Молодые годы короля Генриха IV - Манн Генрих. Страница 58

Оказалось, что больному стало лучше. Он даже хотел было подняться, чтобыпринять королеву Наваррскую. Она этого не допустила, а когда его пастор началблагодарственный псалом и кучка скромных людей, находившихся в этой суровой ипростой комнате, опустилась на колени и присоединила свои голоса, встала наколени и Марго и тоже запела. При этом сердце бурно колотилось у нее в груди.Но, во-первых, ее свита осталась внизу, а двери и окна были закрыты. И потом,этих ягнят нечего бояться: они, конечно же, не пойдут к ее матери и не выдадутее.

Поручение от матери получил и д’Анжу, поэтому он сделал так, что начальникомотряда, охранявшего Колиньи, оказался злейший враг адмирала, некий Коссен. Сэтой минуты король Наваррский во всем встречал только препятствия, и целый деньу него ушел на то, чтобы с ними справиться. Из-за каждой аркебузы, которуюдрузья адмирала хотели пронести к нему в дом, начинались бесконечныепрепирательства с Коссеном. Его поведение дало друзьям основания еще разпотребовать перевода адмирала в другое место. Против были, как и при первомсовещании, сам Колиньи, его зять, Конде и Генрих Наваррский… Они все ещевозлагали свои надежды на Карла, а с ним тем временем творилось что-тосовершенно неожиданное.

Вначале ничего не было заметно, король лег спать в присутствии многихпридворных. И Наварра терпеливо торчал здесь же, хотя очень устал отбесконечных усилий обеспечить господину адмиралу безопасность. Тотчас послекороля отправился и он в свою опочивальню. Генриха сопровождалидворяне-протестанты. Его королевы еще не было; вскоре он узнал, что она якобымолится в своей библиотеке. Это всякому показалось бы странным, особенно жеему. Марго, молящаяся наедине, под всевидящим оком божиим! Но на душе у неебыло тяжело, ее томило какое-то предчувствие. Она провела вечер у матери,сидела на каком-то ларе и, как обычно, пыталась читать.

У мадам Екатерины были гости, сначала пришел брат Марго д’Анжу, затемявилось еще несколько человек; среди них оказался только один француз — некийгосподин де Таван, трое остальных были родом из Италии; и тут принцесса Валуапоняла, что это сборище предвещает необычайные события. Вдруг ей пришли напамять более ранние наблюдения, над которыми она до того не задумывалась. Нотеперь такая беспечность уже была невозможна. Сидя на ларе в другом концекомнаты и делая вид, будто поглощена своими фолиантами, она сталаприслушиваться, и ей удалось перехватить несколько сказанных свистящим шепотомитальянских слов. Они не сулили ничего хорошего: адмирал Колиньи долженумереть, и все находившиеся здесь люди, в первую очередь ее мать, решилизаставить ее брата-короля дать на это свое согласие.

Бедняжка Марго почувствовала небывалое смятение и, вместо того чтобы прятатьглаза, старалась перехватить взгляд матери. Но как только она с нимвстретилась, мадам Екатерина грубо на нее накинулась. Старая королева, котораяникогда не повышала голоса и даже пороть умела без особого волнения, приняласьосыпать свою дочь итальянскими ругательствами и, наконец, обозвала ее шлюхой:пусть немедленно убирается из комнаты. Отсюда и отчаяние растерявшейся бедняжкии ее беседа с богом. Марго знала слишком много и могла поведать об этом тольковсевышнему. Когда ее возлюбленный повелитель послал за ней, спрашивая, куда жеона запропастилась, она тотчас последовала его зову и нашла его в постели,окруженного четырьмя десятками гугенотов. Многих она еще не знала, ибо замужембыла слишком недавно. Все говорили, перебивая друг друга, о несчастном случае сгосподином адмиралом. И в который раз уже решали: как только рассветет, Карлнепременно должен дать им право преследовать Гиза, иначе они это право возьмутсилой! Так прошла ночь, и никто глаз не сомкнул.

Где брат мой?

Тогда они вошли в опочивальню Карла. Стража пропустила их, ибо это былимадам Екатерина, ее сын д’Анжу и те четверо — она их тоже прихватила. КарлДевятый мгновенно сел на постели, он решил, что сейчас его убьют. Затем узналсвою мать, она велела ему подняться. Когда он был в состоянии ее выслушать, онапрежде всего напугала его, заявив, что он погиб. Вопрос идет о престоле и ожизни. Дальнейшие разъяснения она предоставила остальным. Те принялисьдоказывать королю, вдаваясь во всякие подробности, что Колиньи призвал сюдаполчища немцев и швейцарцев, Карлу с ними не справиться.

— Что ж, продолжай звать его отцом! — вставила мать ледяным тоном. С другойстороны-де, католики, наконец, решили двинуться на протестантов, но уже не подего началом. — А ты тряпка и сидишь на своей заднице между обеими партиями, иобе видят в тебе врага, — заявил его брат д’Анжу, который еще никогда неосмеливался так с ним разговаривать. Его Карл хоть понимал; кроме него, понималеще господина де Тавана. Лопотание же трех итальянцев он разбирал тем меньше,чем громче и нахальнее они что-то выкрикивали, силясь выражаться по-французски.Все вдруг заговорили с Карлом совсем иначе, чем вправе ожидать король. Словновсе его понимание роли государя подвергалось сомнению. Король должен бытьдалек и недоступен, точно на портрете, всем своим видом он держит людей напочтительном расстоянии — тем, как он стоит, выступает, смотрит на них косящимвзглядом из-под полуопущенных век.

Поэтому Карл Девятый выпрямился как можно величественнее — насколько этобыло возможно в ночной сорочке, к тому же он запутался в ней ногами. Посмотрелсвоим косящим взглядом на вторгшихся к нему наглецов и заявил: — Судебное делопойдет своим чередом. Виновность Гизов ясна. Я покараю их. Такова мояволя.

А мадам Екатерина ему в ответ: — Нет, не твоя. Это воля твоих гугенотов, аты лишь их орудие, бедный сын мой. Если же ты будешь допрашивать Гизов, онитебе скажут, что действовали только по указанию твоей матери и твоего брата,ибо именно мы повелели стрелять в адмирала, чтобы спасти тебя.

Она преподнесла ему это чудовищное разоблачение, даже не повысив голоса,даже не пожав плечом; поэтому в первую минуту он не в силах был сообразить, чтоименно она совершила. И довольно спокойно переспросил: — Ты повелела? Мать,этого не может быть!

Она сидела перед ним, подняв взор к потолку, но неотступно продолжаласледить за сыном. Три итальянца уже хотели снова вмешаться. Д’Анжу приказал иммолчать, он с трудом сдерживал дрожь. Наступила опаснейшая минута; напраснолюбимчик королевы перед тем убеждал ее не открывать Карлу правды. Она жесчитала, что правда жестка, как палка, и потому очень полезна ее бедному сыну.— Да, я повелела, — подтвердила она и продолжала сидеть все в той же позе,глядя в потолок и зорко наблюдая за происходившими в сыне переменами. Карлпобледнел, потом вспыхнул, сделал резкое движение к двери, сдержался. В течениедвух-трех секунд казалось, что он вот-вот вызовет стражу и всех тут жеарестует, в том числе и свою мать.

Этого не случилось. Кровь бросилась ему в голову, он покачнулся. — Сядь, сынмой, — посоветовала она ему, а любимчику сделала знак, чтобы тот перестал такнелепо трястись.

«Мясник колеблется, — подумала она о Карле Девятом. — А моими действиямиГабсбург будет доволен, да и созвездия хотят этого. Все в порядке».

Карл оперся о спинку стула и злобно процедил: — В монастырь бы вас заточить,мадам, вы сделали меня убийцей моего лучшего друга и призвали на мою головупроклятия современников и потомков.

Однако мадам Екатерина не утратила своего спокойствия, оно доходило докакой-то тупости и в конце концов должно было парализовать каждого. Онанеумолимо шла к цели: — Так как ты уже заслужил проклятие, спаси хоть своюжизнь и свой престол! Ведь достаточно одного удара мечом!

Он понял, кому нужно нанести этот удар. И, словно сам был им сражен,повалился на стул. Он совершил роковую ошибку: отныне все, по одному иливместе, уже могли нажимать на него сколько им было угодно. — Ведьодин-единственный удар мечом, сир, прикажите нанести его и тем самымпредотвратите неисчислимые бедствия и избиения многих тысяч!

Карл судорожно помотал головой и закрыл глаза. — Парижские кварталывооружаются, — воскликнул д’Анжу, осмелев, и стукнул кулаком по столу. Париждействительно хватался за оружие, но виной тому был сам д’Анжу, пустивший слух,будто на Париж идут ускоренным маршем несметные полчища гугенотов.