Праведники Меча - Марко Джон. Страница 89

— Да, так я слышал.

— Так научишь?

— Только не сию минуту.

— Да, не сейчас. Но, может, когда мы доберемся до Фалиндара? Там у нас будет время.

Когда Роб ничего не ответил, Алазариан попробовал настаивать:

— Как ты думаешь, Джал?

— Ну ладно. Если будет время. Алазариан широко улыбнулся:

— Это было бы великолепно! Он провел рукой по лбу, смахивая капли пота. Несмотря на ветер и облака, верховая езда его разгорячила. Лицо Джала Роба тоже блестело от пота. Алазариан снова отстегнул мехи.

— Пить хочется, — сказал он.

— Мне тоже, — согласился Джал Роб. — Это из-за дорожной пыли.

Алазариан сделал глоток из своего меха, а потом протянул его Джалу.

— Держи.

Роб повернулся, увидел протянутые ему мехи — и побледнел. Его взгляд метнулся к горловине, к которой только что прикасались губы Алазариана.

— Э-э... Спасибо, не надо.

— Разве тебе пить не хочется?

— Воду надо беречь, — неловко отговорился Роб.

— Джал, да ведь дождь вот-вот пойдет! Попей.

— Я же сказал — нет! — огрызнулся священник и снова послал коня вперед.

Потрясенный Алазариан тяжело опустился в седле. Он проводил взглядом Джала Роба — и его недоумение рассеялось: он понял, что произошло, и уныло убрал мех. Теперь эта вода заражена. Суеверный священник ни за что не станет ее пить.

— Боишься подцепить мою нечестивую магию, Джал Роб? — тихо пробормотал Алазариан.

Алазариан в мрачной задумчивости сидел у костра и слушал, как холмы эхом повторяют раскаты грома. Снаружи стремительными потоками хлестал дождь. Гроза настигла их уже через несколько минут, и они поспешно укрылись в какой-то пещере, которых здесь было много, едва успев избежать самого сильного ливня. Джал Роб развел огонь и позаботился о лошадях, привязав их около входа в пещеру. Тесное пространство стремительно наполнялось дымом. Священник почувствовал гнев Алазариана и устроился у самого отверстия, молча, наблюдая за бушующей стихией.

Алазариан сунул в огонь палку и стал смотреть, как горит ее конец. Его чувства были задеты сильнее, чем ему хотелось признать, но, похоже, Джала это не заботило. Он не только не хотел пить из одного меха с Алазарианом, но теперь, кажется, не хотел делить с ним даже костер. Сильный удар грома потряс пещеру, так что свод затрещал. Потом сумрак стремительно прорезали две стрелы молнии, бесшумно упавшие в отдалении. Выглянув наружу через неподвижное плечо Джала, Алазариан увидел, что небо совсем потемнело и полностью закрылось черными тучами. Волосы священника развевались на ветру. С той минуты, как они вошли в пещеру, они обменялись всего парой слов, и разделявшая их стена неожиданно стала гораздо выше. Чувство одиночества заставило Алазариана содрогнуться.

Видя, что дождь не утихает, Джал Роб, в конце концов, вернулся к костру, чтобы погреться. Он протянул руки к угольям, словно ничего особенного не случилось.

— Проголодался? — спросил он. Алазариан молча покачал головой.

— Ну, мы могли бы поесть — хоть какая-то польза от остановки будет. Как только дождь перестанет, мы снова отправимся в путь.

— Ну, так ешь, — сказал Алазариан. — Никто тебе не мешает.

Джал посмотрел на свои сумки. Они по-прежнему были полны припасами: Фалгер и его люди дали им столько продуктов, сколько нужно было, чтобы добраться до Фалиндара. Однако Джал Роб не стал браться за сумки, и, казалось, забыл о еде. Вместо этого он присел напротив Алазариана и смущенно улыбнулся. Сквозь языки пламени Алазариан бросил на него быстрый взгляд.

— До деревни совсем недалеко, — сказал Джал. — Если дождь перестанет, то мы очень скоро до нее доберемся. Может, получится купить пару мягких кроватей на ночь. Это было бы славно, правда?

— Конечно, это было бы очень приятно. А может, на этот раз мы сможем получить отдельные комнаты.

Казалось, этот укол задел Джала. Он неловко поерзал и опустил глаза на свои руки. Наступило ужасное молчание. Спустя несколько минут Джал заговорил.

— Мне очень жаль, — сказал он. — Я ничего такого не имел в виду.

— Неужели? — с горечью отозвался Алазариан. — А мне показалось, что имел.

— Рядом с твоим волшебством я чувствую себя неловко, парень. Я просто немного его опасаюсь, вот и все. — Сквозь огонь Алазариан увидел, как Джал пытается улыбнуться. — Не забывай: я ведь священник. Волшебство греховно.

— Ну, это меня сильно утешило. Спасибо. Джал сел прямее.

— Ты же знаешь, о чем я говорю. В конце концов, ты ведь рос в Талистане и когда-то принадлежал к нашей церкви. Священные книги говорят нам, что колдовство — грех.

— Так вот кем ты меня считаешь? Колдуном?

— Я не знаю, кто ты. Я знаю только слово Бога. А преломлять хлеб с магами — грех. — Джал пожал плечами. — Ты проклят злой судьбой, парень. Твоей вины тут нет, и я тебя в этом не виню.

Эти слова совершенно не утешили Алазариана. Он сердито ткнул палкой в огонь. Его мать была права: ему не следовало открывать свою тайну никому — даже священнику.

— Господи, — вздохнул он, — как я устал хранить тайны! Я так устал оттого, что все меня сторонятся — даже те, кто не знает, кто я.

Он швырнул палку в огонь и стал смотреть, как ее охватывает пламя. Он не сказал самого главного — что устал от одиночества. Для Алазариана после смерти матери мир стал пустым.

— Мне тебя жаль, — сказал Джал Роб. — Искренне жаль. Ты не заслужил этого проклятия. Но оно меня пугает.

— Это не болезнь, Джал. На тебя это не перейдет. Джал грустно улыбнулся.

— Тогда что это? Ты это знаешь? Алазариан молчал.

— Конечно, не знаешь, потому что такова природа магии. Она потаенная, темная. Она никогда не показывает своей сути.

— Знаешь, что меня пугает больше всего, Джал Роб? Люди вроде тебя. Бог мой, ты же священник! Тебе положено помогать людям, а не отталкивать их. Всякий раз, когда я сталкиваюсь с кем-то вроде тебя, мне становится страшно, потому что я не знаю, что обо мне подумают и что со мной сделают, если узнают, что я наполовину триец или владею магией. Вот что меня пугает. Попробуй хоть немного пожить с этим, а потом говори о страхе.

По ту сторону костра Джал Роб посмотрел на Алазариана и смущенно покраснел.

— Тебе не нужно меня бояться. Бог — это любовь. В Его сердце найдется место для каждого. Даже для тебя.

— Никакими молитвами и разноцветными витражами не изменить моей природы, Джал, — с горечью сказал Алазариан. — Ничем не заставить людей от меня не шарахаться.

— О, тут ты не прав, — возразил Джал. — Не путай храмы с Богом. Моя вера — не в этом. Храмы и песнопения — это поэзия моей веры. Они дают мне утешение, но и только. — Он пересел чуть ближе к Алазариану, обогнув костер и оказавшись на расстоянии протянутой руки. — Я нахожу Бога в каждой песчинке, — заявил он, — а не в творениях рук человеческих.

— Но ты обожал Собор Мучеников. Я же знаю. Я запомнил это с того момента, как до тебя дотронулся.

— Это было удивительное здание, — признал Джал. — По-моему, это самое великолепное здание, которое когда-либо существовало в мире.

— Моя мать тоже его любила, — сказал Алазариан. — Ей хотелось когда-нибудь меня в него отвести. Кажется, она мечтала, что там пройдет мое бракосочетание. Только Элрад Лет никогда бы этого не допустил. Он ненавидит столицу Нара и церковь.

— Уж я-то это прекрасно знаю, — согласился Роб. Алазариан вздохнул.

— Я очень любил мать. Теперь, когда ее не стало, я никак не могу себя найти. Она единственная меня любила, не считая деда. А он... ну, ты знаешь.

Джал Роб не сказал ни слова. Он просто наблюдал за Алазарианом во всполохах костра, не мешая ему изливать яд, накопившийся в его душе за короткую жизнь.

— Элрад Лет — настоящее чудовище, — прошептал юноша. — Он все время бил мать. У нее даже остался на лбу шрам от перстня, который он носит. Я всегда пытался ее защитить, но я был настолько меньше! Я не мог с ним справиться. — У Алазариана задрожали губы. Он почувствовал, что у него перехватывает горло. — Один раз он начал душить мать. Я бросился на него и сказал, что убью его. Мне было еще совсем немного — лет двенадцать, кажется. Он...