Разбитые маски - Малышева Анна Витальевна. Страница 44
Самохин пообещал выдать документ с объяснением, что договора временно изъяты в интересах следствия. Камилла покачала головой:
– Нет, не пойдет. У вас своя работа, а у нас – своя. Договоров не получите, а вот копии, если желаете, можно сделать.
У нее внутри что-то мелко и противно дрожало, но внешне этого не было заметно. Она продолжала улыбаться, зная по опыту, что улыбка дела не испортит. «Я спокойна, – твердила про себя женщина. – Выкручусь. Этих договоров он больше не увидит, как своих ушей без зеркала! Немедленно еду в контору. Копии?! Черта с два!»
– Приезжайте к нам в понедельник, и мы сделаем копии в вашем присутствии, – предложила женщина. – А заодно расспросим наших, вдруг кто-то знает, куда именно отправилась Филимонова!
«Надеюсь, что никто не знает, – подумала она. – Но что будет, если он найдет наших молодоженов? Господи, как я вляпалась! И у Ильи совесть нечиста, откуда он мог знать о грабеже в тот же самый день?!»
– Что ж, спасибо, Камилла Рахметовна. – Самохин произнес это совершенно искренне. – Буду на вас рассчитывать.
Она заверила, что поможет всем, что в ее силах. Когда она неторопливо шла по коридору, спускалась по лестнице (лифт работал только на подъем), садилась в машину, едва ли кому-нибудь пришло в голову, что ей очень хочется пуститься бегом.
Охранник смотрел новости по старому черно-белому телевизору и, увидев Камиллу, стучащую в стеклянную дверь подъезда, очень удивился. Он отодвинул пакет сока и достал ключи.
– Что-то случилось? – спросил он, отпирая дверь и впуская женщину в подъезд.
Она обольстительно прищурила глаза – женщина давно заметила, что парня не оставили равнодушным ее пышные формы.
– Митенька, пусти меня на пять минут. Забыла наверху сумочку, курица такая! А там все деньги на хозяйство, дети есть просят.
Его рука потянулась было к пульту, но тут же остановилась.
– А до понедельника никак? Мне же придется все офисы отключить, чтобы вы прошли. А там отделение банка!
Камилла продолжала заискивающе улыбаться:
– Ты что, первый раз меня видишь? Ну хочешь, идем наверх со мной.
– Того не лучше! – Он все-таки повернулся к пульту и после нескольких манипуляций с кнопками и телефонной трубкой объявил, что путь свободен. Протянул ей связку ключей:
– Только побыстрее, ладно?
– Миленький, спасибо!
Она с упоением изображала сладкую восточную дуру – этот фальшивый, приторный образ безотказно действовал на мужчин определенного типа. Камилла легко поднялась по лестнице, отперла контору, и через минуту фальшивые договора исчезли из папки Филимоновой. У женщины появилось искушение немедленно воспользоваться уничтожителем бумаг, стоявшим в приемной, но она решила этого не делать. Хотя уничтожитель у них высокой степени секретности, режет документы в лапшу, но кто знает, до чего сейчас дошла следственная техника? Да и секретарша может заметить лишний мусор. Камилла сложила бумаги в крохотную сумочку, которую пронесла под полой пиджака. Спустилась вниз, от души поблагодарила парня и покинула контору. Она была уверена, что ближайшие часы дежурства тот проведет в эротических фантазиях на тему «охранник и гурия». Садясь в машину, изящно помахала ему рукой.
Парень задумчиво проследил, как красный «фиат» выезжает со двора.
– Интересно, почему такие огромные бабы всегда носят крохотные сумочки? – спросил он неизвестно кого. – Даже смешно!
Камилла отправилась прямо домой. Она ехала и твердила, что отныне все пойдет по-другому, и это уже не пустые слова. Сегодня она развяжется со всем, что так тяготило ее последнее время. С Виталием покончено навсегда, обратного пути нет. А что касается алиби Ильи… Что ж, следователь договора видел. Теперь у него возникнут определенные трудности, но надо надеяться, что Самохин не будет слишком цепляться за какие-то бумаги.
«Сошлюсь на тупую секретаршу, она вечно все теряет. Пусть ищет настоящих воров, – подумала она, изящно вписываясь в крутой поворот. – А я умываю руки. Хватит с меня благотворительности!»
Ольга никогда в жизни не видела этого браслета – изящного, тяжелого, с ярко-синими камнями. Ирина часто надевала какие-то украшения, но эти – никогда. «Наверное, сапфировый гарнитур был слишком дорогим, чтобы запросто ходить в нем по улице, – потрясение подумала Ольга. – Господи, как же не повезло Илье! Сколько может стоить такая вещь?»
Она присела к пианино, провела пальцем по крышке, посмотрела на след, оставшийся на пыльной полировке. Конечно, сколько ни стирай с пианино пыль, она все равно сразу оседает обратно, как говорила горничная из оперетты «Летучая мышь».
Женщина нарисовала цифру «16». Поставила рядом восклицательный знак.
«Шестнадцатого июня столько всего случилось! Утром меня довела до истерики Ирина, потом Илья привез сумку, потом… Наша ночь. Но с точки зрения следователя, это, наверное, самый банальный момент».
Ее палец провел еще несколько линий. Цифра «17» и длинный минус рядом.
«Ужасный день! Я потеряла Илью, зато обрела мужа… На черта он мне сдался? – с неожиданной откровенной злобой подумала она. – Ограбили Ирину, унесли ее баснословные сапфиры. Почему Витя никогда о них не говорил? Наверное, боялся, что я позавидую. Какая чепуха, мне даже неинтересно, как выглядел браслет. Витю впустили в квартиру рабочие, он говорит, в три. Илья утверждает, что тот уже в полдень был здесь и снял трубку. Кто из них врет?»
Ей хотелось думать, что лжет именно муж. Ольга понимала, что становится пристрастной, но ничего не могла поделать.
«Если он был дома в полдень, значит, у него замечательное алиби, которое подтвердят и рабочие, и сам Илья! На момент ограбления он находился километров за десять от квартиры Ирины! Зачем же он говорит про три часа? Тогда у него никакого алиби быть не может, а ведь он тоже подозреваемый! Зачем вредит себе этим странным враньем? Нужно расспросить рабочих».
Ей пришло в голову, что рабочие уже наверняка опрошены следователем. Так или иначе, Виталий как-то описал Самохину свой день, и тот остался доволен этим отчетом. Под подозрением по-прежнему был Илья, а бывший муж Ирины оказался чист.
«Но почему? – с той же нарастающей злобой подумала Ольга. – У него-то было больше поводов и возможностей провернуть ограбление! Первое – он ее ненавидит. Второе – мог сохранить ключи от ее дома. Насчет „потерянных ключей“ от нашей квартиры я тоже сомневаюсь. Он вполне мог оставить их про запас. А когда я заперла нас изнутри, сдержался и не выдал себя. Ему нужно, чтобы я думала, будто он не мог попасть в квартиру без посторонней помощи. Зачем?»
Она нарисовала цифру «18». Три восклицательных знака рядом.
«Обыск. Сапфиры и деньги в сумке Ильи! Что это значит? Откуда они взялись? Их могли туда положить в тот же день, а то и накануне. И мог это сделать только мой муж!»
Ее начинало лихорадить от возбуждения. История с пропавшими ключами именно сейчас обрела для нее какой-то смысл. До этого она предполагала, что муж врет, но не понимала зачем.
«Да, он мог сделать это накануне, когда в квартире были рабочие. А мог, для пущей сохранности вещей, на другой день. А что? Утром ушел на работу (какую еще работу?), потом, когда я тоже ушла, вернулся, отпер дверь и залез в сумку к Илье. Он же его ненавидел, может, даже больше Ирины! У него появился повод отомстить. История с открытой настежь дверью – полная чепуха! Я точно запирала дверь, и никто к нам не залезал, потому что ничего не пропало! Глупо думать, что воры могли залезть, чтобы подкинуть что-то, а не взять!»
Она нарисовала было цифру «19», но тут же все размашисто стерла. Ладони стали сухими и сероватыми от пыли, но Ольга этого не заметила. Она была в ярости.
«Это подло! Неужели он ограбил бывшую жену, чтобы навредить бывшему другу! Подло, мерзко! Вполне в его духе! Улитка, трусливая улитка! Он и отомстил, не высовываясь из своей скорлупки! Не решался возражать Ирине, когда она его лупила, не решился набить морду Илье, как должен был сделать! Он рассчитался с ними только теперь, втихую, и издевается, глядя, как все мы мечемся, будто отравленные мыши! А кто еще мог все это сделать?! Да никто!»