Братство Конца - Малинин Евгений Николаевич. Страница 71

Она, удостоверившись, что я двинулся в ее сторону, начала медленно отступать за кусты, слегка приседая, словно желая укрыться за этой низкой порослью. Я миновал Душегуба и прибавил шагу, но Кина повернулась и быстро зашагала прочь.

Так мы и уходили все дальше от лагеря, в сторону тумана, густеющего в недалекой низине.

Постепенно фигурка королевы начала расплываться и таять в туманном облаке, плотные, почти осязаемые клочья утренней взвеси закрывали от меня облик королевы, но теперь я вполне отчетливо слышал ее легкое дыхание, так что потеряться она не могла. Наконец она совсем исчезла. Я еще прибавил шагу и неожиданно со всего размаху налетел на поваленный ствол дерева. Зашипев от боли и потирая разбитое колено, я присел на остановивший меня ствол, и тут же совсем рядом со мной раздался нежный голосок:

– Ушибся?.. А зачем бежал за мной?

Я хотел напомнить, что она сама меня позвала, но промолчал, боясь услышать, что меня совсем и не звали.

– Что молчишь? – снова раздался голос.

– Просто не знаю, что сказать, – ответил я, и мой голос предательски дрогнул, как у мальчишки, впервые удостоенного свидания с предметом своей первой любви.

– Как жалко! – разочарованно протянул голосок. – А я думала, что ты мне что-нибудь расскажешь…

– А что бы ты хотела услышать? – в свою очередь спросил я.

– Сказку… – тут же донеслось из тумана.

Это короткое слово подействовало на меня, как разряд тока. «Сказку!» Ведь Гвала меня предупреждал, что сказки очень любит Ушастая Выпь! И как просто она меня выманила из лагеря! Так, может быть, я уже нахожусь внутри ее дыхания и меня вот-вот начнут растворять! А я к тому же и без своего посоха!

Пока эти панические мысли мелькали в моей головушке, пальцы правой руки сами собой сложились в замысловатую фигуру и рука начертала некий символ. В то же мгновение над моей головой сначала словно бы нехотя прошло слабое движение воздуха, а затем подул самый настоящий ветерок. Левой рукой я, уже довольно осмысленно, уточнил сотканное заклинание, и ветерок рванул сильнее, закручивая окутывавший меня туман в плотные жгуты и унося его прочь.

Через пару секунд от тумана не осталось и следа. Оказалось, что поваленное дерево, на котором я с таким комфортом устроился, лежит на самом краю довольно противного болота, верхушкой погруженное в трясину. Из болота, буквально в двух шагах от меня, высовывается совершенно мерзейшая харя, покрытая бурым щетинистым волосом и украшенная целым набором бородавок и бородавочных наростов. Три немигающих глаза с холодным, брезгливым любопытством разглядывали мою персону, словно определяя степень моей калорийности. Пасть, вытянутая вперед трубочкой и полностью лишенная зубов, то и дело пропускала между плотно сжатыми мясистыми губами тонкий, ярко-красный лоскут языка. Судя по размерам этой хари, само чудище, отмокавшее в болоте, было раза в четыре выше меня и настолько же толще.

Я уже не сомневался, что вижу перед собой пресловутую Выпь, причем Выпь именно Ушастую. Рассматривавшая меня харя с гордостью демонстрировала сразу четыре уха, два из которых, покрытых все той же шерстью, свисали вдоль милой мордашки наподобие ушей спаниеля и пропадали под болотной жижей, а два других, напоминавших голые хрящеватые перепонки, стояли на макушке твари торчком, словно у овчарки.

Едва рассмотрев эту омерзительную тварь, я непроизвольно поинтересовался:

– Вы, должно быть, отлично слышите? – вежливо поинтересовался я.

– Вижу я тоже неплохо… – не открывая пасти, ответило чудовище, и голосок ее зазвучал уже совсем не ласково. Ее недопустимо хамский тон мне очень не понравился.

– Только не надо дышать в мою сторону, я не люблю дурной запах изо рта, – немедленно схамил я в ответ. Поднятый мной ветерок добросовестно продолжал овевать мое чело и относить возможный смрад в сторону болота.

– Так что насчет сказки? – поинтересовался болотный монстр, полностью игнорируя мое хамство. – Знаешь, если твоя сказка мне понравится, я укажу тебе дорогу через мое болото и возьму из твоей компании только ту девчушку, за которой ты так резво гнался. Несмотря на свою приятную внешность, она полностью лишена и души и разума и не должна представлять для тебя серьезную ценность… Ты же, как я понимаю, главный в той шайке, что расположилась в лесочке?

– А если сказка тебе не понравится? – спросил я, одновременно пытаясь припомнить хотя бы одну из прочитанных в далеком детстве сказок.

– А если не понравится, то сначала я съем тебя, а потом остальных твоих спутников, – безыскусно констатировала тварюга.

– Я смотрю, и на пищеварение ты не жалуешься, – снова попытался я вывести из себя хозяйку грязных болот.

– А чего на него жаловаться, когда его нет. Я ж пищу употребляю в уже переваренном состоянии.

– Какой интересный метаболизм! – преувеличенно восхитился я. А вот этого слова Ушастая Выпь не знала и очень этому обстоятельству удивилась:

– Чего сказал?.. Кто интересный? – Ее верхний глаз оставил в покое мою скромную персону и забегал из стороны в сторону в поисках метаболизма.

– Я просто к тому, что в моей сказке может встретиться очень много непонятных для тебя слов, а объяснять каждый непонятный тебе термин… Согласись, это будет довольно скучная сказка.

– Какие в сказках могут быть непонятные термины, – заупрямилась любительница фольклора. – Они ж детям рассказываются!

– А у меня все сказки для взрослых! – упрямо возразил я.

– Все равно, – заупрямилась тварюга. – Сказка есть сказка! Какие в сказке термины?

– Да сколько угодно, – продолжал я дразнить ее. – Вот хотя бы, к примеру, в моей любимой сказке один отпрыск благородной фамилии у раны эпидермис спалил…

– У кого кого спалил?! – опешила Ушастая. От произнесенных мной непонятных слов ее спаниельные ухи выскочили из воды и встали торчком рядом с овчаркиными. Действительно, откуда ей было знать, что рана – это обычная лягушка, ну а эпидермис – ее кожа.

– Вот видишь… – укоризненно проговорил я. – А ведь я даже еще не начинал рассказывать сказку.

Я посмотрел на ошарашенного монстра долгим жалеющим взглядом:

– С такой подготовкой тебе только «Курочку-рябу» слушать или «Колобка», да и то «Колобок», пожалуй, сложноват для тебя будет.

– Давай «Курочку-рябу», – немедленно согласилась противная тварь.

И тут в нашу милую беседу вмешался третий собеседник. Рядом со мной кто-то легко опустился на ствол и тонкий голосок непринужденно поинтересовался:

– Слушай, Гэндальф, ты эту кошмарную харю сам сочинил или она здесь всегда жила?

Я скосил глаза и увидел сидевшего рядом со мной и сладко зевавшего Фродо.

– Сообщи другу, чей спящий разум породил такое чудовище? – продолжал тот свои расспросы, совершенно игнорируя тот факт, что Ушастая Выпь все свои три глаза сосредоточила на нем. Я-то знал, что нашего хоббита холодным взглядом не пронять, он и не такие взгляды видел. А вот болотной хозяйке было пока невдомек, что Фродо надо сразу жевать, по-другому к нему под меховую шкуру не заберешься!

– Да вот, понимаешь, выползла подруга из болота, назвалась Ушастой Выпью и требует, чтобы я ей сказки рассказывал. В противном случае обещает всех нас сожрать! – коротенько ввел я Фродо в курс дела.

– Сожрать, говоришь? – задумчиво переспросил тот и осторожно поджал под себя свои мохнатые ножки.

– Ну да, всех, – подтвердил я.

Фродо наклонил голову набок и скептически осмотрел торчащую из болота башку.

– Нет, ничего у нее не выйдет, – вывел он через минуту заключение. – Она, конечно, здоровенная, но все равно в ней даже Душегуб не поместится.

– Так она же не глотает пищу, – быстренько объяснил я ему специфику пищеварения Выпи. – Она растворяет ее своим дыханием и потребляет уже в переваренном виде.

– Вот как?! – удивился Фродо и тут же полез в бутылку: – Ну меня-то она ни за что не переварит. Я же меховой! Я сам кого хочешь еще быстрей переварю.

– Эй, хвастун плюшевый, – раздался позади нас мелодичный голосок Эльнорды, – ты кого это переваривать собрался, вот эту жабу-переростка? Смотри, заворот кишок получишь, я тебе лекаря искать не буду!