Молодые годы короля Генриха IV - Манн Генрих. Страница 21

А королева Жанна почуяла «гроб повапленный» и возмущенно отвела глаза — ведьона чуть было не поверила, что перед нею действительно призрак. Ее дочь темвременем доверительно и простодушно рассказывала этой восхитительной Марго:

— Я немного кашляю, и мне сегодня велели полежать и пить молоко ослицы. Еслибы вы видели, мадам, моего молочного братца, ослика, ах, какая прелесть!

— А как ты мила, моя детка! — воскликнула мадам, обняла ее и наговорилапропасть ни к чему не обязывающих, ласковых слов. Может быть, Екатерине они ибыли приятны, что до Жанны, то она уже не слушала, она внимательно разглядывалаэту чужую бездушную комнату. Везде у них одно и то же! Та же богатая роспись настенах, те же резные лари, низкие, тяжелые потолки, кровати с занавесками ибалдахином, окна в глубоких нишах; всюду словно притаился какой-то загадочныйполумрак, везде какие-то западни и закоулки; в самой этой роскоши и пышности,если к ним присмотреться, чудится что-то недоброе; таковы же здесь и люди! Да,и люди — Жанна это ощутила и, сама не зная почему, содрогнулась.

Принцесса Марго знала больше, чем Жанна. О многом она догадывалась,подслушивая разговоры, которые велись придворными, а когда шептались еецарственный брат и их мать, она невольно следила за выражением их лиц. И вотсейчас, держа в своих объятиях невинную девочку Екатерину, Марго почувствовала,как в душе у нее шевельнулось что-то ей до сих пор неведомое — может быть,совесть. А может быть, это были та гордость и то чувство собственногодостоинства, для которых всякое коварство презренно. Екатерина же выводиласвоим дрожащим, звенящим голоском: — Вы так прекрасны, мадам, вот если бысегодня вас видел мой брат! Будьте к нему благосклонны!

— Да, да, — ответила Марго, но про себя добавила, негодуя все сильнее:«Нельзя так! Я должна им открыть всю правду».

— Где же ваша собачка, мадам? Я никогда не видела такой прелестнойсобачки!

— Она ваша, я дарю ее вам. — Марго выпустила девочку. «Я должна ихпредостеречь!» — Мне хотелось бы дать вам один совет. — Марго наклонилась кЖанне, настойчиво посмотрела ей в глаза. Впервые почувствовала она, как ейизменяют выдержка и находчивость, — уж слишком необычным было ее намерение.Марго не знала, как начать, она с трудом переводила дыхание, даже нос ее сталкак будто длиннее. — Но никто не должен знать, что это я вам сказала.

«Да, это зловещая роскошь, под нею что-то притаилось», — подумала Жанна. Иона ответила: — Я же знаю, что со мной хитрят и хотят меня обмануть.

— Это бы еще ничего! Уезжайте отсюда, мадам, и как можно скорее! —выкрикнула, вернее, взвизгнула, Марго, — в ней говорило уже не величие души,как ей того хотелось, а лишь охвативший ее внезапный и нестерпимый ужас. Ивдруг беззвучно добавила: — Нас, наверное, никто не слышит? Ну, так берите вашупрелестную девочку и бегите с нею на юг, может быть, еще не поздно! Если выхотите чего-нибудь добиться, то вам нельзя быть здесь, а, уж вашему сыну — иподавно!

Однако в эту, быть может, честнейшую минуту своей жизни Марго встретила состороны Жанны только упорство и недоверие. Жанна заранее решила никаким угрозамне поддаваться. Принцессе так и не удалось вызвать на этом стареющем лицетревогу, поэтому она нерешительно потянулась к молодой в надежде, что хоть таей поможет. Марго оторвала свой взгляд от Жанны и стала смотреть на Екатерину,но ее взгляд по-прежнему предназначался Жанне. Пусть видит, какую тревогу всветлых глазах девочки вызовет Марго силой своих черных глаз. Вот в нихмелькнула догадка. А сейчас это ужас!

Однако Жанна продолжала упорствовать в своем нежелании понять принцессу, акогда увидела, что ее дочь побледнела и едва стоит на ногах, окончательнорассердилась.

— Довольно! — твердо заявила она, — Иди и ложись обратно в постель, дитямое! — И лишь после того, как Екатерина прикрыла за собою дверь и флорентийскийковер перестал шевелиться, Жанна ответила на совет и предостережение принцессыВалуа.

— Поверьте, мадам, я все поняла. Вы хотели вызвать во мне колебания и страх,это вам поручено, конечно, вашей матерью. Ну так вот, расскажите ей, удалось ливам сокрушить меня! Я же, со своей стороны, могу сообщить вам, что господинадмирал добился от короля всего, чего мы, протестанты, желали. Вам личнонезачем принимать какое-либо окончательное решение относительно вашеговероисповедания, пока вы не услышите, что французский двор объявил войнуИспании. Но вы об этом услышите! Во всяком случае, мой сын и ваш жених прибудетсюда, только когда наша партия обретет полную силу.

— Ну, разумеется, мадам, — согласилась Марго. Тощая грудь королевы бурновздымалась, когда она произносила эти горделивые слова. Но сестра КарлаДевятого, вернувшись к обычному равнодушию, уже не видела причины ни для тревогсовести, ни для порывов благородства. Она уже повторяла про себя, как и вначале беседы: «Да, они опасны! Они очень опасны. Моя мать права, против нихнадо принимать какие-то решительные меры. Но они сами себя погубят. Античныйрок, да и только!» Так рассуждала эта ученая особа.

— Разумеется, мадам, — сказала Марго, — я обдумаю ваши слова. — Глубокийреверанс. — И если окажется, что правы именно вы, тогда и ваша вера, вероятно,станет моею. Надеюсь, господин адмирал привезет сюда принца, моего жениха,чтобы мы встретились здесь все вместе. — Глубокий реверанс, пахнуло мускусом,и мадам Маргарита удалилась.

Когда Жанна открыла дверь в комнату дочери, та посмотрела на нее в упорсвоими голубыми, широко раскрытыми от ужаса глазами. Жанна подошла к еекровати, и девочка, обняв мать за шею, прошептала:

— Мне страшно, мама! Мне страшно!

Письма

Потом обе написали в По, Генриху. Писались письма обычно в разных комнатахзамка Блуа, и Екатерина тайком совала свое письмо нарочному, с которымотправляла письмо Жанна. Мать давала сыну советы: почаще слушай проповеди,каждый день ходи на молитвенные собрания. Волосы зачесывай кверху, но не так,как носили раньше! Первое впечатление, которое ты должен тут произвести, — этоизящество и смелость. Однако сейчас сиди в Беарне, пока я не напишу тебеопять.

А Екатерина сообщала брату: «Мадам подарила мне прелестную собачку, потомугостила меня роскошным обедом. Она очень ласкова ко мне. Ну, а если я теперьскажу тебе, милый братец, что мне все-таки страшно, я отлично знаю, что ты непоймешь меня. Прощаясь, ты наказал мне: «При первом признаке опасности —немедленно гонца!» Признаков опасности я никаких не вижу, а письмо с гонцомвсе-таки шлю. «Береги ее! — приказал ты мне взглядом при нашем расставании —береги нашу дорогую матушку!» И вот на днях наша дорогая матушка уедет со всемдвором в Париж, где у нас столько врагов. Я, конечно, не буду глаз с нееспускать, но как бы мне хотелось, чтобы ты опять был с нами!»

В мае Жанна д’Альбре написала сыну из Парижа, где остановилась в доме принцаКонде. Писала она вечером, окно было открыто, лампа мигала под теплым дыханиемветерка.

«Портрет мадам я здесь достала и посылаю тебе. Надеюсь, ты будешь доволен.Кроме наружности мадам, которая действительно очень хороша, мне здесь мало чтонравится. Королева Франции обходится со мной по-скотски, твоя Марго, как была,так и осталась паписткой, все мои труды пошли прахом. Одно только доставило мнебольшую радость: наконец-то я смогла сообщить Елизавете Английской, что твойбрак с Марго — дело решенное. Сын мой, не знаю, буду ли я всегда подле тебя,чтобы оберегать от соблазнов этого двора. Не позволяй же совращать себя ни вжизни, ни в вере!»

А сестра, запершись в другой комнате, с трудом выводила: «Спешу скореесказать тебе два слова о том, что с нами случилось сегодня. Мы ходили по лавкам— мама все покупает к твоей свадьбе. Нынче были у живописца, который делаетпортреты мадам, и хотели выбрать самый красивый. Вдруг перед лавкой собираютсякакие-то люди, поднимают крик и шум. Брань становится все более громкой иугрожающей, так что нашей охране приходится в конце концов разгонять толпу.Мама уверяет, что буянили просто парижские лодыри и от этого в Париже никуда неденешься, но я уверена, что шум был поднят из-за твоего брака. Здешний народ нежелает его и на каждом шагу заводит ссоры с протестантами. Многие из дворяннашей свиты признались мне в этом, — вернее, я заставила их признаться. Ведь яуж вовсе не такое дитя, как думают. У злой старой королевы целый полк фрейлин,а у фрейлин — всюду друзья, и эти дамы их натравливают на нас, особенно же нагосподина адмирала, который прибыл сюда с пятьюдесятью всадниками. МадамЕкатерина в ярости, потому что господин адмирал так упорно защищает наше дело.Я не решусь сказать — так неосмотрительно, ибо я только девочка. Обо всем этомприходится писать тебе очень наспех: под окошком верховой ждет, чтобы я бросилаему письмо, да и лампа догорает, а мне нужно к письму еще приложитьпечать».