Западня - Малышева Анна Витальевна. Страница 31

Алла знала, что нужно встать, пойти к гостям, заглянуть на кухню. Но не могла этого сделать. Она словно одеревенела, и только мысли кружились, сталкиваясь, не находя выхода. «Что я сделала не так? Где я ошиблась? Я потеряла дочь не в тот жуткий день и не сегодня… Я давно ее потеряла, если она стала мне врать…»

Она услышала звонок в дверь и негромкие голоса.

Сегодня все говорили тихо, даже ее мать, обычно такая громогласная. Потом Алла услышала, что ее зовут. Теперь необходимо было выйти. В конце концов, она хозяйка этого дома и обязана…

В прихожей стоял Степан. Жалкий, какой-то прибитый, растерянный. Его никто не приглашал. О нем просто забыли. Алла взглянула ему в лицо, заметила, что он тщательно побрился. А вот рубашка старая, грязноватая. Что ж, стирать, видно, некому. Увидеть его глаза не удавалось — он их прятал, упорно глядя в пол. Рядом с ним стояла ее мать — красная от кухонного жара, в испачканном мукой переднике. Она шепотом что-то ему выговаривала.

— Проходи, — тихо сказала Алла. — Извини, что не звали, да как-то… Да не стой, проходи в комнату.

Он поднял глаза и посмотрел на нее. Женщина содрогнулась — она одновременно почувствовала жалость и отвращение. «Довести себя до такого! Да неужели я с ним когда-то жила?!»

— Я не хочу видеть твоего, этого… — начал Степан довольно независимо. Бывшая теща тут же дернула его за рукав:

— А зачем тогда пришел?!

— Имею право! — огрызнулся он.

Алла поморщилась. Она знала, что эти двое ненавидят друг друга, и с годами эта ненависть никуда не исчезла.

Именно мать когда-то настояла, чтобы Алла развелась с первым мужем. Сама она в те времена не умела принимать таких смелых решений. Но теперь нужно было что-то решать — и как можно быстрее. Или Степан тут же разругается с тещей, или все-таки пойдет к гостям и начнет огрызаться на Виктора. И то, и другое ее пугало. Она почти ласково обратилась к нему:

— Идем, я посажу тебя отдельно. Мам, пироги готовы? Отрежь кусок побольше. И водки дай.

— О-о-о! — Та театрально завела к потолку глаза. — Сейчас он у тебя живенько нажрется и начнет бузить! Обойдется, так посидит!

Алла увела Степана в комнату девочек. Сама сходила на кухню за угощением и откупорила одну бутылку водки наперекор яростным протестам матери. Та шипела ей вслед:

— Ага, давай наливай ему и сама напейся за компанию!

Господи, когда же этот хмырь подохнет?! Говорят же, что люди травятся водкой! Только этому ничего не делается!

Войдя в «детскую» комнату, Алла плотно прикрыла за собой дверь. Поставила на письменный стол налитый до половины стакан и тарелку с куском пирога:

— Вот, помяни ее. Или ты уже?..

Тот покачал головой:

— Я сегодня ни капли… И вчера тоже. И вообще, я это дело бросаю. Не могу больше. Алка, что же это — кто Же ее так?! Ты не знаешь?

— Если бы знала… — Женщина присела на постель Милены. — У меня голова кругом идет. Ведь она вроде ни с кем подозрительным не общалась. Я еще так радовалась, ведь у других кошмарные детки… Я теперь уже и за младшую боюсь. Вот так молчит-молчит, а потом…

Степана передернуло при упоминании о Милене. Алла знала — он до сих пор ревнует ее, хотя расстались они давным-давно, целую жизнь назад. Ревнует и к новому мужу, и к дочери от него. Она вздохнула и украдкой посмотрела на часы. Пора было садиться за стол, нужно выйти к гостям… Но ее личный гость останется один. Что же делать?

— Ты не пойдешь туда? — Она указала на дверь. — Сейчас садимся.

— Нет. Что я там не видел? Твоих родственничков?

Твоего чухонца?..

— Ну, перестань! — Она встала, оправила черную широкую юбку. — Если пришел на поминки — веди себя как следует. Ради бога — не скандаль! Мне и так тяжело.

Если не хочешь туда — сиди здесь. Только не скандаль, я прошу тебя, ради Оли!

— Вспомнила про Олю? — тяжело произнес он. — Поздновато, мать, поздновато. Чем трепать юбки с этим твоим эстонцем, воспитывала бы дочь как следует!

— Я воспитывала! — крикнула Алла. — Да кто ты такой, чтобы меня упрекать? Ты-то много для нее сделал?!

Ты меня бил, когда я была беременна, ты и ее бил маленькую! Да я только потому тебя сейчас пустила, что мне тебя жалко, дурака! Да пошел ты, если мораль явился читать!

Наверное, она все больше повышала голос. В дверь заглянула испуганная мать, сделала знак, чтобы Алла вышла.

Но та захлопнула перед ней дверь и повернулась к Степану:

— И вообще, зачем ты сюда явился?! Не ешь, не пьешь, мне грубишь! Мог бы выпить у себя вобщаге! Там, наверное, и общество приятнее!

Он оскорбленно встал и достал из-под джинсовой куртки какой-то сверток в застиранном пакете:

— На, это тебе. Если я так мешаю, то уйду.

— Что это? — Алла не протянула руки, чтобы взять сверток.

— Олька у меня забыла, наверное. Я только вчера нашел. Если бы не это, я бы не пришел. Я и не хотел.

В свертке оказался новенький и, судя по всему, дорогой проигрыватель компакт-дисков, с крохотными наушниками. Алла была уверена, что никогда не видела такой вещи у Ольги. У нее был простой кассетный плейер, даже без радио. Он сейчас перешел к Милене.

— Это не наше, — уверенно сказала она. — У нас и дисков этих в доме нет. Не на чем их слушать.

— Так Ольга забыла, я тебе говорю, — нервно повторял Степан.

— С чего ты взял, что она? Может, кто-то другой?

— Ну да, они забудут! Они еще и мое приберут, не то чтобы что оставить… Это Олька забыла. Бери, мне чужого не надо. Уж этого даже твоя мамаша про меня не скажет!

Алла пожала плечами, еще раз внимательно осмотрела плейер. Положила его на стол:

— Ладно, разберемся. Если не наше — я верну. Кстати, меня следователь удивил. Неужели Оля брала у тебя деньги?

— Ну, а то? — гордо ответил он. — Четыреста рублей. Я ей подарил. Без отдачи.

Алла поджала губы. Она не верила ему, все еще не верила. Откуда у него лишние четыреста рублей? Степан никогда и ничего не дарил дочери, только разглагольствовал, что любит ее, но все это были пустые слова. Все подарки Ольга получала от матери, а в основном — от Виктора. Родной отец ничем не помогал.

— Она пришла в день зарплаты, — пояснил Степан, видя, что бывшая жена не очень-то ему верит. — А я для нее ничего не пожалел бы! Она попросила — я дал. Что ж я, и на это прав не имею?

И внезапно, будто его что-то укусило, он кинулся к столу и присосался к стакану. Пил трудно, мучительно содрогаясь всем телом. Потом задумчиво закусил обжигающим пирогом, отложил его на тарелку. Глаза у него стали больше и добрее, он сразу успокоился. "Бросаю это дело, — про себя передразнила его Алла. — Слышали, знаем. Бросал каждую неделю, а потом по новой за свое. Господи, как же мне его выставить? Ведь ему этого мало будет, потребует еще, а там…

Начнется драка. А Виктор ему врежет, он сильнее".

— Степа, мне надо идти к гостям. — Она нажала ручку двери. — Ты еще посидишь или пойдешь?

Он поник. Еще раз откусил от пирога, взглянул на опустевший стакан, на фотографию дочери… Алла очень боялась, что он попросит еще водки. Но этого не произошло.

Степан ушел. Его даже никто не видел, если, конечно, не считать бывшей тещи. Алла пошла в комнату, где был накрыт стол для поминок.

Она сразу поняла, что Виктор знает о визите ее бывшего мужа. Он был мрачен — мрачнее, чем на кладбище.

«И этот ревнует, — подумала она, опуская ложку в тарелку с куриным бульоном. — Ведь это он настаивал, чтобы я прекратила всякое общение со Степой. И Ольгу не пускала. А я была рада — так мне надоел этот алкоголик! Морочила девчонке голову, внушала, что Виктор — ее настоящий папа…Думала, так и будет — можно все зачеркнуть, изменить… А ведь как ни поверни — Ольга пошла в своего отца. Может, потому с ней такое и случилось…» Эта мысль не впервые приходила ей в голову. Она всегда очень боялась, что наследственный алкоголизм первого мужа как-то скажется на дочери. На ее здоровье, на ее склонностях… Ничего такого она не замечала. Конечно, Оля болела, пока росла, но не больше, чем болеет обыкновенный московский ребенок. К алкоголю девочка тоже была относительно равнодушна. В доме с этим было строго — у нее просто не появлялось живого примера перед глазами…