Бегство от грез - Марш Эллен Таннер. Страница 8

– Для хранения виски, – начал Нил Стрейчленд, – подходят только такие помещения, где холодно и сыро. Пористая древесина дубовых бочек способствует тому, что виски как бы «дышит», выделяя через поры определенное количество спирта. Климат в наших местах влажный, и едва ли во всей горной Шотландии найдется место более подходящее для созревания виски в бочках. Не верьте тому, капитан Йорк, кто будет утверждать обратное. Разрешите откланяться, сэр. Мне нужно идти.

– Нам тоже пора возвращаться, – сказал Лахлен и взглянул на часы. – Сегодня мы обедаем раньше, так распорядилась матушка.

Они вышли на улицу, где на них с остервенением набросился ветер и стал трепать их одежду.

Внезапно похолодало, от покрытой шифером крыши винокурни поднимался пар. Туман висел клочьями на деревьях и горных вершинах. Со стороны вересковой пустоши доносилось приглушенное блеяние овец, но за белесой пеленой нельзя было разглядеть склоны холмов, где они щипали траву. Ничего не было видно дальше мутного торфяного потока, отделявшего винокурню от вспаханных полей.

– Только мистер Стрейчленд может быть в восторге от такой погоды, – заметил Тарквин, поеживаясь. – Что касается меня, то я предпочел бы заниматься перегонкой коньячного спирта где-нибудь на юге Франции.

– Бедняга Нил не может смириться с тем, что Ровена возвращается во Францию, – вымолвил Лахлен, вспрыгивая в седло. – Он не хочет, чтобы она растрачивала свой талант, занимаясь изготовлением коньяка.

– А что же в этом предосудительного? Лахлен криво усмехнулся.

– Любому шотландцу это небезразлично. Как вы знаете, немного найдется англичан, а тем более французов, которые бы предпочитали употреблять виски. У них к этому напитку нет должного уважения, а нас, шотландских горцев, это обижает. Пусть Ровена француженка по месту рождения, но сердце ее принадлежит Глен Роузу и тому делу, которое стало для нас традицией. Я думаю, что она еще покажет себя, когда возвратится в Шартро.

– А может, ее родственники не пожелают, чтобы она работала на винокурне?

Это высказывание Тарквина заставило Лахлена громко рассмеяться.

– Как бы они ни старались, им не удастся отговорить Ровену. У нее не тот характер, чтобы сидеть сложа руки. Бедняга Симон! Едва ли Ровена будет считаться с его мнением. Вы ведь знаете, как она упряма!

– Простите, я не имел удовольствия... Лахлен снова коротко рассмеялся.

– О, простите! Я совсем забыл, что вы ведь с ней до сих пор не встретились. Надо поскорее исправить это упущение, чтобы наши манеры не показались вам невежливыми. Интересно, куда это дитя могло запропаститься? Ей отлично известно, что вы приехали вчера ночью, и я считал, что вам уже была оказана честь быть ей представленным.

– С нетерпением ожидаю, что такой случай мне вскоре представится, – произнес капитан Йорк с совершенно серьезным видом.

Однако до самого вечера капитан так и не увидел Ровену.

На землю опустились сумерки, сменившиеся непроглядной темнотой. В комнатах с высокими потолками слуги зажигали лампы. Во время обеда кроме Тарквина и Лахлена, который бормотал неловкие извинения относительно затянувшегося отсутствия своей матери и сестры, за столом больше никого не было. С некоторым смущением он сообщил Тарквину, что платье, присланное для Катрионы из Инвернесса, оказалось ей не по фигуре, и дамы вместе с портнихой срочно занялись переделкой.

Тарквину оставалось только догадываться, что новый наряд Катриона собиралась надеть по случаю приезда семейства Гилмуров. Тарквину любопытно было бы узнать, чем вызвано это посещение. Но из Лахлена не удалось выудить ничего интересного, если не считать случайно оброненного им замечания в адрес старшего сына Гилмуров, Стейплтона, который, по выражению Лахлена, был страшный зануда и скучнейший тип, а кроме того – самый плохой стрелок, которого Лахлену доводилось видеть.

«Однако это вовсе не оправдывает несколько грубоватую и бесцеремонную манеру поведения леди Лесли по отношению ко мне», – подумал Тарквин.

У Файоуны Лесли, по мнению Тарквина, не только был дурной и раздражительный характер, она к тому же была еще и глупа. Капитан отнюдь не сожалел, что избавлен от необходимости терпеть присутствие Файоуны Лесли в течение еще нескольких часов. От внимания капитана не ускользнула и манера обращения Файоуны Лесли с Ровеной де Бернар. Поскольку Ровене предстояло провести в этой семье последнюю ночь, то, согласно ожиданиям Тарквина, леди Лесли должна была настоять на обеде в семейном кругу, и ему показалось странным, что никто не посчитал необходимым формально представить его девушке.

Уединившись в библиотеке, капитан Йорк и Лахлен коротали время в ожидании обеда за бутылкой виски «Глен Роуз», когда вошел управляющий и объявил, что ее светлость срочно желает видеть в своем рабочем кабинете молодого лорда. Извинившись, Лахлен заверил, что вернется через десять минут. Когда он выходил из комнаты, капитан заметил на лице слуги ехидную улыбку. И тут его осенило: ба! Да ведь леди Лесли имеет виды на одного из сыновей Гилмуров как на подходящую пару для ее единственной дочери. Вот почему она так старается и суетится, подняв на ноги весь дом, в ожидании визита предполагаемого суженого этой маленькой некрасивой особы. Тарквин догадывался, что это был Стейплтон, старший сын в семье, наследник и будущий герцог Гилмур.

Тарквин зевнул, теряя интерес к этому делу, и долил себе в стакан виски. Его внимание привлек звук шагов в коридоре. Ожидая возвращения Лахлена, он повернул голову. Но в дверях появилась молодая женщина в сером шерстяном платье, с красиво причесанными рыжими волосами. При виде стройного офицера, одиноко сидевшего у камина, она остановилась.

– Добрый вечер, мисс де Бернар, – сказал капитан Йорк вежливо.

Ровена окинула комнату удивленным взглядом.

– А где другие?

– Как видите, обо мне забыли, – со скрытой иронией произнес Тарквин. – Завтра ожидается визит семьи Гилмуров, и я полагаю, что возникли некоторые сомнения относительно пригодности наряда вашего кузена. Полагаю, что сейчас они уединились в комнатах вашей тети и держат военный совет.

Ровена де Бернар засмеялась: точно такой же звонкий смех Тарквин слышал в темном коридоре западного крыла замка вчера вечером. Ее глаза оценивающе смотрели на капитана, и на лице блуждала легкая усмешка.

– Тетя Файоуна вознамерилась обручить Катриону и Стейплтона Гилмура, – сообщила она доверительно, входя в комнату. – На мой взгляд, он ужасный невежа и зануда, но он первым может унаследовать корону пожилого дядюшки, который собирается умереть, так и не оставив потомства. При мысли о том, что Катриона может стать герцогиней, тетя Файоуна испытывает величайшее удовлетворение.

Если Ровена и знала, что нарушает правила приличия, входя в комнату, где находился один-единственный джентльмен, то это ее, по-видимому, ничуть не смущало. Подол ее юбки из тяжелой материи шуршал, когда она села напротив Тарквина спиной к огню.

– Только, как мне думается, чувства бедного Стейплтона направлены на меня, а не на мою кузину. И тут, я уверена, кроется главная причина, по которой тетя Файоуна согласилась отправить меня домой, хотя она, разумеется, стала бы все отрицать, если бы я осмелилась намекнуть ей об этом.

– И вам не хочется обратить на себя благосклонное внимание человека, которому на роду написано стать герцогом? – спросил Тарквин с интересом.

Ровена улыбнулась ему. Ее улыбка была ослепительной, излучавшей обаяние, открытой. Тарквин ответил на нее и сам этому удивился.

– Вам ведь никогда не приходилось встречаться со Стейплтоном Гилмуром? – в голосе Ровены звучали искренние нотки. – Это не тот человек, которого можно было бы считать достойным кандидатом в мужья, обаяния он не излучает. Мне, право, не хватает воображения, чтобы понять, почему он предпочитает меня Катрионе. Она послушна, непритязательна, отзывчива, добросердечна.

– Совсем не похожа на вас?

Ровена снова засмеялась, а капитан Йорк неожиданно для себя подумал о Гилмуре, почему это он позволяет Файоуне Лесли навязывать ему выбор невесты.