Ночной дозор - Маклин Алистер. Страница 48
— Я заметила, ты прихрамываешь. В чем дело?
— Ударился о гору, больше ничего.
— Это я уже слышала. Дай-ка я взгляну.
— Незачем, — раздраженно сказал он. — Я уже сам все осмотрел. И хватит нянчиться со мной.
— Я хочу помочь тебе, — не отступала Сабрина. — Я ведь лучше разбираюсь в этих вещах, согласен?
— Да, лучше. Но я и сам могу обработать свои раны.
Он метнулся в ванную, хлопнув за собой дверью.
В отчаянии она всплеснула руками, но не успела опуститься на кушетку, как раздался громкий, полный муки крик, который заставил ее броситься к двери ванной и распахнуть ее. Грэхем сидел на крышке унитаза с закатанными до лодыжек джинсами, сжимая руками ногу на несколько дюймов выше пропитанной кровью повязки.
— Что случилось? — с волнением спросила она.
— Я закатывал джинсы и сдвинул повязку. Господи, здесь открытая рана.
— Разрежь бинт и намочи повязку под душем.
Она взяла с подоконника ножницы.
— Вот возьми. А новую одежду я положу на подоконник, хоть ты, конечно, и не любишь, чтобы с тобой нянчились.
Он улыбнулся, но промолчал. Она закрыла за собой дверь и включила радио. Поймав «Голос Америки», она легла на кровать и закрыла глаза.
Через несколько минут из ванной вышел Грэхем в белой майке и голубых шортах и, вытирая полотенцем мокрые волосы, посмотрел на Сабрину сверху вниз, гадая, спит она или нет.
— Ты снял повязку? — спросила она, не открывая глаз.
— Да, — ответил он, садясь на кровать.
Она спустила ноги на пол и достала из своего чемодана голубую брезентовую сумку. Это был стандартный набор ЮНАКО для оказания первой помощи, который перед каждым выходом на задание оперативник должен взять со склада. Она встала перед ним на колени и чуть-чуть повернула ногу, чтобы лучше взглянуть на рану. Рана была рваная и пересекала колено по диагонали.
— Ну как, буду жить? — спросил он, вешая полотенце на шею.
— Пока да.
Она открыла брезентовую сумку и вытащила пузырек с дезинфицирующей жидкостью, тампон и бинт.
— Готовься, будет сильно щипать, — предупредила она, смачивая дезинфицирующей жидкостью тампон.
— Ладно, — сказал он и поморщился, когда она приложила тампон к ране.
— Останется шрам, имей в виду.
— Многие люди коллекционируют фотографии о тех странах, где они побывали. А я коллекционирую шрамы.
Пожалуй, она впервые видела его таким мягким, сейчас его настроение было абсолютно противоположным тому, с каким он кинулся в душ. Загадка ЮНАКО! Она мысленно улыбнулась, перевязала колено бинтом, скрепила повязку булавкой и положила аптечку в чемодан. Подняв глаза, она с удивлением обнаружила, что он смотрит в зеркало. Грэхем ненавидел зеркала, считал, что они разжигают тщеславие. Что с ним?
Он поймал ее взгляд.
— Шрамы будоражат память. И больше всего вспоминается Вьетнам.
Сабрину охватило волнение. Грэхем ни одному человеку в ЮНАКО не рассказывал о своей службе во Вьетнаме. Это было его табу, как однажды сказал Витлок.
— Вот этот, маленький, положил конец моей футбольной карьере, — сказал он, проводя пальцем по светлому шраму на правом плече.
— Что произошло? — спросила она.
Он сел на кровать и сцепил руки.
— Взрыв гранаты. Три месяца не мог шевельнуть рукой. Никогда в жизни я не испытывал большего унижения. Каждый день меня одевали, подавали мне еду. Господи, даже помочиться я не мог без помощи санитара. И вот однажды наглый юнец, только что вышедший из медучилища, заявил, что мол, рука никогда не будет действовать. Я и взвился, не допущу, черт возьми, чтобы... байстрючонок оказался прав. Я взялся за физиотерапию и через семь месяцев меня направили в Таиланд инструктором по подготовке наемников. Но до сих пор завести руку за спину я не в силах.
Грэхем вытянул правую руку перед собой и тщетно попытался завести ее назад.
— Настало время прощаться с футболом. Я не силен в футбольной терминологии, но понял, что с футболом покончено. Так, в девятнадцать лет моя мечта стать Даном Марино или Джимом Макмахоном развеялась.
— Это футболисты? — неуверенно спросила она.
— Два лучших защитника.
— Я не разбираюсь в футболе, — сказала она, виновато улыбаясь. — И ни разу в жизни не была на матче.
— Ни разу? — удивился он.
Она кивнула:
— Ближе всего я была к стадиону, когда встречалась с одним парнем, он был фанатом вроде тебя и все время уговаривал меня пойти с ним на стадион, но мне это было неинтересно.
— Я не упрекаю ни тебя, ни его за то, что он звал тебя на стадион. Ты не хочешь, чтобы видели, как ты болеешь за «Ракет».
Она рассмеялась.
— Футбол — ваша стихия. Он говорил мне примерно то же самое, но про «Гигантов».
— Ты можешь отделаться от кого угодно, — сказал он, улыбнувшись, и встал, подавляя зевоту. — Скоро день, и, пожалуй, пора бы поспать.
Она тоже зевнула:
— Да, подумать только, завтра в это время мы будем уже дома.
— Ну, тут все зависит от Сергея, разве не так?
— Да, так.
— До завтра.
Он пошел к своему ложу и начал разбирать постель.
— Угу, — пробормотала она и отправилась в ванную.
Глава 12
— Похуже ты ничего не мог достать, Сергей? — презрительно спросил Витлок, медленно обходя побитый фургон, припаркованный у отеля. — Да тебя тут же арестовали бы, если бы ты выехал на нем на улицы Нью-Йорка. Что за прихоть?
— Не прихоть, просто я нанял бедного favelado [32], чтобы он довез меня до Шредера. Мы же не можем прикатить на сверкающем «хертце», правда? Вчера ночью я купил фургон за сто долларов. Это как раз то, что нам нужно.
— Да никто никогда не примет меня за favelado! И одет я по-другому.
— Кое-какую одежду ты найдешь на заднем сиденье. Я уверен, она придется тебе впору.
Витлок открыл заднюю дверцу и залез в микроавтобус. Через мгновение он выскочил с искаженным от ужаса лицом.
— Сергей, от нее воняет!
— А как же! Я купил ее сегодня утром у бродяги рядом со своей гостиницей. Ты должен смириться, К.В., это единственный способ одурачить Шредера.
— Прекрасно, я куплю Что-нибудь в «Сэконд хэнд».
Колчинский отрицательно покачал головой.
— Сергей, я не надену эти лохмотья! В них, возможно, вши, блохи и еще черт знает какие паразиты. А что касается вони...
— Я не могу заставить тебя. Придется отказаться от этого плана. Пошли поднимем Михаила и Сабрину, может, они придумают что-нибудь получше.
— Ты отказываешься от своего плана из-за такого пустяка?
— Это не пустяк, К.В.! Тойсген наверняка нанял бы favelado, а не лощеного таксиста. Если бы ты приехал и от тебя пахло, как от Пако Рабаца, охрана вмиг взяла бы тебя на заметку и доложила бы Шредеру.
— Ладно, надену, — недовольно пробурчал Витлок и снова залез в фургон.
Колчинский улыбнулся про себя и сел на переднее сиденье. Витлок надел вонючую рубаху, потертый фланелевый пиджак и изношенные коричневые туфли, захлопнул дверь заднего отделения и сел рядом с Колчинским на место водителя.
— Теперь я знаю, что значит входить в образ, — пошутил он ворчливо с выражением гадливости на лице.
Колчинский опустил окно и решил не вводить Витлока в курс дела, сомневаясь, что он оценит это по достоинству.
— Надеюсь, ты знаешь дорогу? — спросил Витлок, включая стартер.
— Я ездил туда сегодня утром.
Колчинский вытащил карту и разложил ее на коленях.
— Поворот на авениде Ниемейер.
— Езжай. Я покажу.
Через двадцать минут они были на повороте.
— По дороге, в миле отсюда, есть заброшенное кафе, — сказал Колчинский, нарушив продолжительное молчание. — Оттуда я позвоню Драго.
Витлок переключил скорость, когда дорога пошла под уклон, и пропустил идущие за ним машины. У кафе Колчинский вылез из машины и подошел к желтой телефонной будке. Он бросил жетон и набрал номер.
— Данаэ. Bon dia, доброе утро, — раздался женский приветливый голос.
32
Житель фавелы (порт.).