Шёлковый шнурок - Малик Владимир Кириллович. Страница 15
— Спасибо, батько. — Арсен спрятал кошелёк в карман. — Думаю, и вправду пригодятся…
— Ну, а теперь прощай! И пусть не споткнётся твой конь на далёкой и трудной дороге! — Полковник обнял казака, поцеловал в щеку, потом быстро оттолкнул от себя, будто оторвал от сердца, и строго, чтобы скрыть печаль, сказал: — Садись — и айда! В путь!
4
Разыскать во Львове Спыхальского оказалось нетрудно. Поскольку Арсен прибыл ко дворцу Яблоновского вечером и на подворье, кроме часовых, уже не было никого, он обратился с расспросами к пожилому жолнеру, стоявшему с напарником у ворот.
— Пана Мартына Спыхальского? — переспросил жолнер. — А как же, знаю!
— Где его найти?
— Так пускай пан приходит сюда завтра пораньше…
— Сегодня нужно.
— Ну, если у пана найдётся лишний злотый…
— Найдётся.
— О, тогда, мосьпане, другое дело! — обрадовался жолнер и подмигнул своему напарнику, прислонившемуся к воротам: — Слышишь, Яцек, ты побудь пока один, а я провожу пана. Тутай недалеко… Пошли, пан!
Они завернули за угол и нырнули в густую тьму. Шли недолго.
— Тутай! — оповестил жолнер, показывая на мрачный домишко, притаившийся, словно гриб, под высокими безлистыми деревьями. — Я сейчас позову…
— Нет, не нужно, — остановил его Арсен. Протянул монету. — Благодарю. Я сам.
Жолнер поднёс монету к глазам, повертел в пальцах, даже понюхал зачем-то и, убедившись, что это настоящий злотый, быстро ушёл.
Арсен приблизился к освещённому окну, постоял немного, чтобы справиться с невольным волнением, которое внезапно охватило его, а потом тихонько постучал в стекло. Просто не верилось, что сейчас откроется дверь и он сможет обнять пана Мартына.
Дверь не открылась. Зато большая мужская рука приподняла занавеску, и к стеклу придвинулось усатое лицо с вытаращенными глазами. Это был Спыхальский.
— Кто там? — послышался его зычный голос.
— Пан Анджей Комарницкий.
— Кто?.. Что за глупые шутки, пан? — Спыхальский продолжал всматриваться в тьму за окном, пытаясь разглядеть незнакомца. На его лице застыло выражение растерянности. — Ещё раз спрашиваю: кто тутай?
Арсен засмеялся. Он не хотел громко называть своё настоящее имя.
— Не узнаешь, пан Мартын? Вот как! А совсем недавно клялся, что до смерти не забудешь друга!
Спыхальский тихо охнул. Занавеска опустилась.
Через мгновение хлопнула дверь — и он вихрем вылетел во двор.
— Холера ясная! Голуба! Неужто ты, Ар…
— Т-с-с-с! — Арсен зажал ему рот. — Я ж говорю — пан Анджей Комарницкий. Ну что — узнал?
Спыхальский фыркнул, как кот, и, захохотав, сграбастал Арсена своими ручищами.
— Узнал! Сразу узнал! Ей-богу! Только сам себе не поверил. Откуда? Какими ветрами? Заходи…
Они вошли в просторную, но неуютную комнату. Одного взгляда для Арсена было достаточно, чтобы понять — пан Мартын ведёт холостяцкую жизнь. Всюду — неимоверный беспорядок. Одежда висит просто на гвоздях, валяется, разбросанная, на стульях, даже на полу. Кровать не убиралась, пожалуй, недели две. На столе — грязная тарелка с куриными косточками, краюха черствого хлеба, надрезанная луковица…
Небольшая сальная свеча давала мало света, зато копоти — с излишком.
Спыхальский убрал тарелку, рукавом смахнул крошки со стола, швырнул на кровать какую-то тряпку, подвинул ногой табурет гостю.
— Садись! — Сам он примостился напротив, рассматривая товарища. — Рассказывай! А то у меня совсем мало времени.
— Ты торопишься?
— С третьими петухами должен ехать в Варшаву.
— Так это чудесно! Я тоже — в Варшаву… Значит, у нас будет время поговорить.
— Правда, чудесно! — обрадовался Спыхальский, но сразу же стал серьёзным. — Арсен, ты-то зачем туда едешь?
— Через стену не слышно? — повёл глазами Арсен. — Соседей у тебя нет?
— Когда-то был один, да сгинул… Наш общий знакомый — полковник Яненченко.
— Где же он?
— Тогда ещё… — Спыхальский сделал многозначительную паузу. — Расстреляли… По приговору военного суда…
Арсен помолчал. Напоминание о Яненченко вдруг вызвало в памяти Дубовую Балку, пожарище, похищение Златки и Стёхи… Затем он поведал Спыхальскому о своих скитаниях и мытарствах.
— Однако ты так и не сказал, какая беда гонит тебя в Варшаву. Или это тайна? — спросил поляк. — Если так, то не говори…
— Не обижайся, пан Мартын. У меня от тебя тайн нет и не может быть, ибо мы с тобой съели не один пуд соли, дружище. Еду я к самому королю… — И Арсен рассказал о причине своего путешествия. — Вот почему не хочу, чтобы здесь знали моё настоящее имя. И не только из-за того, что кое-кто из вельможного панства сделает все, лишь бы не допустить казака к королю… Во Львове и Варшаве наверняка есть султанские лазутчики. А дело моё совершенно тайное, как сам понимаешь…
— Понимаю, — согласился Спыхальский. — Ты решил правильно, и я помогу тебе!
— Я верил в это, вот и завернул к тебе во Львов, не поехал сразу в Варшаву.
— Твоё счастье, что прибыл сегодня. Если б опоздал — так мы и не встретились бы, холера ясная!
— А тебя что заставляет ехать в Варшаву?
— Не меня одного. Коронный гетман воеводства Русского Станислав Яблоновский едет на вальный, то есть всеобщий сейм. Я вместе со свитой должен сопровождать его. Завтра утром выступаем… Ты поедешь с нами!
— Как к этому отнесётся твой хозяин? Вдруг будет против?
— Хозяин, разрази его гром! — воскликнул Спыхальский. — Ты правильно сказал — мой хозяин! Должен сознаться: твой лучший друг, урождённый шляхтич Мартын Спыхальский, стал мальчишкой на побегушках у владетельного пана Яблоновского, сто чертей ему в печёнку!
— Так оставь его!
— Ишь ты! Легко сказать — оставь! А что есть буду? Крымчаки спалили мой дом, разграбили все, что было, — хотя, правду говоря, было-то всего не очень-то густо, — и пустили по миру нищим. Теперь я гол как сокол… Вот и вынужден за кусок хлеба и за жильё служить у Яблоновского, как простой холоп. Что прикажет, то и делаю, куда пошлёт, туда и еду… Надеюсь собрать немного деньжат, плюнуть на все и податься в свой Круглик — поставить домишко, жениться и зажить спокойно…
— Чем жить будешь?
— Видишь ли, у меня там осталось несколько моргов земли — ханские конники не сумели захватить с собой. Буду пахать, сеять…
— Дело хорошее. Зачем мешкать? Достатков у тебя здесь немного. На коня — и ты в Круглике!
— Э-э, брат, не зря говорится: нанялся — продался! Залез в долги — нужно отрабатывать. К тому же поговаривают, что на этом сейме Яблоновского могут выбрать королём вместо Яна Собеского. Может, тогда и я пойду вверх? — Он горько усмехнулся.
— О, тут что-то новое! — удивился Арсен. — С чего бы?
Спыхальский оглянулся, будто его могли подслушать, и заговорщически прошептал:
— Тебе одному открою тайну… Но, смотри, никому — ни гугу! А то пан Станислав скор на расправу, черт бы его забрал! Его лайдаки [40] прихватят в тёмном месте, пырнут ножищем в бок — и поминай раба божьего Мартына…
— Меня-то ты знаешь, пан Мартын!
— Ну, слушай… Запутался я тутай, как перепёлка в силке! Даже сон потерял. А засну — и во сне покоя нет, холера ясная!..
— Говори толком! Что с тобою стряслось?
Спыхальский, ещё раз оглянувшись, наклонился к самому уху Арсена.
— Ты про французскую и австрийскую партии среди нашего шляхетства что-нибудь слыхал?
— Немного слышал.
— Ну так вот, пан Яблоновский — фаворит королевы, этой блудницы, которую, однако, безумно любит король, — всегда был сторонником австрийской партии и короля… Может, для того, чтобы усыпить бдительность его ясновельможности, который у себя под носом не видит, что королева заводит шуры-муры с его коронным гетманом… И вот неожиданно я стал свидетелем и соучастником измены пана Станислава…
— Как же это случилось?
— С некоторых пор во Львов зачастил посланец великого подскарбия [41] сенатора Морштына, главы французской партии… Я бы и понятия об этом не имел, если бы однажды меня не позвал к себе пан Станислав и не сказал: «Пан Мартын, ты преданный мне человек…» «Безусловно, глубокочтимый пан», — ответил я. «Не мог бы ты, пан Мартын, оказать мне очень важную услугу?» — «Какую?» — спросил я. «Отвези в Варшаву письмо… Но такое, которое может лишить меня воеводства, а тебя — головы!» И тут, вместо того чтобы отказаться, как подсказывал здравый смысл, я, как последний дурень, брякнул: «С радостью, глубокочтимый пан!» Ты слышишь — «с радостью»?! Чтоб мне провалиться при этом слове! Так и началось… Не успел я вернуться из Варшавы, где тайно пробрался к проклятому предателю Морштыну, как пришлось ехать снова. И знаешь, что мне стало ясно?
40
Лайдак (укр.) — бездельник, мерзавец.
41
Великий подскарбий (польск.) — главный казначей.