Страх перед страхом - Малышева Анна Витальевна. Страница 14

– Давай переждем, – устало попросила женщина. – Она сейчас слишком взбудоражена. Может, хоть похороны приведут ее в себя… Все-таки они с Ирой были подругами, если Женя что-то знает – скрывать просто непорядочно…

– Ну нет, зачем ждать? Наоборот, нужно ее достать, пока она не пришла в себя! А то придумает что-нибудь еще, вы же видели, как она выкручивается!

Татьяна согласилась, что видела, но заметила при этом, что врала девушка совсем неубедительно и ее легко сбить с толку.

– Все это очень подозрительно, – сказал Леонид. – Кстати, вы в самом деле думаете, что Ира могла решиться на аборт?

– А зачем же она пряталась три дня у подружки? Может, отлеживалась после операции? – грустно ответила Татьяна.

Парень покачал головой и убежденно заметил:

– Ну знаете, в аборт я не верю. Ира была настроена рожать, и я ее в этом поддерживал. Она понимала, что одна не останется… Нет, вы про аборт даже не думайте.

Татьяна пообещала не думать… Но тем не менее все время размышляла только об этом. И тогда, и сейчас, обсуждая с мужем предстоящие похороны.

– Когда будут известны результаты вскрытия? – спросила она.

Алексей вздрогнул, как будто жена его ударила. Ни слова не отвечая, поднялся и пошел на кухню – звонить. Татьяна поняла, что его шокировал спокойный тон, которым был задан вопрос. «Он, скорее всего, думает, что я не очень-то переживаю. – Она поглубже забилась в кресло и прикрыла глаза. – Пусть думает, что угодно. Если бы он знал, зачем я спрашиваю…»

Алексей сообщил, что медицинское заключение о смерти будет получено завтра. И тогда же его нужно будет обменять на свидетельство о смерти.

– Ты поверила, что она была пьяная? – угрюмо спросил он, садясь рядом на диван и включая телевизор.

– Я хочу только знать – она в самом деле была беременна?

Алексей изумленно поглядел на жену:

– Ты же сама мне сказала!

– А… Это со слов Лени, – отмахнулась Татьяна. – А он все-таки мужчина, да еще молодой, неопытный… Что он мог в этом понимать? Повторял то, что ему Ира сообщила. А я хочу знать точно. – Она повертела в руке пояс от халата, скатала его в трубочку, встряхнула… – Ира и сама могла ошибаться, – грустно заметила Татьяна. – Ей же, в конце концов, не было и восемнадцати…

Алексей вздрогнул, но взгляда от экрана не отвел. Хотя там показывали рекламу стирального порошка, которая его точно не интересовала.

Ира все-таки была беременна – на следующий день они точно знали это. А также узнали, что в момент смерти в ее организме находилась изрядная доза алкоголя. Им вернули сумку Иры, и Татьяна всю обратную дорогу домой ехала, прижимая ее к груди, будто боясь потерять. Алексей не смотрел на нее, не пытался заговорить. Оба очень устали, высиживая в тоскливых очередях то к одному кабинету, то к другому. В этих очередях люди или молчали, или говорили о смерти, деньгах, похоронах, наследстве… Лица у всех были желтовато-серые – тоже цвета смерти, денег, болезни… И в этом был виноват не только тусклый свет в длинных казенных коридорах.

Дома Татьяна первым делом прошла в бывшую комнату Иры, раскрыла сумку дочери и осторожно вытряхнула все ее содержимое на постель. Чего тут только не было! Истрепанный сборник задач по математике – его следовало как-нибудь вернуть в институтскую библиотеку. Несколько исписанных до половины тетрадей, ручки, которые давно не писали, сломанный карандаш, губная помада разных оттенков – одна даже из собственной Татьяниной косметички. Женщина уже не раз замечала, что дочь без спросу пользуется ее косметикой, но ругать теперь было некого. Тушь для ресниц – от природы они у Иры были рыжеватые, приходилось подкрашивать. Две пачки сигарет – в одной осталось четыре штуки, другая была пуста. Ира, как всегда, не удосужилась выбросить из сумки мусор. Спички. Кошелек с небольшой суммой денег – около пятидесяти рублей, в других отделениях завалялись канцелярские скрепки, телефонная карточка, проездной на метро. Нашелся также большой грецкий орех, судя по весу – пустой. Ключи от дома. И записная книжка.

Татьяна сперва раскрыла ее на букве «П», потом пролистала насквозь, вчитываясь в каждую запись. Она не верила своим глазам – имя Петр ни разу не упоминалось… Значит, дочь специально не записывала его телефон, чтобы не обнаружила мать? Телефон Леонида был тут как тут – аккуратные большие цифры, полное имя и даже фамилия парня – Коростелев.

«Может, она помнила телефон Петра наизусть, – сказала себе Татьяна, пролистывая книжку по второму разу. – Так, вот тут у нас Женя… Школьные подружки, это старые записи. Наши с отцом рабочие телефоны. Какие-то дамы – Евгения Федоровна, Маргарита Владимировна… Наверное, преподавательницы? А это что? Врач? Какой еще врач?»

На страничке под литерой «В» так и было написано – «Врач». И значился московский телефон. Татьяна призадумалась, потом принесла семейную записную книжку, сверила номер. Такого врача среди их знакомых не было. Вся семья, включая Иру, лечила зубы у частника, но у него был совсем другой телефон. У мужа был личный врач – мануальный терапевт – года полтора назад у него внезапно начались проблемы со спиной и шеей. Сама Татьяна иногда ходила к косметологу – когда позволяло время и она считала, что может истратить некоторую сумму денег на свое лицо… Но телефоны у них были совсем другие.

Она припомнила, что телефонные номера их районной поликлиники начинались совсем на другую цифру. Нет, этого врача дочка явно где-то откопала сама.

«Ну, если это гинеколог, да еще подпольный… – Татьяне сделалось нехорошо. – Одно, во всяком случае, точно известно – она так и не решилась на этот шаг». И все-таки телефон врача не давал ей покоя. «Ну что может быть проще? Возьму да позвоню! – убеждала она себя. – Скажу, что… А в самом деле, что я ему скажу? Или ей – врачом может оказаться женщина…» Отсутствие каких-либо указаний на специализацию этого врача только усиливало ее подозрения. Будь это стоматолог, невропатолог – можно было так и написать, чтобы не путаться. Тут отсутствовало имя. И адрес. Ничего – только телефон.

В комнату заглянул Алексей:

– Что ты здесь делаешь?

Она резко обернулась, захлопнув книжку, как будто ее поймали на чем-то недозволенном. Муж явно тоже так посчитал и нахмурился:

– Что-то нашла?

– Ничего. Разбираю сумку…

Он секунду посмотрел на рассыпанные по одеялу книги, тюбики с помадой, и лицо у него исказилось. Татьяна видела, как по его щеке пробежала мелкая судорога. Потом еще одна. Алексей молча прикрыл дверь, и она услышала, как он прошел на кухню.

«Нужно пойти за ним и поговорить. – Она все еще стояла с записной книжкой в руках. – Ему ужасно плохо, он едва держится… Мы сейчас должны помогать друг другу, он ведь ждет этого!» Но тут же другой, сварливый и недовольный голос возразил: «А мне? Мне что – лучше? Почему он первый не начинает меня утешать? Только потому, что я держусь лучше, не рву на себе волосы, не плачу?!»

Внезапно на кухне раздался глухой, сильный удар, зазвенели осколки разбившейся посуды. Татьяна бросилась туда. Алексей, красный от гнева, с неузнаваемо искаженным лицом, повернулся к ней:

– Ну что, ты будешь звать людей на похороны, или я и этим должен заниматься?!

Она заметила на полу осколки… Нет, не чашки. Добро бы чашки. Это было ее обожаемое блюдо, полученное по наследству от бабушки, – фарфор начала века, расписанный по зеленому полю стрекозами и мотыльками. Конечно, блюдо стоило не бог весть каких денег, исторической ценности не имело… Но оно было по-настоящему красивым, и Татьяна привыкла к нему, оно стало частью ее жизни. Она задохнулась:

– Ты, ты его разбил?!

– Оно само упало! – рявкнул Алексей.

– Как оно упало само, если стояло на шкафу!

– Я пнул шкаф, и оно свалилось! – все так же агрессивно, без тени смущения, отвечал муж.

– Ах, ты пнул шкаф…

Больше она ничего сказать не смогла. У него было такое страшное лицо, что Татьяна по-настоящему испугалась. «Это истерика, только без слез. – Она не сводила с него глаз, опасаясь, что в следующий момент муж может пнуть ее саму. – Истерика, он сходит с ума, а выплеснуть это наружу никак не может… А я? Когда начнется истерика у меня? Я что – ненормальная какая-то?»