Страх перед страхом - Малышева Анна Витальевна. Страница 17
Она приняла решение – завтра, во что бы то ни стало, прояснить ситуацию с квартирой. В конце концов, выяснить, кому принадлежит жилье не так уж сложно. Существуют соседи, паспортный стол, наконец. По крайней мере, в одном вопросе можно будет легко навести ясность. Что же касается остального… Татьяна уже поняла, что наседать на Женю и требовать правды – занятие неблагодарное. Тем более что теперь она осталась без поддержки Леонида. Ее мысли снова вернулись к этому парню. «Нет, завтра прежде всего я поеду к его маме и поговорю с ней. Господи, пусть окажется неправдой то, о чем я думаю… Но мне кажется, что его смерть – тоже не случайность. Слишком много совпадений».
Глава 5
Леонид, как выяснилось, жил вдвоем с матерью в крохотной двухкомнатной квартирке, в обществе двух котов и множества растений. Единственным ценным качеством квартиры было ее расположение – хрущевский дом стоял на Красной Пресне, почти лицом к улице. Неподалеку был расположен костел, и когда Татьяна вошла в комнату, в окно ударил звон вечернего благовеста. Она огляделась. Скромная обстановка – старенький полированный сервант, коврик на стене, дешевые пожелтевшие занавески.
Мать Леонида оказалась намного старше ее самой – почти шестидесяти лет, судя по виду. Татьяна чувствовала себя крайне неловко – ей было трудно представить, что эта сухонькая пожилая женщина, седая и замкнутая, могла стать ее родственницей. Ее звали Антонина Григорьевна – так официально, отчужденно та и представилась, не предложив при этом гостье звать ее просто по имени. Татьяна своего отчества называть не стала.
– Извините, но чаю не предлагаю, нет воды, – извинилась женщина. – Сегодня отключили до вечера, опять что-то ремонтируют.
Говорила она совершенно равнодушно и извинялась, как видно, из чистой вежливости. Татьяна чувствовала – той глубоко безразлично, какое мнение составится о ней у случайной гостьи.
Она возразила, что никакого чаю не нужно, к чему все это… Присела на предложенный стул, достала из сумки конверт:
– Видите ли, я думаю, мне нужно это вернуть.
– Что это? – так же равнодушно поинтересовалась женщина.
Татьяна уже успела составить себе мнение о достатке, царившем в этом доме. Здесь жили благополучно, но небогато. На тумбочке красовался телевизор последней модели, весьма дорогой, а вот льняное покрывало на кровати – времен сталинских, не новее… И прочее в том же духе. Она положила конверт на стол и подтолкнула его кончиками пальцев:
– Это Леня принес на Ирочкины похороны. Я решила вернуть вам деньги, мы их не тронули.
– А, деньги… – произнесла та, поднимая на гостью пустой взгляд. – Да вы садитесь.
– Я уже сижу, – осторожно напомнила Татьяна.
Антонина Григорьевна постояла мгновение, непонимающе глядя на нее, потом вдруг отвернулась. Когда она заговорила опять, ее голос звучал спокойно, но Татьяна чувствовала страшное напряжение, в котором эта женщина пыталась себя держать – чтобы не сорваться, не расплакаться.
– Леня рассказал мне, что случилось с Ирой. Примите мои соболезнования.
– Да… – произнесла Татьяна. – Она была у меня единственная.
– Он у меня тоже, – с неожиданной силой произнесла Антонина Григорьевна. – Он был единственный.
Татьяна подняла на нее глаза:
– Как же это случилось? Понимаю, что вам нелегко рассказывать, но… Я ведь не из пустого любопытства спрашиваю.
И та рассказала, присев чуть в стороне от стола, пододвинув к себе пепельницу и закурив сигарету. Татьяна тоже закурила – у нее в сумке лежала пачка сигарет, оставшаяся от Ирины. Она положила ее к себе сегодня утром, собираясь с визитом к матери Леонида. Звала пойти и мужа, но тот как будто не расслышал ее, а уговаривать его Татьяне не хотелось.
– Собственно, все было очень просто, – говорила хозяйка, стряхивая пепел с сигареты. Татьяна отметила про себя, что в этом не было никакой нужды – та успела затянуться всего пару раз. – Он сказал, что завтра идет на похороны. Это было утром, перед тем как ему идти на работу. На работе он задержался… Я не беспокоилась, это бывает часто.
Она повела плечами и пояснила, что на эту работу Леню устроил отец – он и сам там работает. Поэтому, когда сын задерживается, она за него всегда бывает спокойна.
– Ну, теперь уже надо говорить «бывала», – поправилась она, и в голосе ее звучала какая-то болезненная ирония. – Потом, ближе к восьми часам вечера, он позвонил и сказал, что ему еще нужно кое-куда съездить, так что волноваться не нужно.
– Куда он собирался? – вырвалось у Татьяны.
Антонина Григорьевна отвела взгляд от горящего кончика сигареты и вопросительно на нее взглянула. Татьяна смутилась:
– Извините, просто я тоже интересуюсь всем, что с ним происходило.
– Да? Ну спасибо.
И снова в этом голосе прозвучала какая-то замороженная насмешка, как будто хозяйка не верила в искренность гостьи и, разговаривая с нею, выполняла свой долг – не больше.
– Я не знаю, куда он собрался поехать. Сам не сказал, а я не спрашивала. Он ведь взрослый человек. Только сказал, что может вернуться довольно поздно. Вот и все, собственно, – сказала она, неожиданно раздавив едва начатую сигарету. – Поздно вечером в дверь позвонили, я открыла. Еще удивилась, что он звонит, у него ведь были свои ключи, и он знал, что я могу уже быть в постели.
Татьяна на этот раз ничего не сказала – она начинала побаиваться этой женщины с таким жестким взглядом и резкими движениями.
– Он вошел, сказал, что сразу ляжет спать. Я не сразу обратила внимание, как странно он выглядит… Может, я сама во всем виновата… – Ее голос упал до шепота, и последние слова она произнесла еле слышно: – Но все началось и закончилось невероятно быстро. Леня лег в постель, я заглянула к нему и спросила – может, принести чаю? Он ответил, не нужно. А когда я заглянула к нему… Господи, всего минут через пятнадцать! Он был уже мертв. – Она с минуту помолчала и добавила: – Если бы я чуть раньше вызвала «скорую помощь», он, может, остался бы жив.
Татьяна придвинула к себе пепельницу и тоже погасила сигарету. Подняла глаза:
– Если случилось что-то серьезное, вы бы все равно не успели.
– Да, – невыразительно согласилась та.
– А судя по всему, случилось что-то серьезное.
– Да, – будто во сне, сказала Антонина Григорьевна.
– Вы еще не знаете, что именно?
Та покачала головой:
– Результаты будут только через два дня. Вот сижу. Жду.
Татьяна отвела от нее взгляд. Атмосфера в этом доме была невыносимой – гнетущее, тяжелое напряжение будто наэлектризовало воздух. «Может, попрощаться и уйти? – подумала она. – Но как же она выдерживает это одна? А ее муж, отец Лени – он-то где?»
Будто услышав ее мысленный вопрос, Антонина Григорьевна вдруг сказала:
– Мы с мужем в разводе, у него другая жена, другая семья. Есть еще дети, две девочки. – Пожав плечами, добавила, будто удивляясь: – Так что он сейчас с ними, а не со мной.
Татьяна решилась:
– Скажите, чем я могу вам помочь?
– Помочь?
– Да. Ведь ваш сын был Ириным женихом. Он и появлялся у нас дома как ее жених. Я просто должна что-то сделать для него… Для вас.
Неожиданно резкий ответ будто хлестнул ее по лицу. Антонина Григорьевна вздернула голову и заявила, что хотя ее сын в самом деле находился с Ириной в близких отношениях, но она сама никогда этого плана на брак не одобряла и считает, что Леня мог бы найти другую девушку.
Татьяна не выдержала, хотя и приказывала себе быть терпимей:
– Что вас не устраивало в Ире?
– Только то, что она была беременна от другого.
Татьяна возмутилась:
– Это что – Леонид вам рассказал?
Та кивнула:
– А что в этом такого? У него от меня никаких тайн не было! Он мне все рассказывал, причем я его к этому не принуждала! И всем родителям желаю того же! – В ее голосе неожиданно послышались слезы: – И вот такого сына мне было суждено потерять! А всякие сволочи живут!