затем стал быстро укладывать дрова в том виде, в каком их обнаружил. Из-за усталости, которая теперь граничила с изнеможением, он потратил на это вдвое больше времени, чем на разборку.

Покончив с этим страшным делом, он опять проверил показания стрелки манометра и обнаружил, что она далеко ниже синей линии. Открыв топку он убедился, что головешки уже догорают. Преодолевая усталость, он снова стал загружать топку дровами, пока не забил ее до отказа, затем поднял воротник, надвинул на лоб шапку и спрыгнул с подножки в белую мглу, которая уже переходила в буран.

Дойдя до конца второго вагона, он остановился и прислушался, после чего осторожно выглянул из-за угла вагона.

На передней площадке третьего вагона, там, где хранились провизия и боеприпасы, на подножке сидел человек и пил прямо из горлышка бутылки.

Дикин без труда узнал в нем Генри.

Дикин прижался к стенке вагона и осторожно перешел к задней площадке третьего вагона. Словно на посту, тут стоял еще один человек. Хотя на лице его на этот раз не было улыбки, ошибиться было невозможно — Дикин видел перед собой черное и круглое, как луна, лицо Карлоса.

Повторив свой обходной маневр, Дикин пробежал к задней площадке первого вагона с лошадьми. Он забрался в вагон и закрыл за собой дверь.