Праведники Меча - Марко Джон. Страница 34

Дел открыл глаза, решив, что милосердный Бог охотно дарует ему то, о чем он просит. Он не был готов умереть, но ему казалось, что у него хватит сил не закричать при виде палача. Джал Роб заверял его, что Господин Всего действительно существует и что эта жизнь — лишь преддверье той великой жизни, которая ждет людей потом. Пока Дел рос, это всегда казалось ему красивой сказкой, но теперь ему хотелось верить словам священника. Больше всего на свете хотелось, чтобы Джал Роб оказался прав.

— Молитва тебя не спасет, — раздался голос у него за спиной.

Обернувшись, Дел увидел у двери камеры виконта Динсмора: тот смотрел на него со злорадной улыбкой. У Дела упало сердце. Неужели время уже настало?

— Если ты пришел за мной, то я готов, — вызывающе бросил Дел. — Но покаяния не жди, не будет. Динсмор расхохотался.

— С этим ты уже опоздал, можешь мне поверить. Все приготовлено, не отменять же. Разве ты в окно не смотрел? — Его улыбка стала еще язвительней. — Ну, конечно же, смотрел! Похоже, всем не терпится увидеть, как твоя голова скатится в корзину.

Дел скрестил руки на груди.

— Я не боюсь, и в ногах у тебя ползать ты меня не заставишь.

— Сейчас, может, и не заставлю, — задумчиво протянул Динсмор. — Знаешь, я слышал, будто отрубленная голова еще какое-то время продолжает видеть. Как ты думаешь, это правда? Знаешь что: я подниму твою голову и покажу тебе твое обезглавленное тело, и ты мне дашь знать, договорились? Как насчет одно подмигивание — да, а два — нет?

— Как насчет того, чтобы ты провалился в преисподнюю? — огрызнулся Дел. — Когда-нибудь за все твои преступления тебе придется отвечать.

Динсмор вытянул руку:

— Смотри, как я дрожу!

Динсмор был главным подручным Элрада Лета, так же как Шинн — его главным телохранителем. Именно Динсмор превращал приказы Лета в реальность и выводил людей на эшафот. Он стоял во главе таинственного предприятия с рабами — того самого дела, из-за которого у Дела возникли столь серьезные проблемы. Говорили, будто Динсмор набирает рабов для какой-то громадной стройки на побережье, но ни Дел, ни его товарищи так и не смогли узнать, что именно там происходило. Им было известно только, что здоровых арамурцев забирали прямо из домов и с ферм. И что самое гадкое — талистанцам вроде Динсмора ужасно нравилась их работа. Дел считал, что это — часть давней вражды между народами этих двух стран. Теперь, когда Арамур снова оказался под пятой Талистана, они с радостью предавались мщению.

— У тебя осталось мало времени, дружок, — сказал Динсмор. — Меньше часа, по правде говоря. Скажи мне, каково это — быть так близко к смерти?

«А может, ты мне об этом скажешь?» — подумал Дел.

Если он знает Роба достаточно хорошо, то сегодняшний день может стать последним и для Динсмора.

— Если у меня остался всего час, мне не хотелось бы тратить его на созерцание твоей физиономии, — сказал Дел.

Виконт побагровел.

— Как мне не терпится увидеть твою смерть, Лоттс! — сказал он. — Я буду стоять рядом, и смотреть, как тебя будет корчить.

Динсмор удалился, и Дел снова остался в камере один, глядя ему вслед и радуясь, что сумел залить ему кипятка за шиворот. Даже если он сегодня умрет, дело того стоило.

Город опустел в предчувствии назначенной у тюрьмы казни. Лавки на площади оставались открытыми, но на улицах и в переулках народу почти не было. И даже те, кто оставался в городе, говорили только об одном — о казни Дела Лоттса. Он был любимым и популярным аристократом из одного из лучших семейств Арамура, и лавочники ворчали себе под нос, раскладывая свои товары, и сожалели о предстоящей смерти столь достойного человека. Женщины бродили по лавкам и делали покупки с бессмысленными лицами, стараясь не думать о том, что случится меньше чем через час. А тем временем их дети поворачивали головы к западу, к тюрьме.

Джал Роб, верхом и без сопровождения, проехал через площадь незамеченным. Надвинув капюшон плаща, он пустил коня спокойным шагом, ни на кого не смотрел прямо, но и головы не отворачивал. Он притворялся обычным арамурцем, и это притворство давалось ему легко, словно дыхание. Рикену и его товарищам тоже, наверное, было легко играть роль. Все трое уже приближались к тюрьме — и, надо надеяться, оставались незамеченными среди сотен собравшихся. Сегодня он проскользнет, словно призрак, и нанесет удар, словно змей. И никто не заметит их, пока уже не станет поздно.

Впереди за углом начинался ряд кирпичных строений. Рядом с пустой кузницей стояла одноконная повозка. Возчик лениво рассматривал свои ногти. В повозке лежали навалом какие-то предметы, накрытые коричневым брезентом. Увидев, Роба, возчик едва заметно кивнул, а потом тряхнул поводьями — и повозка покатилась за строения.

Джал поехал следом. Сердце у него ускорило свой ритм. Ройс никогда не опаздывал. За кирпичной стеной строений в тени дожидался еще один человек, которого Джал не признал. Незнакомец должен был отвести коня Джала к тюрьме и держать его наготове. Как и Ройс, он ни слова не сказал, ни Джалу, ни подъехавшему следом Рикену. Он просто дождался, чтобы Джал остановил коня, спешился и снял с седла лук и колчан. После этого незнакомец сам сел в седло и уехал обратно по улице.

Оставшийся сидеть на передке повозки Ройс хранил полное молчание, дожидаясь, чтобы Джал Роб, нагруженный оружием, взобрался в убогую повозку и набросил на себя грязный брезент.

За несколько минут до полудня два талистанских солдата вошли в камеру Дела с парой железных наручников. Они были одни: Динсмор уже вышел к эшафоту. Не особо нежничая, солдаты сковали пленнику руки за свиной и толкнули к двери. Дел не сопротивлялся. В последний час своего заключения он почти смирился со своей судьбой. Словно в тумане он вышел из своей клетки и под конвоем солдат прошел по грязным коридорам башни, а потом — по винтовой лестнице. По дороге он считал ступеньки. К концу лестницы их набралось больше сотни. Его мысли цеплялись за мелочи, и в этом он находил опору. И хотя где-то в глубине его сознания притаился вопящий ужас, тело беспрекословно повиновалось ему. Выйдя на солнечный свет, Дел улыбнулся.

Издалека на него накатилась волна голосов. Толпа перед тюрьмой сильно выросла — и теперь все указывали на него пальцами и что-то громко говорили. Большинство лиц были бледны. Эшафот, который Дел видел из своего окна, теперь словно увеличился в размерах, а спил дуба оказался шириной с бочку и доходил до колен. В центре плахи торчал воткнутый в древесину гигантский топор, а рядом с плахой стоял его владелец — мускулистый мужчина в черных брюках и рубахе в обтяжку. На обтянутых тканью широких плечах и мощных руках перекатывались мускулы. На палаче не было маски: он выставил свою лысую голову на всеобщее обозрение. При виде Дела на его лице не отразилось никакой радости — только твердое чувство долга.

Однако на эшафоте стоял не только палач. С ним дожидался Динсмор, потея на солнце. Виконт глумливо поманил Дела пальцем. Наступила минута, которую так предвкушал Динсмор, и Дел не собирался позволить ему ею насладиться. Он примет смерть без крика и стона.

Солдаты втащили Дела на эшафот по невысокой лестнице. Дел осмотрел толпу. Среди арамурцев бродили солдаты в заметных зелено-золотых мундирах. Были среди собравшихся и знакомые лица, люди, которых Дел знал уже много лет.

Однако в своем оцепенении он не мог вспомнить их имена. Какие-то всадники остановились поглазеть на зрелище, и поблизости оказалась повозка, справа от эшафота. Дел узнал возницу, и на секунду его взгляд задержался на нем. Сердце так отчаянно забилось, что Дел испугался, как бы не потерять сознание. Запах тела громадного палача ударил в ноздри, словно вонь смерти. Дел поспешно отвел глаза от повозки.

Ройс!

А потом он услышал, что говорит Динсмор.

— ... за преступления против законного правительства Арамурской провинции, за подстрекательские речи, за клевету на наших почтенных правителей Элрада Лета и Тэссиса Гэйла и за упорный отказ действовать во благо Арамура, Дел Лоттс будет обезглавлен.