Строговы - Марков Георгий Мокеевич. Страница 15

– «От пчелы не оторвешь», – передразнил ее Захар. – Я от пчелы хозяином стал! Ты, что ли, все добро мне наживала?

– Не хулю тебя, – мягко ответила Анна. – А только с одной пасекой много не наживешь. На землю надо крепче садиться нам, батюшка, скот заводить. А пасека – она хороша, когда другие достатки есть. При хозяйстве от нее и капитал скопить можно.

– Будет, будет тебе учить меня! Годов тебе мало. Поживи с мое! – Захар вытащил из-под себя кнут, со свистом взмахнул им и сердито задергал вожжами.

Анна давно собиралась все это сказать свекру, и гнев его не укротил ее.

– Я не учу тебя, я о себе забочусь. А раз ты не хочешь, как все прочие мужики, жить, – я сама хозяйством займусь. Вот приедем домой, на селе работников найму, целины десятины две вспахать заставлю. Ты не мешай мне только, волю дай. Заживем на загляденье другим! – И, помолчав, прошептала с сожалением: – Мужиком бы родиться мне!

Захар долго молчал, но Анна нетерпеливо и тяжело ворочалась и ждала ответа.

– Ну, что ты не сидишь смирно! – закричал он и, зная, чего ждет от него сноха, добавил более спокойно: – А если руки чешутся – берись, управляй хозяйством. Управляй как хочешь! – вдруг взревел он. – На мой век хватит, а ты… ты – как желаешь. Я и пчелой проживу. Я от пчелы хозяином стал!

Анна повела хозяйство совсем по-другому. Захар не только не мешал ей, но с радостью отстранился от двора и по целым дням не приходил с пасеки. В одно из воскресений на поля к Строговым приехали со своими сохами пятеро мужиков из Волчьих Нор.

За день они вспахали в два раза больше того, что обычно засевали Строговы.

Работая от зари до зари, Анна сама засеяла вспаханную землю и на своих лошадях заборонила посеянное.

С покосом она управилась в две недели. В петровский пост была продана нетель, и вырученные деньги пошли на оплату поденщиков-косарей.

Осенью неподалеку от пасеки основался еще один переселенческий поселок. Двадцать семей приехали из Курской губернии, облюбовали бугор, нарыли землянок и мыкали теперь горе на вольной сибирской земле. Новоселы были рады хоть какому-нибудь заработку и косили за семь копеек в день.

В страду Анна убрала хлеб раньше всех. Она измерила свой посев самодельной саженью и сдала новоселам жать подесятинно.

Часто вспоминая Матвея, тоскуя по его ласкам, разумом Анна сознавала, что в отсутствие мужа она должна жизнь на пасеке переделать по-своему. Работа на полях и во дворе настолько ее захватила, что порой она останавливала себя и, чтобы отдохнуть, занималась чем-нибудь другим.

В конце августа не по-летнему шелестят деревья. Высохшие, хрупкие листья трепещут от самого легкого ветерка.

Был светлый, теплый день. Солнце не изнуряло землю зноем. Шаловливый ветерок, играя, срывал с березок пожелтевшие прозрачные листья, кружил их в воздухе и бережно опускал на примятую дождями траву.

С полной корзиной груздей Анна возвращалась на пасеку. Она шла по дороге, густо поросшей диким клевером, подорожником и ромашкой. В одной руке она несла корзину, в другой – связанные шнурками ботинки. Подол юбки был кромкой заткнут за пояс фартука. Ноги обнажены почти до колен. Загоревшее, по-цыгански смуглое лицо ее блестело от мелких капелек пота. Анна шла не торопясь, напевая вполголоса песню.

Неожиданно из-за поворота дороги показалась гнедая лошадь. В телеге, запрокинув голову и закрыв картузом лицо, лежал Демьян Штычков. Лошадь его не утруждала себя и шагала с ленцой.

Анне захотелось встать за куст и остаться незамеченной. Но вдруг она почувствовала такой интерес к его жизни, что схватила коня за повод и с азартом закричала:

– Стой! Куда скачешь?

Дремавший в телеге Штычков вскочил, не разобрав, кто кричит, и, увидев Анну, смущенно и радостно заулыбался.

Анна поставила на траву корзину с грибами и присела рядом. Демьян опустился возле нее. Лошадь подошла к кусту шиповника и вытянула шею.

– Как поживаешь, Дема?

Анна окинула Штычкова изучающим взглядом. В его короткой, неповоротливой фигуре, в лице с опущенными глазами было что-то жалкое и застенчивое.

– Скучаешь? – спросил вдруг Демьян.

– Врать не буду, скучаю. Иной день так бы и вспорхнула, как птичка, так бы и полетела в те края.

Демьян поморщился.

– А если Матюху убьют, что будешь делать?

Брови у Анны резко дрогнули. Демьян заметил это.

– Солдат часто убивают, – добавил он.

– Не мели-ка, Емеля, чего не следует!

– А ты не серчай. Все может случиться.

– Бог не допустит этого. А уж если прогневается и случится такая беда, то…

– Замуж выйдешь?

– Может, и выйду. Я ведь еще молодая… – Она помолчала и вдруг, улыбнувшись, сказала беззаботно: – Женихов много. Вашим братом хоть пруд пруди… Ты вот… чем не жених? – добавила она, озорно сверкнув глазами.

Почувствовав насмешку, Демьян потупился. Анна встала, тряхнула корзиной и, мелькая голыми ногами, скрылась в березнике.

4

Через месяц после возвращения с Юксы к Прибыткину явился инженер Меншиков, взволнованный и сияющий.

– Торжествуйте, Владислав Владимирович! Торжествуйте! – еще с порога воскликнул он. – Лабораторное исследование привезенных нами пород показало сверхотличные результаты. Взгляните! – И он протянул Прибыткину синий хрустящий лист бумаги.

– З-з-з-начит, можно приступить к делу?

– Без всяких сомнений! И без всякого промедления, если не хотите, чтобы кто-нибудь опередил вас. Вы, конечно, понимаете, дорогой мой, что такие вещи долго в секрете не держатся.

– Я рассчитываю на вашу помощь, Алексей Петрович, – заискивающим тоном проговорил Прибыткин и, опустив глаза, продолжал: – Будем откровенны. С-с-с-кажите, к-к-к-аковы будут ваши условия?

Старый инженер знал себе цену и потребовал немалого. Прибыткин ужаснулся, но упустить Меншикова значило потерять дорогое время и нажить себе опасного конкурента. Договор спустя несколько дней был оформлен у нотариуса.

Прибыткин, не теряя ни одного дня, начал готовиться к новой экспедиции на Юксу, чтобы основать там прииск, более тщательно разведать окрестности и затем в течение зимы через губернатора закрепить за собой золотоносные участки.

В августе в Балагачеву прибыло несколько подвод с железным инструментом и ящиками с провиантом, а в конце месяца туда же прикатили Прибыткин и Меншиков…

В Балагачевой Прибыткин нанял артель мужиков. Старостой артели он назначил Зимовского. Артель направилась тайгой к берегам Юксы. Оставшиеся Изосим Добров, Варсонофий Скалозубов и Кинтельян Прохоров должны были на лодках доставить туда же грузы.

Стояли прозрачно-ясные дни бабьего лета. Над тайгой, купаясь в пуховых облаках, длинными вереницами тянулись журавли, гуси, утки. В воздухе плавали паутинки, освещенные нежарким, осенним солнцем.

Недавно прошли сильные ливни. Юкса затопила низкие острова, наполнила овраги и старые, поросшие кустарниками протоки мутной водой, быстрым течением точила берега. Яры сползали, и вместе с глыбами тяжелой сырой земли в реку с шумом и свистом падали кедры, десятилетиями подпиравшие небо.

Второй день мужики, обливаясь потом и тяжело дыша, махали веслами. Перегруженная лодка едва двигалась против течения.

Меншиков недовольно щурил маленькие, глубоко посаженные глаза, ежился и боязливо посматривал на дикие берега таежной речки, оказавшейся с норовом.

Прибыткин не замечал ни опасностей пути, ни настороженности инженера. Он уже чувствовал себя удачливым золотопромышленником, к которому благоволила судьба, и радужные думы ни на минуту не покидали его.

Сжатая берегами Юкса пробиралась сквозь лес крутыми зигзагами. Из воды торчали коряжины. Ехали осмотрительно, боясь наскочить на них и перевернуться.

В сумерках, когда плыть стало небезопасно, кормовой Изосим Добров направил лодку к берегу. Заночевали…

На третий день предстояло преодолеть самый трудный участок пути. В пяти-шести верстах от ночевки находился большой юксинский залом.