Бегство от грез - Марш Эллен Таннер. Страница 42

– Неужели? А в Париже ты будешь останавливаться, чтобы засвидетельствовать свое почтение Наполеону?

– Возможно, я это и сделаю. Он отвернулся, чтобы подложить в костер хворосту.

– Ты говоришь серьезно?

– Серьезнее быть не может.

– Ну, с тобой не соскучишься Ты же знаешь, я готов следовать за тобой в преисподнюю, если потребуется, процедил Исмаил сквозь зубы. – Но это твое решение. Это же не мужское занятие! Конечно, мальчик тяжело болен, но домой ему помогут добраться его товарищи.

– Помогут ли?

– Клянусь Аллахом! Почему именно тебе пришла в голову мысль быть его сопровождающим? Мы ведь не няньки, чтобы опекать всех солдат-недорослей, которых навербовал себе Наполеон! Не забывай, что нас ожидают в штаб-квартире через два дня.

– Тогда я просто задержусь, что, впрочем, не так страшно. Ты же хорошо знаешь, что в штаб-квартире дел у нас будет немного. По-видимому, пройдет несколько недель, прежде чем Форин оффис издаст новые приказы Веллингтона.

– Но мальчишка, – настаивал Исмаил, – Почему ты выбрал именно его из тысяч таких, как он?

Возле рта у Тарквина внезапно образовались жесткие складки.

– Потому, что из всех тысяч, о которых ты говоришь, он единственный, о ком я не могу сказать, что не знаю его.

– Даже так?

Некоторое время Исмаил молчал, облокотившись спиной о выступ скалы, дававшей ему защиту от холодного горного ветра. На небольшой поляне, где они расположились, было тихо, только потрескивали сучья в костре, да трепетало на ветру брезентовое полотнище палатки.

– Карно, – произнес наконец Исмаил. – Не фамилия ли это дяди той девушки, которую ты привез в Сан-Себастьян?

– Да.

– Значит, мальчик – сын этого мужчины?

– Да, и двоюродный брат девушки, о которой ты говоришь.

– Которую тебе было поручено сопровождать?

– Да.

Наступило молчание.

Затем Исмаил заметил мрачно, – Много неприятностей происходит из-за вмешательства в дела женщин. Ты помнишь ту куртизанку с большими черными глазами во дворце Павлинов в Индоре...

– Это было много лет тому назад, – недовольно и мрачно произнес Тарквин.

Оба умолкли. Затем Исмаил поднялся, чтобы размяться, и хрустнул суставами.

– А тебе не кажется, что было бы разумнее подождать, пока мальчишка чуть окрепнет? Не задержаться ли нам здесь еще на несколько дней?

– Нам?

Исмаил ухмыльнулся.

– Не смотри так, брат! Ты же наверняка знаешь, что я не оставлю тебя одного. Я ведь всегда делил с тобой любые тяготы.

– Этого у тебя не отнимешь, – согласился Тарквин с легкой усмешкой.

– Но мальчик может умереть.

– Не думаю. Его мать была из рода де Бернаров, и я тебя заверяю, что это крепкое племя!

Тем не менее потребовалось еще три дня, чтобы лихорадка пошла на убыль. Лейтенант Карстерс признал, что состояние здоровья мальчика несколько улучшилось и ему можно осторожно двигаться. Но все равно было видно, что болезнь не отступила и что ему противопоказана долгая дорога в Шаранту с ее неизбежными тяготами. Поэтому Тарквин повез Феликса в Монтобан, где пожилой доктор с седой бородкой, имевший опыт лечения ран, внимательно осмотрел мальчика и покачал головой.

– Руку придется, конечно, удалить. Рана загноилась, и инфекция скоро перейдет на всю конечность.

– Нет, – резко прервал его Тарквин, – вы не тронете его руку.

Он вспомнил пустой рукав Симона де Бернара и выражение боли на лице Ровены, когда она увидела это. Доктор пожал плечами.

– Если руку не ампутировать, он умрет. А если я попытаюсь спасти ее, он все равно умрет. Взгляните на него, мосье. В настоящий момент не вижу никаких других средств помочь ему, как только отнять руку.

Тарквин посмотрел на изможденное лицо и длинные, неправдоподобно тонкие руки, на серый цвет кожи, сильно контрастировавший с белизной простынь, которые жена доктора по настоянию Тарквина расстелила на столе, где доктор осматривал мальчика. Исмаил, который стоял позади него, прислонившись к стене, молчал. Он не был новичком в таких делах. Смерть, голод, болезни были обычными спутниками солдата.

– Заберите его домой, мосье, – посоветовал доктор. – Я думаю, что в любом случае мать предпочтет, чтобы ее сын – в каком бы состоянии он ни был – возвратился в родной дом. Возможно, мальчику повезет и ему как-то можно будет помочь.

И тогда Тарквин и Исмаил вместе с юным Феликсом Карно отправились в дорогу, чтобы наконец добраться до Шартро. Поскольку дорога предстояла длинная, то ехали они только тогда, когда Феликс, по их наблюдениям, чувствовал себя относительно хорошо, и останавливались, когда у него усиливались приступы лихорадки. Ел он очень мало и, казалось, едва сознавал, кто находится рядом с ним. Иногда его мысли совершенно путались, и он начинал в страхе кричать: тогда Тарквин и Исмаил напоминали ему, что они везут его в Шартро. Тогда он постепенно успокаивался, а затем засыпал. Его рана продолжала гноиться, и Исмаил часто менял пропитанные кровью и гноем бинты, почти каждый час. Эта работа была неприятной, и Тарквин заметил, что патан уже не мурлыкал себе под нос слова на мотив известной народной песни.

Медленно, с натужным скрипом двигалась телега по песчаным, заросшим вереском проселочным дорогам Аквитании, мимо бесконечных сосновых лесов, заросших папоротником. Деревни встречались редко, и каждый вечер Тарквин брал у Исмаила мушкет и отъезжал подальше, чтобы подстрелить какую-нибудь дичь для пропитания. Иногда им удавалось купить скудный запас продуктов на какой-либо удаленной ферме, иногда кто-либо из добродушных фермеров разрешал им переночевать в своем сарайчике, а утром вручал им буханку хлеба или круг жирного, маслянистого сыра.

Наконец Аквитания осталась позади, а впереди их ждала Шаранта. Местность здесь была холмистая, но холмы пологие, едва угадывавшиеся издали.

Почва здесь напоминала Тарквину Дорсет Бесконечные ряды виноградной лозы то взбирались на холмы, то сбегали с них, перемежаясь с полями проклюнувшейся пшеницы и подсолнечника. Стоял апрель. В садах, окружавших высокие дома деревень, через которые они проезжали, росли тюльпаны и жонкили, а деревья грецкого ореха, обрамлявшие поля, нежно зеленели уже густыми кронами.

Это была благословенная провинция, в такой же мере удаленная от шумной цивилизации, как и Шотландское нагорье, куда умирающая Джулиана де Бернар послала свою единственную дочь, но с более мягким рельефом и без присущей горной Шотландии угрюмой уединенности. Народ здесь жил приветливый и щедрый, и добывать пропитание стало гораздо проще. Тарквину было небезынтересно знать, понимал ли Феликс, что он почти уже дома, поскольку в течение трех последних дней у него не было лихорадки и он даже согласился, оперевшись головой о плечо Исмаила, съесть несколько кусочков ветчины, которую им дала симпатичная домохозяйка.

Однажды, когда они сделали привал на заросшем густой травой берегу речки Не, протекавшей через небольшое селение Сен-Фор-сюрлене с его живописной старой мельницей и развесистыми ивами, Феликс проснулся встревоженный и, глядя ясными глазами, признался, что сильно проголодался. Тарквин и Исмаил обменялись быстрыми взглядами. Никогда раньше мальчик по личному побуждению не просил что-нибудь поесть.

– Сен-Фор? – спросил он хриплым шепотом, . когда Тарквин сказал ему, где они находятся. – В таком случае и дом мой недалеко отсюда!

Мысль о доме, казалось, придала мальчику новые силы, и когда он заснул, то словно ребенок шевелил губами, и на них играла улыбка Тарквин внимательнее присмотрелся к нему и нашел, что в его лице есть черты, характерные для всех де Бер-наров.

Неужели мальчик начал поправляться и даже чуть-чуть прибавил в весе?!

Усталость и напряжение последних дней не мешали Тарквину думать о Ровене Как бы она вела себя, что бы почувствовала, увидев это изможденное, дрожащее существо, о котором она когда-то с такой живостью рассказывала, назвав его очаровательным шалуном и непоседой. Тарквин знал, что Ровена испытывала к Феликсу огромную привязанность и что смерть мальчика причинила бы ей невыносимые страдания.