Строговы - Марков Георгий Мокеевич. Страница 103
Долго в ту ночь горел огонь в доме Строговых. А на следующий день Матвей созвал к себе всех, кто когда-то ходил в пикетах, а из женщин пригласил Устинью Пьянкову.
3
В воскресенье по почину Матвея Строгова и фронтовиков собрался сход. Сам Евдоким Платонович Юткин на него не пришел, выслал своих сторонников: Демьяна Штычкова, Ефима Пашкеева, а с ними еще пять-шесть зажиточных мужиков.
Пришли они изрядно выпивши, с явным намерением сорвать сход, на котором все еще численно преобладали женщины.
Но с первых же минут бабы настроились к ним враждебно, и когда Демьян Штычков под одобрительные выкрики пьяной компании начал приставать к Матвею с вопросом, имеет ли он разрешение старосты на проведение сходки, вдова Устинья Пьянкова крикнула:
– Заткнись-ка, Демьян Минеич! Хватит, покомандовал тут над бабами. Теперь хозяева вернулись.
Демьяновы подпевалы загорланили что-то похабное, но тут вдруг поднялся Силантий Бакулин и, трахнув кулачищем по столу, загудел густым басом:
– Эй вы, горлодеры, в амбаре посидеть захотели?! Запрем! Там живо в себя придете!
Богатеи приутихли, забились подальше в угол, однако молчали недолго. Рассказав о том, что в городах власть богатых свергнута и народ установил свои новые порядки, Матвей предложил обществу лишить старосту власти, избрать совет депутатов, объявить незаконным право Юткиных и Штычковых на общественный кедровник и на земли, захваченные мошенническим путем.
Богатеи закричали, затопали ногами. Тимофей Залетный попытался урезонить их, но получил за это удар в зубы.
Вскипел фронтовик. Выхватив у Мартына Горбачева костыль, он кинулся в угол, где приютилась вся компания.
Драка завязалась свирепая, и не обошлось бы без крови, если бы не подоспел в этот час на сборную особоуполномоченный губревкома Терентьев.
– Мне поручено организовать в деревнях и селах вашего края советы, свергать старост и старшин, арестовывать пособников мирового капитала и подавлять всякое контрреволюционное сопротивление, – сказал он.
Особоуполномоченный был невысокого роста, с землистым от бессонницы лицом и с быстрыми холодными глазами. Говорил он отрывисто, громко, жесты его были скупы и энергичны, чувствовалось, что он из тех, которые не любят шутить.
Юткинские горлодеры прикусили языки и один за другим юркнули в дверь. Матвей смотрел на Терентьева, сдерживая радость, а тот управлял уже сходом, и с такой уверенностью, будто жил тут вою свою жизнь.
Терентьев прожил в Волчьих Норах три дня. Кроме совдепа, председателем которого был избран Матвей Строгов, он организовал ячейку партии большевиков. Партийная ячейка составилась из четырех человек: Матвея Строгова, Архипа Хромкова, Мартына Горбачева и Тимофея Залетного, который стал большевиком еще в армии.
Оставив Матвею мандат за своей подписью и печатью губревкома, Терентьев поехал по волостям и селам Юксинского края организовывать советы.
4
Через неделю после отъезда особоуполномоченного волченорские большевики всей ячейкой побывали у новоселов, провели митинг, после которого председателем тамошнего совдепа был избран недавно вернувшийся с фронта и тоже ставший большевиком Мирон Вдовин. А спустя месяц Матвей, оставив своим заместителем в совдепе Архипа Хромкова, поехал вместе с Мироном Вдовиным на первый губернский съезд советов.
Вернулись председатели с хорошими вестями: Советская власть побеждала всюду. На съезде Матвея Строгова узнал один из членов губревкома, посещавший в пятом году конспиративную квартиру Соколовского. Через него и Терентьева Матвей добился особого постановления о закреплении права волченорцев и новоселов на кедровник и на все пахотные и луговые земли, которые крестьяне обрабатывали издавна.
К весне вернулось много фронтовиков. Но среди них не было Артема Строгова, и никто из его одногодков ничего не знал о нем. Не зная покоя, металась Анна то к фронтовикам, то к их женам: расспрашивала, прислушивалась к разговорам на селе: не обронит ли кто словечко о ее любимом первенце. Матвей успокаивал жену: скоро-объявится. Но проходили дни и недели напрасного ожидания, и у Анны не высыхали слезы.
Перед пахотой совдеп провел подушный передел земли. Богачи притаились, чего-то выжидали. Во дворах Юткина и Штычкова амбары ломились от зерна, стояли десятки сытых коней, но никаких приготовлений к пахоте и севу не примечалось. С тревогой посматривали на эти дворы солдатские вдовы, сироты, бобыли, примирившиеся уже с участью батраков. Сунулись было к богатеям некоторые из безлошадников – кто семян призанять до будущего урожая, кто лошадь попросить под отработку. Но бывшие хозяева Волчьих Нор еще раз показали себя. Евдоким Юткин вышел за ворота к двум мужикам, пришедшим попросить у него лошадь, и заговорил зло, издевательски:
– Ну, поделили земельку? А пахать на женах будете? А засевать придется лебедой? Валяйте на здоровье! Лебеда кишки прочистит, авось дурь из головы выйдет… А вы, – повернулся он к бывшим своим батрачкам, – идите благодарите своего благодетеля – Матвейку совдеповского. Не будет ноне у меня никакой работы для вас. И за мучкой не ходите. В амбарах зерно сгною, а никому ни фунта не дам!
И, хлопнув калиткой, ушел.
В совдепе шли непрерывные заседания, на заседаниях вспыхивали резкие перепалки. Фронтовики требовали расправы с богачами. Матвей Строгов колебался: не зная, законны ли будут такие действия теперь.
Все сомнения разрешил тот же Терентьев. Ранним весенним утром нагрянул он в Волчьи Норы с пятеркой конных красногвардейцев. Был он теперь в кожаной тужурке, с портупеей через плечо, и называл себя комиссаром. Пока Терентьев пил чай у Строговых, Максим с одним из красногвардейцев успел объехать село и созвать волченорцев на митинг.
На косогоре у церкви Терентьев выступил с короткой, но сильной речью. Он сообщил о том, что Советская власть установила твердые цены на хлеб. Но кулаки и спекулянты не продают хлеб по этим ценам, они прячут хлеб, хотят задушить революцию голодом. Сам Ленин призывает трудовых крестьян стать хозяевами своей жизни, помочь рабоче-крестьянскому правительству.
Фронтовики, как только услышали такие слова, бросились по домам и, вернувшись с винтовками, присоединились к отряду красногвардейцев.
В два дня закрома купца Голованова, Штычкова, Юткиных и других богачей были очищены. Терентьев часть зерна оставил в распоряжении совдепа, для раздачи на семена беднейшим хозяйствам, с остальным снарядил большой обоз и под охраной красногвардейцев отправил в город. Сам же комиссар, сказав старшему отряда, что успеет пять раз догнать обоз, решил на несколько часов задержаться в Волчьих Норах и по дороге заехать еще в Соколиновку.
На заседании совдепа комиссар посоветовал именем революции конфисковать у кулаков лошадей, клади необмолоченного хлеба и помочь безлошадным, беднякам и семьям фронтовиков. Попрощавшись с членами совдепа, как со старыми друзьями, и потолковав еще несколько минут с мужиками на улице, Терентьев вскочил в седло и поскакал за околицу.
А на следующий день братья Бакулины, поехавшие в лес за дровами, нашли труп комиссара в логу под Соколиновкой.
Волченорский совет принял решение: арестовать и препроводить в губернию Евдокима Юткина и Демьяна Штычкова. Тимофей Залетный с группой фронтовиков тотчас произвели арест, и обоих главарей волченорской кулацкой банды в тот же день увезли в город. Редкий в Волчьих Норах не одобрил этого шага новой власти. В том, что Юткины и Штычковы замешаны в убийстве Терентьева, на селе никто не сомневался.
После этих событий мирная жизнь в Волчьих Норах восстановилась. Совдеп стал действовать более решительно. Из села были изгнаны торгаши, вместо них совдеп организовал потребительскую кооперацию. Авторитет Советской власти укреплялся не по дням, а по часам.
Но кто-то упорно распускал слухи о близком падении новой власти. Говорили, что против красных выступила белая офицерская гвардия, что все державы ополчились против большевиков, что где-то уже идет война между красными и белыми. Вскоре мужики, ездившие в город, привезли оттуда тревожные вести: идет будто сибирской железной дорогой чехословацкий генерал Гайда с несметным войском иноземцев, совдепы везде свергает, а большевиков расстреливает и вешает.