Дюжина аббатов - Манчинелли Лаура. Страница 23

– Зачем тебе золото, философ? У меня черные волосы…

– Я знаю, что я напишу золотом, маркиза. Золотая жила в глубине земли, жила из жидкого, блестящего золота, она расплавлена в самом жарком в мире месте, там, где рождается жизнь и умирает смерть, там, где центр вселенной и вершина радости. Дай мне много золота, маркиза, – его все равно будет мало, чтобы написать величайшую благость твоего тела.

Он вернулся поздним октябрьским вечером и дважды стукнул в дверь маркизы. Она сразу узнала его. На следующее утро философ уехал. В долине начался сбор винограда. С вершины холма маркиза отлично видела, как караваны мулов выходили из замка пустыми, а возвращались в замок с корзинами, полными черного винограда. Туман рассеивался, и кипение жизни на горных каменистых террасах становилось все заметнее глазу: кто-то пел, все танцевали, кричали, смеялись и спорили. Лозы крошились в руках, подобно старинным золотым кружевам, разорванным временем и солнцем. Солнце отвоевывало себе в тумане все больше и больше пространства, одну скалу за другой, пробиралось к сердцу долины, так что тени бежали прочь. Солнце пробуждало к жизни деревья и цветы, освещало каждый уголок, каждую складочку щедрой земли, глаза, сердце и все тело маркизы были напоены солнцем.

По окончании сбора винограда всем, мужчинам и женщинам, щедро налили вина и угостили во дворе замка хлебом, сыром качо и домашней колбасой. Всем подали лепешки с виноградом и медом, потом снова вино и сласти, а потом опять вино. Все вокруг очень радовались, много танцевали и пели – слуги и господа вместе праздновали самый важный осенний праздник. Праздник не закончился и после заката, когда луна осветила все вокруг, во дворе замка зажгли смоляные факелы, и в их свете продолжались танцы. Вино, еда и неистовые танцы согревали тела, хотя холод уже забирался под одежду и вступал в борьбу с молодым жаром. Маркиза распорядилась подать всем горячего вина с пряностями и приказала разойтись по своим домам и комнатам в замке.

– Я не удивлюсь, – сказала она мессеру Гоффредо да Салерно, – если завтра кто-то проснется простуженным.

– Не думайте об этом маркиза, – ответил он. – Салернитанец вылечит любую болезнь.

С такими словами они разошлись спать. Маркиза оказалась права: на следующий день с сильными болями в пояснице слег аббат Мальбрумо. Хотя жизни аббата ничего не угрожало, весь замок тем не менее сотрясался от его стонов, так как аббат никак не мог улечься в постели таким образом, чтобы хоть чуть-чуть ослабить мучающие его боли. Послали за Гоффредо да Салерно, который распорядился, чтобы прежде всего на больную поясницу аббата положили куски сукна, предварительно согретые на поясе какой-нибудь девушки. Ведь основной принцип излечения болезни состоит в том, чтобы больную часть тела лечили при помощи соответствующей части здорового человека. Потом мудрый салернитанец принялся искать в своих книгах самый короткий рецепт для излечения этого недуга. Много страниц пришлось пролистать ему, пока наконец он не сказал:

– Вот он, самый подходящий способ, чтобы облегчить страдания больного!

И с этими словами он прочел:

– «Первые указания для страдающих болями в пояснице. Следует знать всякому, что боль в пояснице вызывается прежде всего умственной тоскою, а посему каждому пораженному этим недугом следует обратиться к женщине веселого нрава, а после того, как она выполнит свое дело, если поясница все же будет и далее болеть, следует искать утешения лишь в раю, уповая ни милость Всевышнего, поскольку Он всеблаг и всемогущ».

Господа переглянулись между собой, так как лечение показалось им немного странным. Однако авторитет салернской медицинской школы был столь велик, что наконец они решились спросить у больного, согласится ли он на подобное лечение. Аббат Мальбрумо еще более других изумился такому предписанию, ему казалось странным подобное лечение, беспокоился он также и о том, позволит ли ему сама болезнь выполнить предписанное. Наконец он решился исполнить указания, то ли по причине авторитета медицинской школы, то ли в надежде получить облегчение. Для лечения, однако, требовалось еще найти девушек, готовых пойти на подобную жертву или из любви к аббату, или из добросердечия.

Вскоре обнаружилось, что это было не слишком-то трудно и что мы часто несправедливо судим о ближних наших. Прошло не слишком много времени с того момента, как замковый глашатай объявил данную просьбу во дворе усадьбы, как каждый смог собственными глазами убедиться в том, сколько доброты сокрыто в женском сердце. Много нашлось женщин, молодых и не слишком, веселых нравом и нет, которые пришли в замок облегчить страдания аббата, и он принялся за дело с добрым сердцем. Не дожидаясь усиления болей, он приступил и тут же почувствовал большое облегчение оттого, что в движении поясница согрелась, и он гордо завершил начатое, то ли от большой веры в салернскую школу, то ли в целях достижения райского блаженства, которое предписывала книга рецептов.

Но, увы, часто случается так, что больной столь сильно привязывается к своему лекарству, что начинает его принимать сверх всякой меры, и случается даже, что вместо ожидаемой пользы чрезмерное лечение наносит непоправимый вред, как уже случилось с настоем колхидиков, который принял аббат Умидио. В данном случае произошло нечто подобное. Нам неведомо, принял ли аббат Мальбрумо слишком много «лекарства» или проявил в его приеме чрезмерное усердие. Или желание попасть в рай заставило его превозмочь собственные силы. Случилось, однако, что вечером, когда уже спустились сумерки, мессер Гоффредо отправился к аббату, чтобы посмотреть на результаты салернской науки. Он долго стучал в дверь и, не получив никакого ответа, вошел в комнату и обнаружил аббата почившим в его постели.

АУТОДАФЕ

– Этот замок одержим дьяволом! – кричал аббат Ильдебрандо, потрясая факелом в правой руке. – Этот замок погряз во грехе. Здесь каждый следует своим желаниям и ничто его не сдерживает. Здесь нет христианского ограничения песням, танцам и увеселениям! – Налившимися кровью глазами он обвел присутствующих на обеде, поминальном обеде после похорон аббата Мальбрумо. – Нет в мире более нечистого места, нет в мире больше места, где бы так мало заботились о посте и воздержании. Молитва и покаяние здесь лишь пустые слова, здесь все ищут лишь наслаждения. Полно греха то жилище, где один за другим в течение года умерли одиннадцать аббатов, не будучи пораженными при этом никакой болезнью.

Указывая на маркизу своим длинным костлявым указательным пальцем, он продолжил:

– А вы, маркиза, – корень этого греховного дерева, каждого, кто живет в этом доме, вы заражаете своим равнодушием. И это совсем неудивительно, ибо вы – женщина, а женщина, как известно, есть инструмент дьявола. Неудивительно также и то, что этот замок стал гнездом дьявола, ибо вы управляете им. – Он еще раз обвел глазами присутствующих. – Вы все живете в смертном грехе, вы научились любить удовольствия, избегать страдания, и вы все будете гореть в адском пламени! Но прежде, – тут его глаза зажглись безумием, – прежде я разрушу адский Вавилон и очищу мир от этих Содома и Гоморры, вы сгорите в этом огне, в нем же вам простятся ваши грехи. Просите милосердного Господа о том, чтобы Он сжег в огне ваши грешные тела, для того чтобы спасти для вечной жизни ваши души. Будьте мне благодарны – я даю вам последнюю надежду избегнуть адского пламени! – Он размахивал факелом, рассеивая вокруг себя искры.

– Вы, наверное, огнепоклонник? – спросил его мессер Гоффредо с явным профессиональным интересом.

Венафро заметил:

– Нет, синьор, не думаю. Я думаю, он последователь учения аббата из Кьяравалле, который хочет согреть человечество огнем костров. Боюсь, господа, может случиться несчастье. – С этими словами он подал знак пажу Ирцио, чтобы тот приблизился.

Венафро сказал ему на ушко несколько слов, юноша удалился и вернулся через несколько минут с двумя дюжими молодцами, которые взяли аббата под руки и потащили его, упирающегося и вопящего, прочь.