Пиратская принцесса - Мартин Дебора. Страница 15

— Я понимаю, что доставляю вам массу хлопот, и очень признательна за услугу… хотя и вынудила вас к этому. Скажите честно, вы не станете меня за это ненавидеть?

Только женщина может занести топор над вашей головой и просить за это неудобство прощения. Он не удержался от улыбки.

— Сильно не стану.

Она усмехнулась.

— До свидания, майор, — и повернулась, чтобы уйти, но он преградил ей путь. Разве не полагается ему хотя бы маленькая награда за все его хлопоты?

— До свидания, — и нагнулся поцеловать ей руку.

Хорошо, что сегодня она вышла без перчаток. Пальцы казались хрупкими, почти прозрачными. Он прижал губы к теплой коже и задержал на секунду дольше принятого — не больше.

Руку она не отняла. Более того, подняв наконец голову, он увидел, что лицо ее стало пунцовым. Ага! Значит, она не совсем равнодушна к нему. Она могла вести себя, как благородная леди, но ухаживания мужчины явно не оставляют ее равнодушной.

Тогда он пошел дальше. Повернув ее руку ладонью вверх, он поцеловал запястье и почуял, как учащенно пульсирует жилка. Радость победы обуяла его, когда он услышал ее частое дыхание. Она сразу отняла руку, но глаза у нее блестели. Значит, она только что обнаружила, что, кроме еды, воды и воздуха, женщине необходимо кое-что еще.

Отлично! Если уж ему приходится сдерживать свои желания из-за ее дяди-пирата, то пусть и она помучается хоть немного.

Взгляды их пересеклись, и на мгновение ему показалось, что черты ее лица смягчились. Но она тут же взяла себя в руки и натянула капюшон на самые глаза, будто желая спрятаться. Ни слова не говоря, она быстрым шагом направилась к городу.

Он неторопливо последовал за ней. Он, конечно, понимал, что провожать ее было неразумно, но тем не менее хотел убедиться, что она попала домой целой и невредимой. Интересно, чувствует она его присутствие или нет? Она ни разу не оглянулась, но едва не бежала, будто за ней сам дьявол гонится.

Когда она подошла к своему дому, он спрятался и дождался, пока она зайдет. Потом подошел посмотреть номер дома. Это никогда не помешает.

«На самом-то деле, — думал он, шагая прочь, — не помешало бы и еще кое-какие сведения о ней подсобрать. Хотя, вероятнее всего, она не врала, что ее отец — Гаспар Зэн». Но он предпочел убедиться лично. Кроме того, его интересовало, насколько она была близка с отцом… и дядей — отъявленными мерзавцами, на его взгляд.

Да, узнать все, что можно, — его прямая обязанность… Но еле слышный голосок внутри нахально утверждал, что на самом деле это не более чем простое любопытство.

К сожалению, узнать что-либо о ней было не так-то просто. Креолы — замкнутая каста. Они охотно сплетничают друг о друге внутри этого замкнутого общества, но не очень-то спешат посвящать в свои дела американских солдат, особенно когда речь идет о каперах.

Вудвард шагал к баракам и ломал голову, как же получить подтверждение рассказа Камиллы. И вдруг он вспомнил, кто первый поведал хоть что-то генералу о семье Гирон. Бернард де Мариньи! Конечно, как он мог забыть? Мариньи, в отличие от остальных креолов, был весьма расположен к американцам. Предполагали даже, что он увивается за дочерью американского консула. Если кто из креолов и станет разговаривать с ним о мадемуазель Гирон, то только этот ветреный юнец.

Резко сменив направление, майор пошел в ту часть города, где располагались игорные залы. Мариньи наверняка пропадает там, и в это время суток голова у него должна быть еще достаточно свежей, чтобы он смог разумно отвечать на вопросы.

Через полчаса Саймон разыскал Мариньи в развлекательном заведении Гамби. Тот потягивал абсент и играл в карты. Молодой человек, похоже, обрадовался его появлению и приветствовал американца по-английски. Не так давно Мариньи признался генералу, что не прочь занять какой-нибудь пост в американском правительстве, и теперь, вероятно, вознамерился произвести хорошее впечатление на друга генерала, майора Вудварда, показав, как хорошо владеет языком.

Саймон не стал его одергивать, он только следил, чтобы разговор двигался в интересующем его направлении.

— Вы, кажется, немного рассказывали генералу Уилкинсону о мадемуазель Гирон, не так ли? Должен признаться, что со вчерашнего вечера, когда мне удалось потанцевать с ней, меня терзает любопытство.

Мариньи тряс в кулаке кости, улыбка расползалась по его лицу.

— Только не пытайтесь меня убедить, что наш так серьезно настроенный майор нашел женщину, завладевшую его воображением.

Саймон пожал плечами.

— Может, так оно и есть.

Он уже понял, что Мариньи поможет ему с большой охотой, если будет думать, что майор преследует амурные цели, хотя притворяться влюбленным болваном было противно.

Мариньи со смехом кинул кости, выпало «три», и смех плавно перешел в стон. Бормоча проклятия под нос, он выудил из кармана несколько монет и швырнул на стол.

Но, заметив, что Саймон стоит и ждет его, он снова стал дружелюбным.

— Пойдемте, мой трезвый друг, — кивнул он на ближайший свободный столик. — Удача нынче бежит от меня. Похоже, я попал в черную полосу. Выпьем-ка лучше да поболтаем о мадемуазель Гирон.

Усевшись, Мариньи заказал два абсента и сказал, чуть понизив голос:

— Должен предупредить вас: довольно опасно заводить шашни с этой девицей.

Саймон рассмеялся. У Камиллы были, конечно, определенные трудности в жизни, но назвать ее опасной…

— Может, мы с вами ведем речь о разных людях? Мадемуазель Гирон и мухи не обидит.

— Да нет, не в этом дело. Не ее следует бояться, а ее дядю.

— Почему? Месье Фонтейн, конечно, довольно яростно бросается на ее защиту, но…

— Non, non, не этого дядю, другого!

— Другого? — переспросил Саймон, разыгрывая из себя идиота.

Официант принес абсент, Саймон с трудом отпил глоток, стараясь не выдать своего отвращения к этой ядовитой гадости. Он никогда не поймет, почему креолы так нежно любят это пойло.

Мариньи облокотился о стол, тоже хлебнул из своего стакана и зашептал:

— Жак Зэн.

— Пират? — Саймон сделал удивленное лицо.

— Да, чтоб вы знали. Ее отцом был сам Гаспар Зэн. — Мариньи с хохотком рассказал о ее благородной мамочке, которая сбежала из дому. Но дальше он сообщил то, что действительно насторожило Саймона. — Давным-давно Зэн распространил слух, что зажарит на вертеле любого, кто станет увиваться за его племянницей, не имея серьезных намерений. А поскольку жениться на ней для большинства уважаемых мужчин в городе означает навлечь позор на свою голову, то всерьез за ней никто никогда не ухаживал.

Так вот почему тогда, на балу, она сказала, что находится «за гранью». Интересно, знает ли она, что ее глубоко любимый дядюшка отпугнул от племянницы всех потенциальных поклонников?

Но он здесь для того, чтобы выяснить ее отношения с Зэном. И судя по тому, что рассказал Мариньи, отношения у них весьма близкие.

— Зэн, кажется, очень ценит родственные узы. А так ли она с ним дружила, пока не переехала к Фонтейнам?

— Думаю, так же. Она до четырнадцати лет прожила среди пиратов.

— До четырнадцати… — Ну да, конечно, она же говорила, что жила в лагере до нападения англичан, а случилось это одиннадцать лет назад. Значит… среди пиратов она прожила больше, чем в цивилизованном обществе. Неудивительно, что она такая дерзкая.

— Все равно, даже и не будь она выходцем из семейства пиратов, ухажеров у нее не прибавилось бы. Приданое у нее совсем мизерное. И слишком уж у нее независимый характер. Она не из тех, кто станет послушной женой, — он откинулся на спинку стула. — Нет, она, конечно, девушка хорошая. Насколько я слышал, тетка с матерью воспитали ее в строгости и целомудрии, дабы она не забывала о своем выдающемся происхождении по материнской линии. И, если честно, до того, как стать пиратом, папаша ее был в городе уважаемым человеком, учителем, кажется.

Мариньи покачал головой.

— Вчера вы, должно быть, заметили, что она особа довольно смелая, ее не переговоришь. Мы, креолы, предпочитаем жен покорных, услужливых. А уж чего-чего, но покорности в мадемуазель Гирон днем с огнем не сыскать.