Запасной выход - Малышева Анна Витальевна. Страница 30

Пока что выяснилось одно – я ежедневно обязана являться на работу ровно в девять утра. Выходной день у меня был один – воскресенье, как и у всех добрых людей. Я поняла, что как ни старайся, а завтра мне вряд ли удастся прийти на похороны Ивана. Я знала, что церемония обычно совершается утром, а с работы меня не отпустят – даже по такой уважительной причине. Наверное, нужно было позвонить Ксении. Наверное… Но я не сделала этого. Прежде всего потому, что очень хорошо помнила ее просьбу – вспомнить то, из-за чего нам с ней угрожали. Я вспомнила. Вернее, поняла. Но что я могла ей сказать? Что мой бывший жених заодно с убийцами ее мужа? Что ее подруга встречалась с Иваном, и далеко не затем, чтобы обсудить последние музыкальные новости?! Я решила, что горя у нее и без этого достаточно. И если в тот рабочий день я снимала телефонную трубку, то исключительно для того, чтобы ответить на деловой звонок.

А в шесть, когда мне разрешили уходить, я отправилась по уже знакомому адресу – в ту самую студию, где проходило прослушивание. Другого способа встретиться с Женей я просто не знала. А встреча была необходима. После всего случившегося я решила, что терять мне уже нечего. И хотела хотя бы знать. Точно знать – виновен он или нет. Чтобы с полной уверенностью поставить на нем крест.

На этот раз здание показалось мне более населенным. На лестнице несколько раз встретились люди, преимущественно молодежь. По обрывкам разговоров я поняла, что это студенты. Они обсуждали какую-то консультацию перед экзаменом. Да и все заведение стало, наконец, похоже на то, чем оно и являлось – на институт. Однако на четвертом этаже по-прежнему было малолюдно. А когда я попыталась открыть дверь под номером 411, мне не удалось повернуть ручку. Замок был заперт. Я сделала еще несколько попыток, потом стала стучаться. Мне никто не ответил, и, простояв несколько минут, приложив ухо к двери, я не услышала внутри ни звука.

– Кого ищете? – услышала я и обернулась. Женщина лет сорока, в деловом костюме и очках, оглядывала меня со спокойным недоброжелательством. Именно так я определила выражение ее лица.

– Студия закрыта? – ответила я вопросом на вопрос.

Дама не стала любезней. Она смерила меня взглядом, а затем спросила, что именно мне нужно в студии.

– Я ищу Евгения Зотова, он был здесь двадцать девятого декабря.

– Возможно, – ответила она. – Здесь многие появляются.

– А вы не могли бы дать телефон, чтобы с ним связаться?

Дама еще раз оглядела меня – на этот раз задумчиво. Я выдержала ее взгляд, хотя ее поведение стало меня всерьез раздражать. Похоже, у представителей этой студии была общая манера – смотреть на людей как на пустое место.

– Девушка, я не уполномочена раздавать чьи-то телефоны, – наконец, заявила она. – Если вам что-то нужно – найдите другую возможность с ним встретиться. Или оставьте записку. Если я его увижу, то передам.

Я согласилась на этот компромисс, и дама повела меня в свой кабинет – это была следующая дверь по коридору. Там она выдала мне ручку и лист бумаги. Я присела к столу, написала несколько слов и тут же все зачеркнула. То, о чем я хотела спросить, нельзя было доверять ни бумаге, ни этой женщине. Она заметила мои колебания и поинтересовалась:

– Вы вообще-то с ним знакомы?

– Да, – ответила я. – Я его невеста.

– Кто вы?! – воскликнула она, и в ее голосе прозвучало искреннее изумление.

Я повторила. Она смотрела на меня, как на привидение. Казалось, на меня уставились даже крупные пуговицы на ее твидовом пиджаке. Да и глаза у нее были похожи на слишком крепко пришитые к лицу серые пуговицы. Они были очень глубоко посажены и окружены мелкими морщинками – будто вокруг собралась ткань. Дама присела напротив меня, все еще не спуская взгляда с моего лица. Я отложила ручку:

– Почему это вас удивляет? – спросила я.

– Почему? Да нет, – будто просыпаясь, ответила она. – Вы действительно его невеста?

Я повторила это еще раз, уже всерьез рассердившись. Дама неожиданно представилась:

– Елена Викторовна.

– Надя, – коротко ответила я. – А вы успели познакомиться с Женей?

– Я видела его пару раз, – сдержанно сообщила она.

– И как, по-вашему, есть у него шанс пробиться?

Она пожала плечами – впервые в этом представительном манекене проявилось нечто человеческое. Это была растерянность.

– Начальные шансы почти у всех равны, – сказала она. – А вот то, что происходит потом, зависит от разных причин.

– От хорошего продюсера, я думаю?

– В основном.

– Жене попался хороший продюсер? – Я постаралась вложить в свой вопрос как можно больше простодушия. Но Елена Викторовна совсем не обратила на это внимания. Она сидела, о чем-то задумавшись, и часто стучала кончиком карандаша по пустому стакану. Затем подняла на меня глаза:

– Знаете, Надя, мне довелось разговаривать с вашим женихом. Как раз двадцать девятого, когда он сюда приехал. Мы сидели вот в этом кабинете, пили кофе, беседовали. В основном о нем. Он рассказывал, чем занимался, как жил. О невесте он не произнес ни слова.

Она слегка подняла бровь, следя за моей реакцией. К своей чести могу сказать – никакой реакции не было. Я просто ее слушала.

– Вы ничего не преувеличиваете? – мягко спросила она. – Может быть, невеста – это слишком сильно сказано?

– Мы прожили вместе два года, и все называли нас семьей, – спокойно ответила я.

– А, ну раз так…

– А почему это имеет такое значение? – поинтересовалась я. – По-моему, всякий нормальный парень способен обзавестись семьей.

Она улыбнулась:

– Безусловно. Надя, вы можете как-то доказать, что вы именно та, за кого себя выдаете?

– Могу, – ответила я. – Скажем, я знаю о нем все.

– Ну и например?

– Например? Он обожает сладкое и часто мучается зубной болью.

– Я этого не знала. Ну а еще?

– Он бывший левша, – засмеялась я. – Уж об этом он, я думаю, тоже не сообщал?

Стук карандаша о стакан прекратился. Елена Викторовна нахмурилась, глядя в одну точку, потом перевела взгляд на карандаш, который все еще сжимала в пальцах.

– Он и сейчас пишет левой рукой, – сказала она, наконец.

– Не может быть!

– Я сама видела. – Ее тон по-прежнему был задумчивым. – Он подписывал в этом кабинете бумаги и держал ручку в левой руке.

– Я прожила с ним два года и никогда не видела, чтобы он писал левой рукой! – возмутилась я. – Он пишет правой, и почерк у него при этом ужасный.

– Значит, взялся за старое, – вздохнула она. – Все-таки у него сейчас важные перемены в жизни. Ладно, обсудите это при встрече.

– В том-то и дело, что я не могу с ним увидеться! – не выдержала я. – Когда он занялся этим проектом, то ушел из дома. Я не знаю, где он живет, не знаю даже телефона, по которому можно с ним связаться. Это что – входит в условия его контракта?

Елена Викторовна засмеялась:

– Да что вы, конечно нет! Мы же не звери!

– А вы, простите, имеете прямое отношение к студии?

– Разумеется, – ответила она и, не дав мне уточнить, какое положение она тут занимает, стала рассуждать на тему, почему Женя так поступил со мной? Я слушала, не перебивая, и убедилась только в одном – от него, в самом деле, никто не требовал конспирации. Это было его собственное решение. Легче от этого не стало. Дама мне очень сочувствовала – не знаю, искренне или нет.

– Так вы дадите мне его координаты? – спросила я, приняв все ее соболезнования и ответив на несколько вопросов о нашей с Женей семейной жизни.

– Если бы я их знала! – воскликнула она. – Что-то у меня записано, но это паспортные данные. Думаю, они и у вас имеются?

Я вздохнула.

– А вы поспрашивайте его родителей… – посоветовала дама. – Или друзей.

– От матери он все скрыл, а друзья… – Тут я поняла, что не могу припомнить ни единого человека, к которому можно обратиться. Мне всегда казалось, что друзей у Жени предостаточно. Но кому из них он мог рассказать всю правду о своем поступке? И кому вообще он теперь говорил правду?