На Планете Исполнившихся Желаний - Максименко Нинель. Страница 10

– Вот такие же часы, – сказал Гошка.

– Эти показывают не правильное время. Гошка в растерянности оглядел комнату.

– А что же мне с собой брать? Собираться, как в пионерлагерь?

– Какие глупости! – сказал Гошка № 2. – Там вещи все точно такие же, как здесь. Ничего тебе не нужно брать.

– Ну, а Пирата можно взять? Или он там тоже будет?

– Да будет, только… – Гошка № 2 не договорил, что «только», потому что пять минут уже истекли. Он схватил Гошку за руку, подтащил его к телевизору и сказал:

– Ну лезь! Ни пуха ни пера! А я здесь пока вместо тебя побуду.

Гошка с сомнением дотронулся до экрана телевизора, но экран оказался не экраном. Вместо него был плотный серый воздух, как туман, но только такой плотный, что Гошка чувствовал, когда дотронулся до него рукой, что он немного отодвинулся, как надутый резиновый шар.

Гошка сложил руки рыбкой и просунул их в экран, потом осторожно просунул голову, а Гошка № 2 схватил его за ноги, и Гошка полетел во что-то мягкое и теплое и, не успев удивиться, очутился на диване.

Гошка огляделся и увидел, что все па своем месте, и, значит, он у себя дома, и все это, видно, ему приснилось. Тут он вздрогнул от громкого лая Пирата. Гошка повернулся… Вместо Пирата на ковре сидела огромная овчарка, которая недружелюбно лаяла на Гошку. Не успел Гошка удивиться второй раз, как в комнату вошла мать Лены Плясули и сказала:

– Ай-яй-яй! Мы еще валяемся на диване, мы еще не одеты! Мы так мечтали попасть в новый цирк, а до сих пор еще не помыли мордашку. Ну-ка, детусенька, умывайся, собирайся, а я пока закажу такси.

Только было Гошка открыл рот, чтобы высказаться насчет того, что, во-первых, у него не мордашка, а лицо, и что он не детусенька, как в комнату вошел толстый дядька в шуршащей куртке па «молнии», тот, что живет во втором подъезде и всегда приезжает домой на роскошном «ЗИМе» с белыми занавесочками.

– Ну, Егор, как тебе Рекс? Ничего собака, а! – И шуршавший дядька потрепал по загривку Рекса, а Рекс при этом чуть не цапнул его за руку.

– На что мне сдался этот Рекс, когда у меня есть свой Пират! – обиженно сказал Гошка.

– Ну, сын, я тебя не понимаю, – сказал шуршащий дядька, – ты так мечтал об овчарке. Вот я тебе и купил овчарку, а ты недоволен, просто не понимаю…

– Правильно, мечтал об овчарке, но это было, пока не было Пирата, а теперь мне не нужна никакая овчарка, хоть сто овчарок, хоть все с медалями, не нужны они мне. Где мой Пират?

– Ничего не понимаю, – сказал шуршащий дядька. – Ну ладно, потом разберемся, а сейчас давай живо собирайся.

Гошка тоже решил, что разберется после, а пока что не надо терять возможности попасть в новый цирк. Он быстро умылся и оделся, причесал перед зеркалом волосы, и тут как раз в дверь позвонили. Гошка открыл.

– Такси вызывали?

– Идем, идем. Ах, какие мы бяки, заставили вас подниматься!

И из комнаты выпорхнула мама Лены Плясули в пальто, а за ней вышел шуршащий дядька, но Гошка решил ничему не удивляться. И они все четверо спустились по лестнице.

Перед подъездом стоял роскошный черный «ЗИМ» с белыми занавесочками, а впереди над ветровыми стеклами на матовом экранчике огромными светящимися буквами было написано «ТАКСИ». Буквы были разноцветные, сверкали, переливались, как иллюминация на телеграфе в праздничный день. Шофер открыл дверцу, мама Лены Плясули сказала: «В новый цирк!»

И вот тут уж Гошка удивился.

Только они выехали из своего переулка и, вместо того чтобы попасть на Полянку, вдруг попали на какой-то мост, и Гошка даже привстал на сиденье: на концах моста такие красивые вздыбленные копи и их еле сдерживают какие-то силачи. Проехав мост, они покатили по улице, которая была как зеленый туннель: над их головами сплелись ветки огромных зеленых каштанов. На длинной узкой площади стояла какая-то пушка.

Шофер, потянув носом воздух, сказал: «Обожаю запах моря».

И тут они подъехали к новому цирку на проспекте Вернадского. На здании цирка мигали, крутились и прыгали огни, и так же все крутилось и прыгало в Гошкиной голове.

– А как же завтра я встану в школу? – спросил он, не обращаясь ни к кому в отдельности.

– Велика важность, – ответила мама Лены Плясули, – так не пойдешь в школу. Подумаешь, пропустишь один раз, находишься еще.

«Ага, – воскликнул про себя Гошка, – это уже начинает мне нравиться! Вроде не соврал тот малый, что это Планета Исполнившихся Желаний: и в цирк взяли, и в школу завтра не пойду. Только вот вовсе уж никогда у меня не было желания, чтобы вместо моей мамы у меня была мама Лены Плясули…»

И тут Гошка вспомнил сегодняшний вечер: там, на его, на настоящей Земле. Вспомнил, как он закричал, что, конечно, мама – это не родная ему мама, а родная мама обязательно взяла бы его в цирк.

Неужели эта самая «детусенька» и есть его мама? Да нет! Быть этого не может! И не хочет он ни за что этой мамы, и цирк ему тогда не нужен, и не хочет он этого чужого дядьку в папы, и не хочет он этого дурацкого Рекса, даром хоть и овчарка.

Гошка вспомнил своего ласкового, преданного Пирата, вспомнил, как он всегда пристально смотрит Гошке в глаза, пытаясь угадать Гошкины желания, а над глазами у Пирата такие смешные рыженькие пятнышки. Когда он вскидывает глаза па Гошку, эти пятнышки двигаются. Гошка вспомнил все это, и у него сжалось сердце от тоски.

Шуршащий дядька уже шел от кассы, помахивая в воздухе билетами, и они втроем прошли в фойе цирка.

Гошка вошел и остолбенел. Такого он не ожидал даже и в новом цирке! Прямо посреди фойе огромная карусель, немного дальше – «чертово колесо», точно такое, как в парке культуры; под ногами шуршали тысячи бумажек от конфет и оберток от мороженого. Малыши надрывались в упражнениях на свистульках, а некоторые на «уди-уди»; над самым ухом с треском лопались воздушные шары, вдобавок к этому кричали мороженщицы и кричали малыши. Гошка совсем потерял голову. А тут еще какой-то нахальный дошкольник со всего маху врезался в него на автомобиле.

«Ну и ну!» – только и мог подумать Гошка.

Расталкивая толпу локтями, к нему спешила, улыбаясь, мама Лены Плясули. В руках у нее было столько эскимо, что Гошка решил, что ей можно выступать в цирке жонглером.

Гошка поедал эскимо за эскимо, прокатился на карусели в ожидании начала представления, но настоящей радости почему-то не было.

Вот прозвенел звонок, все кинулись занимать свои места. И тут вдруг совсем рядом с собой он увидал свою собственную маму. Она обнимала за плечи какую-то препротивную толстую девчонку с тоненькой крысиной косичкой и огромным белым бантом. Девчонка ревела как корова, а его, Гошкина, родная мама так ласково утешала эту толстую плаксу!

Гошка как сумасшедший бросился к маме.

– Мама, мамочка! Прости меня! – закричал Гошка срывающимся голосом и вцепился в мамино платье.

Но его собственная, его родная мама подняла на него недоуменный взгляд и родным маминым голосом произнесла ужасные слова:

– Что с тобой, мальчик?

Тут к ним протиснулась мама Лены Плясули и, взяв Гошку за руку, стала извиняться перед его мамой:

– Ах, извините, пожалуйста, гражданочка! Знаете.., наши детки… Такая перегрузка в школе… Учителя совсем не понимают, что ото же дети… Мой муж и то не может решить задачки, которые им задают…

– Конечно, конечно, – сказала Гошкина мама, – и потом, может быть, он объелся мороженым.

Противная толстая плакса перестала плакать и нахально схватила его, Гошкину, маму за руку, и они удалились, а плакса несколько раз оборачивалась и показывала Гошке язык.

Нет, конечно, не могло быть никаких сомнений. Это никакой не двойник, это его собственная мама. Разве Гошка не знает ее розового платья? А родинка на левой щеке! Да при чем вообще тут платье и родинка? Разве он не узнает маминых глаз, разве он спутает с чем-нибудь мамин волшебный запах и прикосновение ее теплой руки!

А эта плакса завладела его мамой, и откуда она только взялась! Но мама, мама! Его родная мама! Как она могла не узнать его, хоть и на другой планете, хоть здесь все так перепутано!