Лицо в тени - Малышева Анна Витальевна. Страница 53

– Но он говорил это, чтобы я отвязалась! Я в этом уверена! Он не смотрел мне в глаза! В конце концов, я живу с ним десять лет и знаю его! Он редко врет!

– Да где он мог его видеть?! – возмутилась Алина. Ее раздражали голословные обвинения сестры. – Он и с Андреем не виделся сто лет! При чем тут его кредитор!

– Но как этот кредитор вообще оказался у нас на даче? – возразила Марина. – Ведь они даже адреса нашей дачи не знали!

– Тебе могли соврать!

– Но так или иначе, он оказался именно там! А когда я спросила Ваську, что он в самом деле делал вечером во вторник, он так меня оборвал… Совсем как прежде…

– Он ударил тебя?

Марина уверяла, что до этого все-таки не дошло. Но муж наотрез отказался продолжать этот разговор. Сказал только, что его тоже расспрашивали о пистолете. Но он твердо держался прежней позиции – что об оружии ничего не знает. По поводу того, как он провел вечер вторника, Василий ничего жене не объяснил. Он сказал, что толком не помнит. Весь день он метался по Москве, занимая деньги, где только можно. И смотреть на часы ему попросту было некогда.

– Но если он в это время был у какого-нибудь друга и занимал деньги – это можно узнать! – заметила Алина.

– Но узнавать, кажется, буду не я. С него тоже взяли подписку о невыезде.

– Итак, вас всерьез подозревают в убийстве?

Марина сказала, что именно так она и считает. Ведь у них была возможность совершить преступление. Убийство было совершено, скорее всего, именно у них на даче. И кроме того, у них был весьма веский мотив сделать это.

– Только не у тебя! – возразила Алина. – Ты ведь добровольно дала обязательство продать дом!

– Но Васька мог со мной не согласиться, – та жалобно посмотрела на сестру. – Именно на это и намекал следователь… И ты знаешь… Я уже и сама начинаю так думать.

– Чушь! Во вторник вечером твой муж еще ничего не знал о продаже дома! Он узнал только днем в среду! А когда узнал – сразу тебя простил! Ты же сама мне говорила! Так почему ничего не рассказала следователю?! Ты за кого больше боишься – за детей, за мужа или за своего Андрея?!

Та вспыхнула. Сестры так и не пришли к общему мнению. Марина ушла, пообещав держать Алину в курсе дела. Та вернулась в магазин в смятенном состоянии – она едва различала этикетки на кофточках, которые приходилось размещать на полках.

«Я боюсь идти домой, – сказала ей на прощание Марина. – Он так на меня смотрит!» Алина хорошо ее понимала. Если бы ее дома ждал некто, вроде Василия, она бы тоже не стремилась туда попасть. О том, виноват ли он в смерти кредитора, она совсем не думала. Алина знала свояка не слишком хорошо, но искренне считала, что убить этот человек не способен. И к тому же она не могла себе представить – при каких обстоятельствах тот мог познакомиться с кредитором Андрея? Ведь бывшие друзья не видались уже десять лет! У них не могло остаться никаких связей!

Намного больше ее волновало другое. Дети отсутствовали уже больше суток. Никаких известий от них не поступало. В то, что их могли похитить на рынке, Алина не верила. В таком случае, к чему было отпускать ее сестру, не взяв с нее ни копейки?

«Нужно ехать к маме, – подумала она. – Я уверена, что инициатором побега была Катя. Именно она и любила Дольфика больше всех! А Катя откровенничала в основном с бабушкой. Мать она любила, но это была какая-то снисходительная любовь. К отцу относилась, как добрый правитель относится к любимому рабу. Девчонка прекрасно понимала, что именно она может себе позволить, чтобы ее не наказали. Эту меру она соблюдала всегда. У нее был необыкновенный нюх на такие вещи! А вот бабушку она в самом деле любила и даже иногда слушалась.

…Мать находилась в какой-то странной, тихой истерике. Когда появилась Алина, та бросилась к ней на грудь:

– Что происходит?! Почему они запрещают обращаться в милицию? Запретили говорить, что Маринка исчезала! Ты что-то знаешь? Скажи!

Алина попробовала ее успокоить. Она говорила, что детей нет всего сутки, что такой срок – еще не повод для паники. И дети довольно часто решают проявить свою самостоятельность, куда-то сбежать, поставить свои условия… Это случается почти во всех семьях. И все-таки дети всегда возвращаются.

Но мать ее не слушала:

– Илья никогда бы не пошел на такое ради паршивой собачонки! Он бы и Катю отговорил!

Алина попросила по возможности держать себя в руках. И спросила – были ли у детей друзья в этом дворе? Потому что тех, кто жил по соседству с их родителями, уже опросили.

– Ну были какие-то подружки, – горестно отвечала мать. – Только я думаю, что они не могли ни у кого спрятаться. С ними что-то случилось!

И опять слезы. Алина никогда не умела хорошо утешать плачущих, может быть, потому, что сама никогда на людях не плакала.

– Мне никто ничего не говорит! – пожаловалась мать. – Скажи хоть ты – у них неприятности, да?

Алина попыталась смягчить ситуацию. Она призналась, что у Марины, в самом деле, возникли кое-какие финансовые затруднения. Но муж всецело на ее стороне, и тут нечего опасаться.

– А пистолет? – всхлипнула мать. – Ты говорила про какой-то пистолет!

– Тут нечего опасаться, – уверяла ее дочь. – Пистолет попал к ним случайно.

Она попросила, чтобы мать назвала хотя бы имена детей, с которыми Илья и Катя играли во дворе. Мать постаралась припомнить их друзей. Но розыски ничего не дали. Алина впустую потратила два часа, слоняясь по двору и расспрашивая поочередно детей и старушек. На нее смотрели, как на ненормальную. Катя и Илья появлялись тут редко, тесных знакомств завести не успели и многие попросту не помнили их в лицо.

И она поехала домой.

А поздно вечером, когда она ворочалась в постели, пытаясь уснуть, ей вспомнился давний разговор с племянниками. Это было года два назад. Может быть, Катя и забыла эту беседу, но Илья должен был помнить. Ему тогда было восемь лет.

Алина загорала в саду, растянувшись на продранном ватном одеяле, памятным ей с той поры, когда дача еще принадлежала покойной тетке. Правда, тогда это одеяло лежало на теткиной постели и было совершенно целым. Племянники резвились рядом – играли, лениво перебрасываясь красным резиновым мячом. Алина иногда начинала дремать, солнце всегда наводило на нее истому, но заснуть окончательно ей мешали крики детей. Она несколько раз просила их быть потише, но те и ухом не вели. Наконец мяч звонко шлепнул ее по голой спине. Было вовсе не больно, но Алина совершенно по-детски обиделась и села:

– Ах вы, морды сопливые! Пошли вон отсюда!

Катя сделала вид, что не слышит. Зато Илья сразу притих и предложил сестре поиграть… В могилу. Услышав такое, Алина сразу заинтересовалась. Спать больше не хотелось.

Оказывается, мать когда-то рассказала детям, что в их возрасте похоронила под старой яблоней найденного в поле мертвого крота. Показала им место – дети уж очень просили. И теперь, время от времени, им приходило на ум поиграть «в могилу». Катя собирала цветочки и плела венки. Илья брал на себя мужские заботы – подравнивал едва заметный холмик и воровал из кухни конфеты – для поминок. Все было как на настоящей могиле – не хватало только фотографии усопшего крота.

Алина тогда втайне потешалась над ними, но в общем наблюдала за игрой с большим интересом. Дети любят играть в «свадьбы», «дома» и «похороны» – ничего удивительного и циничного тут нет. Она наблюдала за тем, как они серьезно, почти торжественно, украсили холмик маленьким венками из полевых цветов. Алина подумала тогда, что немногим умершим людям выпадают такие почести, как этому безымянному кроту-сироте.

«Ну а если они нашли Дольфика и решили его похоронить… Они должны были положить его под дерево, рядом с кротом! Правда, мы нигде не увидели следов раскопок. Но чтобы захоронить такую маленькую собаку, много копать не нужно. Дети могли вспомнить, что играли в „могилу“… Если там окажется Дольфик – значит, они в самом деле побывали на даче…»