Запасной выход - Малышева Анна Витальевна. Страница 29

– Вперед, сестрица! Когда на самом деле станешь, не забывай старых друзей. Кстати, ты слышала, что мы играли? На концерте была?

Я ответила, что последний раз я была на недавнем концерте «Мановар», и чуть Богу душу не отдала – так здорово было то, что происходило на сцене, и так жутко – то, что творилось в зале. Артур тоже там побывал и согласился, что эта группа заслуживает лучшей публики, и выстоять в первых рядах танцевального партера может либо обкурившийся до агонии наркоман, либо дипломированный боксер. После чего вставил в магнитолу какую-то кассету и предложил послушать.

Это и был первый и единственный альбом, записанный группой Ивана. Я не считаю себя таким уж специалистом, но все же могу сказать, что их неуспех был вполне закономерен. Весь акцент был сделан на тексты, а не на музыку, а ведь известно, сколько групп это уже погубило. К тому же тексты были остро социальные, иногда напоминающие какую-то пропаганду. Но одна песня мне запомнилась.

Мой дед уцелел на большой войне,
А теперь оказался в чужой стране,
Он говорил, что знал, зачем жил,
А по-моему, это давно забыл!
Мать когда-то дала мне кровь,
Важнее денег, ясно, любовь,
Говорит, что ради меня живет,
А по-моему, мама просто мне врет!
Меня отмазали от Чечни,
Живу под крылышком у родни,
Сыт, одет и хожу в кино,
По-моему, это все г…но!

Н-да. По-моему, текст был приблизительно такой. Когда кассета закончилась, я вежливо сказала Артуру, что с удовольствием бы посетила их концерт. Он невесело улыбнулся:

– Будешь посещать концерты своего Жени.

Я промолчала.

На работе мне даже выговора не сделали – все были с тяжелого похмелья, и я незаметно проскользнула за свой стол. Начальство меня заметило только после полудня. К этому времени я уже успела выяснить, что Толя подал заявление об уходе – по собственному желанию. Услышала разговор двух сотрудниц – краем уха. А потом в коридоре, отправляясь на лестницу покурить, встретила его самого.

– Какими судьбами? – сонно спросил Толя.

Я объяснила.

– А я вот, наверное, делаю глупость, – пожаловался он. – Но не могу я тут больше сидеть. Понимаешь, на том радио мне сразу дают весь музыкальный отдел.

Оказалось, что он собирается уходить на только что созданную радиостанцию. Зарплата пока была маленькая, зато перспективы роста – серьезные. Толя дружески похлопал меня по плечу и сказал, чтобы я выжала из своей новой работы все, что смогу.

– А когда выжмешь, переходи к нам, – заявил он. Тон у него уже был начальственный. Я поблагодарила и уже собиралась попрощаться, когда он спросил, как дела у моего знакомого, который создал группу.

– Я с ним больше не вижусь, – ответила я.

– Ну и зря, – заметил Толя, продолжая нервно позевывать. Еще ни разу я не видела его абсолютно выспавшимся. – Кто знает, что его ждет? Вдруг он добьется успеха? Кстати, ты не узнала, кто занимается его раскруткой?

И тогда я назвала адрес, где проходило прослушивание. Толя перестал зевать и внимательно вы-слушал меня. Я сообщила только самые общие сведения – адрес, этаж, где располагалась студия, да припомнила кое-что о внешности людей, которых там встретила. Он страшно оживился:

– Говоришь, там был маленький блондин, в очках, полный? Говорит как-то странно, шепелявит?

Я подтвердила. Он пришел в возбуждение и как-то странно на меня взглянул. А потом вдруг заулыбался:

– Слушай, твой друг… Он, часом, не «голубой»?

Я онемела. А он весело продолжал:

– Да я нормально к ним отношусь, милые ребята, без предрассудков. Только этот продюсер – такого цвета, ничего дурного тут нет, конечно.

У меня едва хватило сил, чтобы открыть рот и сказать что-то невразумительное. Что-то вроде «конечно, ничего дурного…», Толя попросил у меня зажигалку, закурил и, попрощавшись, стал легко перепрыгивать через ступеньки. Он побежал вниз. А я, постояв на площадке еще минуту, вернулась в свой кабинет. Черт знает что творилось у меня на душе. Я ведь, кажется, уже дала себе слово не принимать близко к сердцу подвиги своего бывшего жениха. Но что толку давать слово, если у тебя нет сил его держать. И все время, которе я провела за компьютером, разбираясь в «наследстве» ушедшей в декрет сотрудницы, я вспоминала один эпизод. Мне он казался смешным. Но это было раньше.

В этом году, в конце августа, я зашла к Жене в магазин. В это время наступает оживление в торговле. А летом, как правило, в магазин заходит намного меньше покупателей, чем обычно. Люди находятся в отпусках, а приезжие больше времени проводят на рынках или в культурных центрах столицы. Так или иначе, Женя скучал у себя за прилавком, перелистывая какой-то потрепанный журнал. Я подошла, он поцеловал меня в щеку и сообщил, что с утра продал всего два диска. И те – постоянным клиентам. Мы поболтали немного, обсудили страшную жару, и я уже собралась было сбегать на улицу, купить нам по банке газированной воды, когда к прилавку подошел покупатель. Чтобы не мешать Жене работать, я слегка отодвинулась. Но не ушла – мы еще не обсудили, что будем пить.

Этот мужчина был похож на солидного отца семейства. Род его занятий я бы определила с трудом. Но что-то, явно не связанное с искусством. Скорее, банковский служащий или мелкий чиновник. Брюшко, обтянутое свежей белой рубашкой, хорошие брюки, сотовый телефон в нагрудном кармане, красноватое от загара лицо. Свежий запах одеколона. Женя с улыбкой обратился к нему и предложил помочь. Тот попросил показать диски какой-то старой группы – уж не помню, какой именно. Я запомнила другое – его взгляд, когда Женя отвернулся и присел на корточки, чтобы отыскать требуемый товар на нижних полках. Мужчина смотрел ему в затылок с каким-то странным, оценивающим выражением. Потом принялся рассматривать его бедра, спину, обнаженные руки.

Женя по случаю страшной жары надел майку без рукавов. Когда на прилавок были выложены все требуемые диски, мужчина с улыбкой завел разговор об этой группе. Ну, наконец, вспомнила! Он просил «Смоки».

Я отошла к прилавку с журналами – там были новые поступления. Время от времени я оборачивалась и видела, что мужчина все еще стоит у прилавка. Разговор был довольно оживленный, но Жене он удовольствия не доставлял. Я видела, что он отводит глаза, и удивлялась про себя – конечно, «Смоки» никогда не были в числе его фаворитов, но к чему столь явно выражать свое отношение к этой группе? Наконец разговор завершился – Женя покачал головой и застыл над прилавком, вызывающе опершись о стекло руками. Я видела на его лице выражение странного, беспощадного упрямства. И еще насмешку, очень явную. Мужчина заколебался, я видела это по его спине, она как-то странно изогнулась. Потом он открыл кошелек, достал деньги. Женя подчеркнуто резко выбил ему чек, записал покупку в журнал и придвинул ему купленный диск. Мужчина спрятал его в багетку и, не прощаясь, ушел.

– Какая мерзость, – без выражения произнес Женя, когда я подошла к прилавку.

Я спросила, что произошло. Он дернул плечом (наплевать!) и ответил, что этот тип только что выяснял, не согласится ли Женя провести с ним вечер в одном ночном клубе? Дескать, он не против помочь молодому симпатичному парню. И эта помощь (материальная) намного превзойдет все самые смелые ожидания этого самого парня. Последовало еще одно пренебрежительное движение плечом. Да, это здорово разозлило Женю.

Помню, я тогда утешала его. Говорила, что он, во всяком случае, не виноват, что его внешность слишком бросается в глаза. Женя переживал, что его часто принимают за гомосексуалиста. Я возражала, говоря, что если бы каждый парень с тонкими чертами лица и длинными ресницами был «голубым», человечество давно бы выродилось в популяцию низкорослых крепышей. Помню, что в конце концов он успокоился. Но этот тип здорово его разозлил. И что же выясняется теперь?!