Молодые годы короля Генриха IV - Манн Генрих. Страница 57

Когда Колиньи наконец замолчал, — его речь состояла из одних обвинений,причем он явно злоупотреблял преимуществами умирающего, — то потребовал отподавленного и на все готового Карла еще разговора с глазу на глаз. И Карлдействительно предложил матери и брату отойти от кровати адмирала. Ониотступили на середину комнаты. В эту минуту их окружали только протестанты, истарая королева со своим любимчиком-сыном физически оказалась во властимногочисленной толпы дворян-гугенотов. «Стоит вам только за нас взяться… вэту минуту сила на вашей стороне. Хорошо, что вы не такие, как я! Вы верите,будто закон существует, и на этом терпите поражение. Как часто я нарушаласобственные эдикты и смеялась над вашей свободой совести, а вы всякий разверили мне сызнова и сейчас опять положитесь на слова моего бедного слабогосына. Тут ничего не поделаешь, вы заслуживаете своей участи. Меня вы, конечно,не тронете, хотя это в вашей власти, но скоро вы упустите даже последнюювозможность!»

Так размышляла мадам Екатерина, стараясь этим отогнать страх, а время отвремени, сощурившись, бросала вокруг себя недобрый и хитрый взгляд, но еетяжелое свинцовое лицо неизменно выражало только строгость и достоинство.Кроме того, она прислушивалась к разговору, происходившему у постели больного,хотя, увы, ничего не могла разобрать. Поэтому она спокойно решила, что поракончать эти пустые разглагольствования, и просто приблизилась снова к кровати —протестанты пропустили ее, это ведь была мадам Екатерина — и посоветовала сынуболее не утомлять раненого. Карл возмутился: он-де здесь король и так далее. Ноона к этому приготовилась. Конечно, умирающий — смутьян и подстрекает противнее Карла.

Когда, уйдя на противоположный конец комнаты, Медичи взялась как следует засвоего бедного сына, он ей все выложил: — Адмирал правду говорит! Во Франциикороли отличаются тем, что могут делать своим подданным и добро и зло. А этапривилегия вместе с ведением дел давно перешла к вам, мадам! — Карл выкрикнулэто очень громко, так что все слышали. И если до сих пор еще могли бытьколебания, после этих слов судьба адмирала стала делом решенным. И самое лучшеедля него, если господь даст ему умереть своею смертью.

Королевский гнев невозможно было укротить, пока король оставался в этойкомнате, где стояла кровать с лежавшим на ней отцом его, поверженным рукойубийцы, где находился хирург, показавший ему медную пулю, пастор, вокругкоторого протестанты опустились на колени, чтобы шепотом помолиться вместе сним, и еще некто — все равно кто, — бормотавший про себя: «Сегодня тожепятница».

Карл предложил своему отцу убежище в Лувре, большего он действительносделать не мог. Наварре он сказал, взяв его при этом за плечи и притянув ксебе: — Рядом с тобой, милый брат! Ту комнату, которую только что отделали длятвоей сестры, чтобы она, открыв дверь, могла войти к вам обоим, к тебе и кМарго. Если хочешь, я отдам эту комнату моему отцу!

Генрих поблагодарил; после слов Карла ему стало гораздо легче. Разыгравшиесяздесь сцены подействовали на него угнетающе. Только теперь это покушение наубийство предстало перед ним во всей своей наготе. «Раз Карл предлагает Лувр икомнату моей сестры, дверь которой ведет ко мне, значит, старуха проиграла, яже вижу. Вот она. Повертывается спиной и, переваливаясь, уходит».

Наконец король, его мать и вся свита удалились, а в нижнем этаже домасостоялось совещание протестантских князей и дворян. Многие требовали, чтобыгосподина адмирала немедля увезли из Парижа в его замок Шатильон: когда онибыли наверху, в комнате адмирала, они стояли так, что им было видно лицоуходившей королевы, и лицо это, которым она в ту минуту уже владеть была не всилах, побуждало их упорно стоять на своем. Но Телиньи, зять адмирала,воспротивился: он не желал оскорблять государя таким недоверием. КорольНаваррский же решил: — Господин адмирал будет жить в Лувре, в комнате рядом смоею, при открытой двери. А вокруг его постели день и ночь будут стоять моидворяне. — Когда он произносил эти слова, сердце у него вдруг забилось, все жеон договорил до конца. И, хотя было неясно, опасается он согласия своихприближенных или желает его, большинство протестантов его поддержало.

Потом все еще раз поднялись наверх. Раненому переменили повязки, истерзаннаяплоть невольно влекла к себе взоры. Кто-то сообщил адмиралу результатсовещания, и Колиньи, глядя вверх и принося господу в дар свою боль, ответилтолько: — Да.

А в углу стоял человек, он что-то бормотал про себя на чужом языке, всегонесколько слов, и повторял их все вновь и вновь.

Накануне

Как весело в городе, охваченном волнением! Здесь не перестают игратьсвадьбу, людям то и дело предлагается что-нибудь новенькое и удивительное — нетолько придворным, но и простонародью и почтенным горожанам. Неожиданности,необыкновенные происшествия так и сыплются на вас. Ну, прямо балаган наярмарке, да только бесплатный! Чуть не каждый час исполняется какое-нибудь вашежелание, ибо кто не смакует тайком картины всевозможных бед, хотя морозподирает по коже! А теперь все это приходит само, ты же благополучно остаешьсяв стороне и только наслаждаешься лицезрением всяких ужасов. Так подавай ихсюда, и побольше! Побольше!

Король разбойников женился на нашей принцессе, а в другого еретика стреляли.То одно, то другое! Прямо карусель, да и только! Теперь его дом окружаетмногочисленная охрана. Надо сходить поглядеть, правда ли насчет пятидесятиаркебузиров. Хо-хо! Не колите! Не стреляйте! Мы простой народ, да почтенныегорожане! Видишь, я верно сказал. Старый еретик вчера хвост поджал и просилкороля защитить его. Нет, ты сам себя защити, как будут наступать Гизы! Вонон, наш прекрасный герцог! Он показывается народу, а особенно женщинам. Даздравствует Гиз! Постой! Куда? Герой наших мечтаний, а удираешь отгугенотов?

Так обстояло дело. В то двадцать третье число впервые не повезло народномулюбимцу Гизу. Медная пуля из аркебузы в конце концов попала в него же, вот каквышло. Гиз, его брат и кардинал были взяты на подозрение и только временнооставлены на свободе. А их приверженцев в Сен-Жерменском монастыре схватили,судебное дело началось, король поклялся, что он Гизов из-под земли достанет,если они виновны. Но те уже успели покинуть двор и под сильным прикрытиемоставили Париж, впрочем, это была одна видимость и обман. Если бы только мадамЕкатерина их позвала, они были бы досягаемы в любое время.

Мадам же Екатерина оказалась в тот день в накладе, если судить по внешнемуходу событий, и противостоять событиям мадам Екатерине помогли ее самообладаниеи вера в себя; ибо она была убеждена, что жизнь зла и что именно она заодно сжизнью, а другие — против. Впрочем, ее астролог объяснил ей, каким образом всепроизойдет.

Пока было светло, она внимательно все рассмотрела: и многочисленную стражуна улице Засохшего дерева и не только это. Во всех домах, находившихсяпоблизости, ее бедный сын разместил гугенотов. То и дело справлялся он осостоянии больного. Осведомлялась и его мать, отнюдь не из пустого лицемерия.Если господину адмиралу Колиньи, паче чаяния, станет лучше, это может повести ксамым серьезным последствиям. И когда она слышала ответ: да, ему действительнолучше, то думала про себя, что для него это очень плохо. Под влиянием своихтайных мыслей и посоветовала она дочери, молодой королеве Наваррской, проведатьадмирала.

Марго училась не только по книгам: она умела уже разглядеть основное и влюдях. Особенно же за последнее время. И убедилась, что гугеноты, несмотря навсе свое безрассудство, все-таки невинны и беззащитны, словно ягнята. Такимисделал гугенотов их бог, ибо дал им совесть, и, на свою беду, они слишком к нейприслушивались. Послушно выполняла Марго требования своей свирепой матери.Раньше мадам Екатерина казалась ей будничной, хоть она и властвовала над этимибуднями, которые могли таить в себе и кое-какие опасности. Но, с тех пор какМарго полюбила, мать точно изменила свой облик, и какой-то голос, голос любви,отважился спросить Марго, оправдывает ли она, как прежде, мадам Екатерину.Ответа голос не получил. «Это было бы уж по-гугенотски… — подумала Марго. —Но мы все же отправимся в дом к адмиралу, посмотрим, как он себя чувствует, ипотом скажем маме, что он умирает, скажем на всякий случай. Это будет самоеправильное».