Рукопись Бэрсара - Манова Елизавета Львовна. Страница 44

Я знал, что все ещё предстоит. Я знал, что, как только мы кончим дело, и я сразу — всех в одну ночь — уберу из Квайра своих людей, Баруф поспешит нанести удар по тем, кто остался.

Две сотни людей, которых мы не спасём, потому что мудрая конспирация Братства разбила людей на разобщённые группы, каждая из которых знает только своих. Потому, что идиотская дисциплина Братства требует повиновения лишь одному — своему главному, Брату Совета. Глуп он или умен, прав или не прав — но слово его для тебя закон, и твоя жизнь у него в руках. Только у Сибла и Зелора кое-кто из доверенных знал своих Старших в лицо, до остальных их приказы доходят только через братьев Совета.

Страшно инерционная, медлительная система, приспособленная только для обороны. Глупая система, когда из-за тупого упрямства немногих обречены на гибель сотни людей.

Нет, мне не в чём себя упрекнуть: я пытался кого-то спасти. Через дома Сибла — людей Зелора я не мог раскрывать. Старшие не одобряли эту затею: Асаг уговаривал, Сибл хмыкал, Зелор улыбался с кроткой насмешкой, — и они, конечно же, были правы. Только двое — двое из двух сотен! — сумели поверить нам. И всё-таки это я был прав: когда грянет беда и заплачут в Садане, они не станут меня винить.

Я всё-таки очень надеялся на дальнозоркость Баруфа. Не станет он затевать показательных казней и плодить новых мучеников на радость бунтовщикам. Кое-кто может и уцелеть. Мелкая сошка — те, кто мне нужен.

Время шло, и мы не сидели без дела. Мы все успели — с такими помощниками мудрено не успеть. Оказывается, что я тоже не знал им цену.

Асаг — Брат-Распределитель — как организатор мог поспорить и с самим Баруфом. Он не был политиком: дальнего зрения ему не хватало, и проблему он различал, только увидев её под носом. И всё-таки, выросший в нищете Садана, знающий с детства лишь угрюмый, безрадостный труд; почти неграмотный, нигде не бывавший, он был поразительно умен и широк. И пусть задачу он различал с опозданьем — увидев, он блестяще её разрешал. То, что сделал Асаг, не стоило проверять — сделать лучше я не мог бы всё равно.

А Сибл — экземпляр другого рода: хитрец, смельчак, человек без сантиментов. Совершенная боевая машина, наделённая острым, холодным умом. И он не умел ошибаться в людях. В это трудно поверить, но он с первого взгляда находил в человеке слабинку, его уязвимое место. Он точно знал, кому нужно, а кому не стоит верить — и если мы не ошиблись ни в одном человеке, если Баруф не заметил нашей работы, это, пожалуй, заслуга Сибла.

Ну, а Зелор… Я оценил его той зимой, в Ираге, ну а теперь я просто влюбился в него. Как он организовал прикрытие! Заморочил и сбил со следа агентов Баруфа, пустил навстречу потокам слухов контрпоток. Он не стал баламутить Садан — просто заставил его слегка шевельнуться, и в этом лёгком движении наша подготовка затерялась почти без следа.

Я смотрел на них, и смысл Братства, его суть наконец приоткрылась мне: Смысл: банальная фраза, что народ бесконечно талантлив; невозможно заколотить его так, чтобы все сильное, яркое было потеряно в нём.

Суть: лучше всегда находит способ себя проявить, но если жизнь уродлива и беспощадна, формы проявления отнюдь не блещут красой.

Пара банальностей, общее место, но только теперь я почувствовал, что Братство — не просто рычаг. Это все лучшее, что было в предместьях, то, в чём так долго ещё будет нуждаться Баруф. Смелые люди, способные драться и умирать за идею — веянье новых времён, самое страшное оружие против своей страны.

Слава богу, что ты ошибся, Баруф. Слава богу, что я забираю Братство из Квайра, и оно не станет подспорьем в вашей игре…

И настала ночь, когда сработала наша машина. Двести сорок мужчин бесследно исчезли из Квайра. Сотня домов опустели совсем, в остальных ничего не знают о пропавших кормильцах. Мы заберём и этим — когда схлынет волна арестов. К концу зимы Баруфу будет не до Садана.

И настал день, когда беда обрушилась на тех, кто не хотел нам верить.

Салара арестовали одним из первых. Тнаг пытался уйти, дрался, был ранен, и его без сознания отвезли в тюрьму.

Я покинул ближние окрестности Квайра, перебравшись в лесную избу в полудне езды. У нас был хозяин — старый охотник Тарг. В недавние времена он помогал Баруфу, теперь помогает мне. Обычный случай среди лесных мужиков: они терпеть не могут всякую власть. Всякая власть — разорение и помеха, всякая власть чего-то хочет от них, а им надо только, чтобы никто их не трогал, не покушался на их свободу и их скудный хлеб.

Баруф, конечно, знал это место, и, конечно же, мог бы меня отыскать. Просто теперь ему невыгодно меня находить.

Грустное чувство, словно играешь сам с собой и знаешь свои ходы наперёд. Он может отправить против меня только солдат, но солдаты меня не возьмут. При мне отборный отряд из людей Сибла, и Баруф знает им цену, как когда-то знал цену лесным парням. Я просто уйду, исчезну в лесах, и стану вдвое опасней — ведь кто знает, чем я тогда займусь?

Да незачем теперь меня находить. Буду я жив или нет, но Братство уже спасено, и для Квайра полезней, чтоб оно подчинялось мне.

Мы сидели в лесной избушке — Сибл, я и Асаг — и ждали вестей от Зелора. Я очень боялся за Зелора, ведь он приметен, и человек пятнадцать из арестованных знают его в лицо. Только в Саларе я не сомневался. Любил я его или нет, но я не мог усомниться в нём.

— Ты за горбатенького-то не бойся, — с усмешкой сказал Сибл. — Я его, паучка нашего, знаю. Сидит себе в норке тихохонько, только паутинки дёргает.

— Если есть в Квайре надёжная норка!

— Это ты не найдёшь, а Зелор и во дворце местечко сыщет. С тобой-то он слаще меду, а другие его пуще черта боятся. А, Асаг? Боишься?

Асаг поглядел на него без улыбки, пожал плечами.

— Ты, что ли, нет?

— Боюсь, — сказал Сибл серьёзно. — Такой уж тихий, такой ласковый… а яду в нём!

— Меня он не предаст, — сказал я спокойно. — Я его люблю.

— А ты всех любишь! Может, и палачей дворцовых тоже?

— Не слушай дурака, — сказал Асаг. — Из-за Наставника бесится. Ходил к нему третьего дня, чуть в ногах не валялся…

— Врёшь! Не валялся! Глянул да ушёл. Эх, было б его скрутить да силком уволочь!

— Насильно человека не спасёшь.

Поглядели на меня и отвели глаза. Наверное, думают, что я зол на Салара. Нет! Я так же не чувствовал к нему вражды, как и он ко мне. Мы просто хотели разного, и за нами стояли разные силы; мы были обречены враждовать, но имей я возможность его спасти, я бы его спас.

Посланец Зелора пришёл к рассвету. Никто не заметил, как он миновал дозоры, Тарг поймал его почти у дверей.

В первый раз я увидел «призрака»… и не увидел. Этот человек был, и его словно не было, взгляд скользил по нему, не зацепляясь. Не личность без примет, которых в Олгоне я обнаруживал сразу, а действительно человек без лица, невидимка, тень.

Он был из доверенных: увидел нас, и, сразу узнав, упал на колени. Упоение, почти экстаз были на никаком лице, жуткий восторг самоуничижения. Он мог прожить жизнь, узнав из Старших только Зелора, теперь он видел нас всех, и это, может быть, был лучший миг в его жизни.

— Встань, брат, — сказал я мягко. — Садись вон туда и говори.

Он послушно уселся на лавку, и восторг на его никаком лице не вязался с нерадостными словами.

Зелор сообщал, что первый день кончился лучше, чем мы могли ожидать. Начисто выметены только пять домов: Арвана, Рилга, Ивра, Нолана и Равла…

— Господи, — тихо сказал Асаг, — уже за сто!

…из прочих пока взяли только верхушку: Братьев Совета, их доверенных и связников. Два дома не пострадали вовсе: Дигила и Норта. С нами те двое не пошли, но и рассиживаться не стали — законсервировали своих людей и сами исчезли. Пока всех потерь Зелор не знает, но на глаз не меньше полутора сотен.

Сначала арестованных стаскивали в городскую тюрьму — всех скопом, и многие успели сговориться, что им отвечать. Потом спохватились: Салара, Братьев Совета и ещё с десяток народа куда-то уволокли — Зелор не знает куда, но к вечеру думает знать.