Праведники Меча - Марко Джон. Страница 68

— Какой смысл? Арамур для меня потерян. Теперь я это сознаю.

— Правда?

— Почему ты начал меня об этом расспрашивать? Я ответил тебе правду, так что давай этот разговор закончим.

— Значит, теперь твой дом здесь?

— Да!

Люсилер сел прямо.

— Тогда ты должен понять, почему я так тревожусь. И тебе тоже следовало бы тревожиться. Если мы потеряем Фалиндар, мы потеряем не только жизнь. Мы потеряем дом. Снова.

Слова Люсилера были до боли логичны. У Ричиуса отняли Арамур, и понадобилось два года, чтобы он оправился после этой потери. Он все еще не полностью пришел в себя, но хотя бы заставил успокоиться безжалостных призраков прошлого. Тоска по родине не давала ему ничего, кроме боли.

— Я вспоминаю Арамур чаще, чем ты можешь себе представить, — признался Ричиус. — Иногда мне хочется отвезти туда Шани — просто чтобы показать. Эта страна — кусок моего сердца. И, наверное, так и будет до конца моих дней. Но мой дом теперь здесь. По крайней мере, это я, наконец, понял.

— И теперь мы оба должны бороться за наш дом, — сказал Люсилер.

— Правильно. И тебе пора перестать терзаться и считать себя виновным в осаде. Договорились?

Люсилер сделал последний глоток токки.

— Договорились. — Он закупорил бутылку и отставил ее подальше. — И что мы будем делать сейчас? Ждать, когда Пракстин-Тар вернется?

— Думаю, другого варианта у нас нет. Рано или поздно он вымотается. Иначе и быть не может.

— Очень может быть, что ждать придется долго, — заметил Люсилер. — Особенно если Кринион умрет.

Ричиусу самому захотелось хлебнуть токки. Если Кринион действительно погибнет, жажда мести' Пракстин-Тара будет неутолимой.

Для Пракстин-Тара самым мрачным местом на земле стал его шатер, где он дежурил у постели раненого сына. Час был поздний, и свечи на алтаре колебались на едва заметном ветру, отбрасывая нелепые тени на матерчатые стены. Кринион лежал на куче одеял, обнаженный по пояс и перебинтованный. С помощью разнообразно изогнутых ножей целитель Валтув сумел извлечь из тела Криниона большую часть щепок, и теперь грудь Криниона вся была в запекшейся крови и швах. Оставшись в шатре один, Пракстин-Тар молился о своем единственном сыне. Кринион по-прежнему не приходил в сознание, и Валтув не был уверен, что он очнется. Целитель сказал Пракстин-Тару, что раны молодого воина весьма серьезны, а удар по голове повредил ему мозг — возможно, необратимо. Теперь Кринион лежал в забытьи, не шевелясь, едва дыша.

— Услышь меня, Лоррис, — молился военачальник. — Прис, я молю тебя. Исцели моего сына. Нельзя, чтобы он умер...

Как всегда, Лоррис и Прис хранили молчание, и Пракстин-Тар почувствовал, как из его глаз выкатываются слезы бессилия. Он не мог понять, почему его молитвы остаются без ответа — даже теперь, когда решается столь многое. Кринион был хорошим сыном, истинным дролом, и боги-близнецы не имеют права притворяться глухими!

— Не имеете права! — прорычал Пракстин-Тар, открывая глаза. Он воздел руки, потряс сжатыми кулаками и закричал: — Вы меня слышите? Вы не имеете права! Я — Пракстин-Тар!

Пракстин— Тар слышал, как собственное имя звенит у него в ушах. Он бессильно понурился. Даже Кринион его не слышит -а ведь он совсем близко, только слаб, как новорожденный. Тяжелое одиночество легло на плечи военачальника. Сейчас он был бы рад ощутить прикосновение жены, услышать смех дочерей. Все что угодно — только не хриплое дыхание Криниона. А ведь день начинался так хорошо! Кринион был полон жизненных сил, а проклятая машина Грача должна была принести им победу. Вспомнив о нарце, Пракстин-Тар вскипел.

— Это должен был быть он! — сказал триец.

Если Кринион не поправится, так и будет, решил он. Если Кринион умрет, он убьет нарца, накажет его за то, что он построил такое непрочное орудие. Пракстин-Тар сотрясался от ярости, и ему пришлось прижать ладонь ко лбу, чтобы успокоиться. Его мысли туманились от тошноты, и он вдруг вспомнил, что не ел с самого рассвета. Ему нужна пища. Но кто позаботится о Кринионе? Он не доверял Валтуву — по крайней мере, в столь важном деле. Военачальник решил обойтись без еды и опустился на пол.

— Я буду тебя охранять, — прошептал он. — Ворон не прилетит.

Он осторожно пригладил Криниону волосы. Они были молочно-белыми, как у всех трийцев, и нежные, как розовые лепестки. Сидя рядом с сыном, Пракстин-Тар вдруг заметил, насколько на него приятно смотреть — и не только потому, что у него была типично трийская внешность. У Криниона было идеальное сложение и безупречные черты лица. Он был красив — сам Пракстин-Тар никогда не был красивым.

— Не покидай меня! — взмолился он. — Я не могу потерять еще одного сына! Слышишь? Я этого не вынесу!

Кринион отреагировал чуть заметным трепетом ресниц, и военачальнику показалось, что сын его слышит.

— Да, ты слышишь, — решил он. — Ты не умрешь.

Кринион снова чуть заметно пошевелился. Пракстин-Тар улыбнулся. Кринион сильный, потому что в его жилах течет кровь военачальника, и потому что его ждут важные дела. Они оба — отец и сын — полны решимости, сохранить наследие Тарна.

— Такое зрелище меняет человека навсегда, — сказал он сыну. — Откуда мне знать, предназначил ли мне Лоррис продолжать это дело? Я этого не знаю. Но мне нужно научиться многому. Боги действительно существуют, Кринион. Теперь я это знаю. И я хочу снова их видеть.

Пракстин— Тар перестал гладить Криниона по голове. Он осмотрелся, убеждаясь, что его никто не подслушивает, а потом, подавшись вперед, продолжал свою исповедь.

Одной целью был он одержим, единственной горел яростью, и Пракстин-Тара не волновало больше, что он стал убийцей. В конце концов, он военачальник. Его миссия важнее, чем жизнь военачальника Ишьи или сотни рабов из Кеса. Сам Тарн убивал для того, чтобы открыть небесные врата. Возможно, это и есть плата. Может быть, Лорриса надо умилостивить кровью.

«Ну, хорошо же, — решил Пракстин-Тар. — Если они не откроют мне врат неба, я заставлю их открыться».

Фалиндар не сможет сопротивляться вечно. А когда он захватит Фалиндар... Что тогда?

Военачальник нахмурился. Даже сейчас, после месячной осады, он не знал, чего можно ожидать от этой победы. Фалиндар был домом Тарна. В каком-то смысле он был путем к небу, давним центром трийцев. Пракстин-Тару казалось, что рано или поздно капризные боги должны будут его заметить. Он уже отвоевал для них Кес, хотя, похоже, они воротят нос от этого дара. Но они не смогут презреть Фалиндар! Фалиндар с его бесценными шпилями из бронзы и серебра был жемчужиной Люсел-Лора. Его завоевание станет наивысшей победой Пракстин-Тара. И когда он ее добьется, он бросит вызов богам, не замечающим его.

— Это будет, Кринион, — пообещал он.

— Господин? — робко окликнули его. Пракстин-Тар резко выпрямился. К своему глубочайшему изумлению, он увидел, что у входа в шатер стоит Грач. Лицо нарца было бледным и испуганным.

— Ты посмел прийти сюда? — рявкнул Пракстин-Тар. — Как ты смеешь осквернять это место своим присутствием? Грач зашел в шатер, умоляюще подняв руки.

— Простите, господин. Я только зашел посмотреть, как вы... — Его взгляд испуганно метнулся в сторону Криниона. — Как чувствует себя ваш сын?

— Жив, хотя твоей заслуги в этом нет. Радуйся. Если он умрет, ты последуешь за ним.

— Клянусь вам, господин, я не думал, что такое случится. — Ты построил это орудие. Ты сказал, что оно готово. Так что если мой сын умрет, ты за это заплатишь.

Я тут сидел и придумывал, как мне тебя убить. Хочешь послушать, что мне пришло в голову? Нарец посерел.

— Я думаю посадить тебя на кол, — продолжал говорить военачальник. — Наверное, тебя будут опускать на острие очень медленно. И я буду смотреть, как острие выходит у тебя изо рта.

— Бог мой...

— Твой бог? — взорвался Пракстин-Тар. — Твоей нарской сказки не существует! Не говори мне о нем.

— Простите меня, господин! Я не хотел проявить неуважения. Только...