Разделенный Мир - Малинин Евгений Николаевич. Страница 21

– Ты кто?.. – удивленно выдохнул Лисий Хвост.

– Я твой огонь!..

– Мой огонь?.. – переспросил магистр.

– Да, я твой огонь!.. Ведь у тебя в душе есть огонь... страсть... порыв...

– Наверное, есть, – улыбнулся магистр.

– Точно есть!.. Ты же видишь меня, греешься мной!.. Я ведь тебя грею?..

– Да, – согласился магистр. – Ты меня действительно греешь.

В этот момент на опушке поляны раздался уже знакомый хриплый рык, и под ближними елками сгустилась тень. Затем эта бестелесная тень, подвывая, выдвинулась на поляну и превратилась... в мужскую фигуру, укутанную в точно такой же темно-серый балахон, какой был на магистре. Вот только низко надвинутый на голову капюшон выглядел как-то странно, он был растянут в стороны, словно под него были подложены... рога. Это жутковатое создание резкими, конвульсивными движениями приблизилось к огню и остановилось напротив сидевшего магистра. Из-под капюшона донеслось приглушенное ворчание, а потом совершенно отчетливо прозвучали слова:

– Это мой огонь!

Пламя словно притухло, уменьшилось и подернулось слабым сероватым налетом. Лисий Хвост продолжал сидеть в той же позе, но тело его напряглось в предчувствии отчаянной схватки. Непонятно было только, с кем она предстояла. Магистр помолчал, а потом сквозь зубы процедил:

– Нет!.. Это мой огонь!.. И кто ты такой, чтобы тянуть к нему свои лапы?

В ответ раздался рык, перешедший в вой, а затем слова:

– Я – это ты!

– Нет!.. – усмехнулся магистр. – Я – это я, и никто больше! А вот ты...

– Я – это твой страх, твоя зависть, твоя злоба, твоя ненависть, твое высокомерие... Я – это ты!!!

Лисий Хвост вглядывался в слегка колеблющуюся фигуру и видел сквозь нее... добродушное лицо Антипа. «Да, – признался он сам себе. – Это тот человек, которого я ненавижу. Ненавижу давно и страстно. Ненавижу за талант, за дарованную силу, за то прозвище, которое он мне дал...» И тут он понял, какова его злоба.

Облик Антипа расплылся, и вместо него появилось милое девичье лицо. Злата! «Выскочка, – выплеснулось из груди магистра презрение и... зависть. – Антипов выкормыш! Мелкая ведьма – всеобщая любимица!.. Ничего собой не представляет, а туда же...» Но и этот облик распался. А вместо него возникло скуластое мужское лицо в обрамлении густых белокурых волос. Большие голубовато-серые глаза спокойно смотрели на магистра. И тут его сердце захолонуло от страха. Он не понимал, откуда этот страх взялся, он только знал, что до ужаса, до немоты боится этого человека. «Илья!.. Илья Милин!.. Еще один выкормыш Антипа...»

Лисий Хвост не выдержал и со стоном закрыл глаза. Под его веками разлилась спокойная, безнадежная серь.

– Это мой огонь!.. – снова прорычало стоящее напротив чудовище, и на этот раз его рык звучал гораздо увереннее.

Лисий Хвост открыл глаза, с трудом поднялся на ноги и оперся на свой посох. Огонь на поляне превратился в едва заметный клочок пламени, пригибаемый к земле невидимым ветром. Магистр с ужасом смотрел за последними слабыми конвульсиями остатков костра, как вдруг его лица коснулась теплая, гладкая деревянная лапка. Он перевел глаза и увидел прямо перед своим лицом багрово светящиеся глазки своего деревянного друга. Крыса долго смотрела в лицо магистру, а потом неожиданно распустила свой длиннющий хвост и, оттолкнувшись лапками от посоха, нырнула прямо в умирающее пламя. В груди магистра мгновенно поднялась волна такой боли, такой тоски и такой любви...

И в этот момент пламя костра вдруг взметнулось высоко вверх, а стоящий напротив монстр издал ужасающий рев. Его тело согнулось пополам в корежащей судороге. Он заскреб странными когтистыми лапами по своему телу, сорвал с головы капюшон, а затем и весь свой серый балахон. Лисий Хвост стоял, судорожно сжимая свой осиротевший посох, и расширенными глазами смотрел, как рядом с веселым пламенем корчится на зеленой густой траве худое человеческое тело, увенчанное несоразмерно большой бычьей головой. Налитые кровью глаза с непередаваемой ненавистью смотрели на магистра, в широко раздутых ноздрях поблескивало большое золотое кольцо, вымазанное липкой, тягучей слюной, подкрашенной темной, дурной кровью.

В голове у Лисьего Хвоста царила абсолютная пустота, и лишь одно имя билось в мозгу, не вызывая никаких ассоциаций, – «Тезей».

Наконец монстр, скукожившись, неподвижно застыл на траве. Его глаза застыли, а дыхание замерло. Но почему-то магистр был уверен, что он жив. Взглянув на весело приплясывающий огонь, он снова протянул к нему руку. Трепетное пламя лизнуло ее, и магистр снова услышал тихое:

– Привет!..

Лисий Хвост, не отнимая руки от пламени, провел другой рукой по гладкому осиротевшему древку посоха, и на его глаза набежали слезы. Магистр крепко зажмурился, выдавливая их и вытирая рукавом хламиды. Наконец он снова открыл глаза...

Он стоял в овальной пещере у белой сосульки сталагмита. За ней приглашающе темнели три круглых отверстия подземных ходов, а на гладком стволе посоха, вцепившись в него лапками и обвив длинным хвостом, примостилась его крыса.

Магистр глубоко вздохнул и без сил опустился на камень.

Но отдыхал он недолго. Уже через несколько минут он поднялся с каменного пола, тихо пробормотав сквозь стиснутые зубы:

– Каждый носит в себе своего минотавра... И не каждый может его победить... – Потом, долгим ласковым взглядом посмотрев на своего деревянного друга, он значительно бодрее произнес: – Теперь – Вода! – И полез в следующий каменный коридор.

На этот раз он оказался в широком и высоком проходе. Необработанные гранитные стены далеко расступились, бросив под ноги магистру широкую дорожку, выстланную тонким золотистым песком. Коридор был достаточно ярко освещен льющимся от стен желтоватым, мерцающим светом. Он широко шагал, привычно выбрасывая посох вперед, и песок под его ногами слабо шуршал в такт шагам.

Несколько минут спустя Лисий Хвост почувствовал, что становится жарко. Он откинул капюшон и расстегнул балахон, но жара становилась все сильнее. Скоро он скинул свою серую хламиду, оставшись в рубашке и штанах. Рука, через которую он перекинул свою верхнюю одежду, мгновенно вспотела. Пот градом катился по лицу магистра, под мышками только что не хлюпало, противные липкие струйки стекали по груди. Рубашка прилипла к телу, а пояс штанов потемнел от пота. Лисий Хвост с удивлением подумал, что никогда так не потел.

И кроме того, ему все больше и больше хотелось пить. Он даже с досадой хлопнул себя по лбу, поняв, что не захватил привычной фляжки. Или все-таки захватил?! Он никак не мог припомнить, была ли у него на поясе фляжка, когда он выходил из своей кельи, и этот непонятный провал в памяти все больше его раздражал. Дорога испортилась. Все чаще из песка стали выступать обломки еле заметенных скал, груды острых камней, которые приходилось обходить, а через некоторые даже перелезать.

Магистр очень устал. От жажды у него мутилось в голове, иначе он давно бы заметил, что шагает уже не по подземному коридору, а по скалистому ущелью, над которым высоко в небе сияет яростное, беспощадное солнце. Но он не смотрел по сторонам, он весь обратился в слух, поскольку на самом краешке слышимости ему почудился плеск воды. Еще несколько десятков шагов, и магистр явственно услышал впереди булькающий перекат ручья.

Он уронил свою хламиду и, перехватив посох посередине, почти бегом рванулся вперед. Действительно, за ближайшими валунами, перегородившими тропу, он увидел маленький, чистый ручеек, перебросивший свою серебряную ленточку поперек дороги. Лисий Хвост упал перед ручьем на колени и погрузил в него ладони.

Вода оказалась не холодной, как ожидал магистр, а тепловатой, такой, что руки почти не ощущали ее. И все-таки это была вода. Лисий Хвост зачерпнул полную пригоршню и с наслаждением поднес к губам. Он хотел сначала прополоскать рот, а затем уже сделать небольшой, но такой важный глоток, но совершенно непроизвольно выплюнул воду. Она была горько-соленой.