Занавес опускается - Марш Найо. Страница 41

– Вообще-то меня просили привезти что-нибудь посмешнее, для озорного розыгрыша, – непринужденно соврал Родерик. – Подозреваю, что в жертву выбран доктор Уитерс.

– Да что вы? – Мистер Джунипер захихикал. – Боюсь вас огорчить. Выбор у нас невелик. Были, помнится, накладные чернильные кляксы… Нет-нет, я понимаю, что вам нужно, но, увы…

– Мне говорили, есть какая-то подушечка, которую надувают, а потом на нее садятся. Как я понял, довольно гадкая игрушка.

– А-а! «Изюминка»?

– Да, правильно.

Мистер Джунипер покачал головой и сокрушенно развел руками.

– А по-моему, у вас на витрине стоит коробка…

– Пустая! – Мистер Джунипер грустно вздохнул. – «Изюминку» купили, а коробку не взяли; я просто забыл ее убрать, извините. Как, право, досадно! – посетовал он. – Ведь у меня их была целая партия, но неделю назад – или прошло уже две недели, не помню, – я продал последнюю штуку. Кстати, ее купили тоже для ребенка. Тоже для девочки, которая заболела. – И, отважившись, он добавил: – Я сейчас даже подумал, а не для той ли самой?..

– Возможно, – кивнул Родерик. – Ее зовут Патриция Кентиш.

– Да, верно. В тот раз мне тоже назвали это имя. Она живет наверху, в замке. Большая озорница. Так что, как видите, сэр, у мисс Пантало… у мисс Патриции уже есть «изюминка».

– В таком случае я куплю «Счастливые семьи», – сказал Родерик. – Фокс, вам, кажется, была нужна зубная паста?

– «Счастливые семьи», – снимая с полки коробочку, повторил мистер Джунипер. – И зубная паста? Какую предпочитаете, сэр?

– Мне для вставной челюсти, – без восторга ответил Фокс.

– Для протеза. Понятно. – И мистер Джунипер перебежал за аптечный прилавок.

– Могу поспорить, что «изюминку» у нас перехватила Соня Оринкорт, – весело сказал Родерик Фоксу.

Тот что-то промычал.

– Раз уж вы сами угадали. – Мистер Джунипер лукаво улыбнулся. – Хотя, конечно, я не имею права выдавать эту молодую даму. Профессиональная тайна. Ха-ха.

– Ха-ха, – согласно хохотнул Родерик и положил «Счастливые семьи» в карман. – Спасибо, мистер Джунипер.

– Вам спасибо, сэр. Надеюсь, в замке все в порядке? Какая все же тяжелая утрата! Я бы даже сказал, утрата для отечества. Надеюсь, лишай у детишек проходит?

– Да, потихоньку. Прекрасный сегодня день, не правда ли? Всего доброго.

– Не нужна мне никакая зубная паста, – сказал Фокс, когда они вновь вышли на улицу.

– По-вашему, я один должен был все покупать, а вы бы так и стояли, надувшись как индюк? Ничего, спишете по статье «деловые расходы». Оно того стоило.

– Я не говорю, что не стоило, – согласился Фокс. – Итак, сэр, если «изюминку» купила мисс Оринкорт, значит, остальные шутки тоже ее работа?

– Очень сомневаюсь, Фокс. Точно известно, что все же именно Панталоша прицепила записку к пальто Миллеман. Девчонка славится шутками такого рода. Но, с другой стороны, судя по всему, номер с «изюминкой» и летающую корову придумала не она, а кроме того, моя жена уверена, что Панталоша не имеет никакого отношения ни к очкам на портрете, ни к вымазанным перилам, ни к надписи на зеркале сэра Генри. Что касается книжки в судке для сыра, я думаю, тут разгулялась фантазия кого-то третьего, а Панталоша, как и мисс Оринкорт, в данном случае совершенно ни при чем.

– Тем самым, если мы снимаем с девочки подозрения в наиболее серьезных проделках, остается только мисс Оринкорт и кто-то, пока нам неизвестный.

– Вы попали в точку.

– И этот неизвестный, чтобы бросить тень на мисс Оринкорт, пытается связать смерть старого Анкреда с мышьяком.

– Звучит логично, но бог его знает.

– Куда мы сейчас, мистер Аллен?

– Как вы насчет того, чтобы пройтись пешком пару миль? Пойдемте-ка в гости к Анкредам.

IV

– Лучше, конечно, было бы сохранить инкогнито, но надеяться на это нам не стоит, – сказал Родерик, когда они поднимались на вторую террасу сада. – Томас уже им позвонил и сообщил, что мы по крайней мере приняли его заявление к сведению. Так что можем с тем же успехом открыто представиться, а там уж что увидим, то увидим. Прежде всего хорошо бы осмотреть спальню покойного.

– Они небось и обои там успели переклеить, – кисло заметил Фокс.

– Интересно, Поль Кентиш разбирается в электроприборах? То, что Седрик в них ни черта не смыслит, я гарантирую.

– А это еще что такое?! – удивленно сказал Фокс.

– Вы о чем?

– Прислушайтесь – по-моему, плачет ребенок. Очень похоже, да?

Они были уже на террасе. С одной стороны она примыкала к картофельному полю, с другой – к лесу, и по обоим ее концам темнели густые кусты и невысокие заросли молодых деревьев. Из кустов, расположенных слева, неслось тоненькое прерывистое поскуливание, очень скорбное. Нерешительно остановившись, они поглядели друг на друга. Поскуливание прекратилось, и тишину наполнили обычные для сельского края звуки – по-зимнему отрывистый щебет птиц, тихий хруст голых ветвей.

– Может, какая-нибудь птица? – предположил Фокс.

– Нет, это не птица. – Родерик внезапно замолчал. – Вот, опять!

Писклявый протяжный вой то угасал, то вновь набирал силу, и эти переливы производили особенно удручающее впечатление. Без дальнейших размышлений Родерик и Фокс зашагали через сад по бугристой, покрытой мерзлой коркой земле. По мере того как они приближались к кустам, вой не то чтобы становился отчетливее, но как-то усложнялся, а когда они подошли к зарослям вплотную, приобрел и вовсе неожиданную окраску.

– Вроде одновременно и воет, и поет, – прошептал Фокс.

Прощай, милый котик, пушистенький мой!
Даже, если ты линял, ты мне зла не причинял.
А теперь навсегда, навсегда ты ушел.
Но я буду вести себя хорошо.
Прощай навсегда, и аминь!

– Навсегда, навсегда! – повторил тоненький голосок и снова сбился на грустный вой.

Пока они продирались сквозь первые, низкие кусты, вой смолк и наступившую тоскливую тишину нарушил громкий захлебывающийся плач.

На прогалине возле холмика свежевскопанной земли сидела девочка в белом колпаке. В холмик были воткнуты несколько цветков герани. В изголовье торчала короткая ветка с наколотой на нее полоской бумаги. Руки у девочки были выпачканы в земле, и, видимо, она терла глаза, потому что все лицо у нее было в черных потеках. Злобно уставившись на Родерика и Фокса, она опустилась на четвереньки – так припадает к земле зверек не в состоянии подчиниться инстинкту и спастись бегством.

– Ай-я-яй, – сказал Родерик. – Нехорошо! – И, не зная, как качать разговор, за неимением лучшего, воспользовался традиционным вопросом доктора Уитерса: – Что беспокоит?

Девочка судорожно всхлипнула. Родерик присел рядом с ней на корточки и прочел надпись на бумажной полоске. Большими неровными буквами было выведено:

КАРАБАС

МИР ПРАХУ ТВОЕМУ

С ЛЮБОВЬЮ ОТ ПАНТАЛОШИ

– Карабас был чей кот? – для пробы спросил Родерик. – Твой?

Панталоша свирепо посмотрела на него и отрицательно покачала головой.

– Какой же я глупый! Это ведь был кот твоего дедушки. Правильно?

– Карабас меня любил, – с пафосом заявила Панталоша. – Больше, чем Нуф-Нуфа. Он меня любил больше всех. Я с ним дружила. – Набрав силу, ее голос зазвучал пронзительно, как паровозный свисток. – И неправда! – крикнула она. – Неправда! Неправда! Я его не заразила лишаем! Ненавижу тетю Милли! Хоть бы она умерла. Хоть бы они все умерли! Я тетю Милли убью! – Она заколотила кулаками по земле. Ее взгляд случайно упал на Фокса. – А ну, катись отсюда, ты! – заорала она. – Это мое место!

Фокс поспешно отступил на шаг.

– Мне про Карабаса рассказывали и про тебя тоже, – осторожно сказал Родерик. – Ты, кажется, рисуешь картинки? Что-нибудь новое нарисовала?

– Я больше не хочу рисовать.

– Жалко. Мы собирались прислать тебе краски. Из Лондона.