Пир стервятников - Мартин Джордж Р.Р.. Страница 123

– Вы хотите оставить нас? – ахнула леди Амарея. – Будет еще оленина и каплуны, начиненные грибами и луком.

– Не сомневаюсь, что это отменно вкусно, но я не в силах больше проглотить ни куска. Мне нужно повидаться с кузеном. – Джейме поклонился и вышел.

Во дворе тоже ужинали. Воробьи грели руки у костров и поджаривали на огне колбасы. Их было около сотни – лишние рты. Сколько колбас уже скормил им кузен и как он намерен кормить их далее? К зиме, если урожай не поспеет, им придется есть крыс – а в такую позднюю осень на урожай надежда плохая.

Септу Джейме нашел во внутреннем дворе замка – семистенное, наполовину бревенчатое строение без окон, с резной дверью и черепичной крышей. Трое воробьев, сидевших на крыльце, встали, когда он подошел.

– Вы куда, милорд? – спросил один, самый маленький, но с самой большой бородой.

– В септу.

– Там молится его милость.

– Его милость – мой кузен.

– Тем более, милорд, – сказал другой, огромный и лысый, с нарисованной над глазом семиконечной звездой. – Ведь вы же не хотите потревожить своего кузена во время молитвы.

– Лорд Лансель просит Отца Всевышнего указать ему путь, – добавил третий, безбородый. Джейме принял его за мальчика, но по голосу понял, что это женщина, одетая в бесформенные лохмотья и заржавленную кольчугу. – Он молится о душе верховного септона и о душах других усопших.

– До завтра усопшие не восстанут, – сказал Джейме, – а времени у Отца Всевышнего больше, чем у меня. Известно вам, кто я?

– Лорд, – ответил верзила со звездой.

– Калека, – сказал маленький бородач.

– Цареубийца, – сказала женщина, – но мы тут не короли, а Честные Бедняки, и без позволения его милости вы не войдете. – Она подняла дубинку с шипами, а маленький занес топор.

Тут дверь позади них отворилась, и Лансель промолвил:

– Пусть мой кузен войдет с миром, друзья. Я его жду.

Воробьи расступились. Лансель, казалось, похудел еще больше. Босой, в простом хитоне из некрашеной шерсти, он походил скорее на нищего, чем на лорда. Макушку он выбрил начисто, зато на лице появилась поросль. Назвать ее пушком значило бы оскорбить персик. Она странно сочеталась с белыми волосами Ланселя.

– Ты лишился рассудка, кузен? – осведомился Джейме, когда они прошли в септу и остались вдвоем.

– Скажем лучше, что я обрел веру.

– Где твой отец?

– Уехал. Мы поссорились. – Лансель стал на колени перед алтарем другого Отца. – Помолишься со мной, Джейме?

– Если я помолюсь как следует, Отец даст мне новую руку?

– Нет. Но Воин даст тебе мужество, Кузнец – силу, а Старица – мудрость.

– Мне рука нужна. – Темное дерево семи изваяний блестело при свечах, в воздухе слабо пахло благовониями. – Ты и спишь здесь?

– Да. Каждую ночь я укладываюсь под другим алтарем, и Семеро посылают мне видения.

Бейелора Благословенного тоже посещали видения – особенно во время поста.

– Сколько времени ты не ел?

– Вера питает меня.

– Так она тебе вместо овсянки? С молоком и медом вдобавок?

– Мне снилось, что ты придешь. Во сне ты узнал про мой грех и убил меня.

– Ты сам себя уморишь этим своим постом. В точности как Бейелор Благословенный.

– Жизнь наша как пламя свечи, сказано в Семиконечной Звезде. Дунул ветер, и нет ее. До смерти на этом свете всегда недалеко, и семь преисподних ждут нераскаянных грешников. Помолись со мной, Джейме.

– Ты съешь миску овсянки, если я соглашусь? – Кузен не ответил, и Джейме вздохнул. – Тебе с женой нужно спать, а не с Девой. Нужен сын от кровей Дарри, чтобы удержать этот замок.

– Это лишь груда камней. Я не хотел его, не просил, чтобы мне его дали. Единственное, чего я хотел... – Ланселя передернуло. – Да спасут меня Семеро, но я хотел быть тобой.

– Лучше уж мной, чем Бейелором Благословенным, – не сдержал смеха Джейме. – Дарри нуждается во льве, братец, и твоя маленькая Фрей тоже. Между ног у нее становится мокро, как только кто помянет Твердокаменного. Если она еще не спала с ним, то скоро это случится.

– Если она любит его, я желаю им счастья.

– Лев не должен носить рога. Ты взял эту женщину в жены.

– Я произнес слова и накинул на нее красный плащ – для того, чтобы сделать отцу приятное. Это еще не брак. Короля Бейелора принудили жениться на его сестре Дейене, но мужем и женой они так и не стали, и он отослал ее от себя, как только был коронован.

– Государству пошло бы лишь на пользу, если б он сделал усилие и залез на нее. Даже я настолько сведущ в истории. Ты, так или иначе, не Бейелор.

– Где уж мне. Он был силен духом, чист и невинен. Зло этого мира не коснулось его, я же отягощен грехами.

Джейме положил руку на плечо Ланселя.

– Что ты знаешь о грехах, братец? Я вот, к примеру, убил моего короля.

– Храбрый убивает мечом, трус – винным мехом. Мы с тобой оба цареубийцы.

– Роберт был не настоящий король. Можно сказать даже, что львам свойственно убивать оленей. – Джейме чувствовал пальцами кости Ланселя – и еще что-то: Лансель под своей хламидой носил власяницу. – Что еще ты сделал? Что это за грех, требующий столь сурового покаяния? Скажи мне.

Лансель понурил голову, и слезы заструились у него по щекам. Джейме не нужно было слов, чтобы услышать ответ.

– Ты убил короля, а потом лег в постель с королевой.

– Я никогда... никогда...

– Никогда не спал с моей дражайшей сестрой? – Скажи, что не спал. Скажи!

– Никогда не изливал семя в ее... ее... лоно. Все прочее – еще не измена. Она нуждалась в утешении после смерти короля. Ты был в плену, твой отец на войне, а твой брат... она боялась его, и не без причины. Он заставил меня сознаться во всем.

– Вот как? – Лансель, сир Осмунд... кто там еще? Может, и Лунатик не такая уж шутка? – Ты принуждал ее спать с тобой?

– Нет! Я любил ее. Хотел быть ее защитником.

Иначе говоря – мной. Джейме ощутил зуд в отсутствующих пальцах. Сестра приходила к нему в башню Белый Меч и соблазняла его нарушить обет. Когда он отказал ей, она подняла его на смех и заявила, что сама обманывала его не меньше тысячи раз. Тогда Джейме подумал, что она лжет в отместку, желая ранить его столь же больно, как он ранил ее, – но, быть может, в тот раз, один-единственный, она и сказала правду?

– Не думай о королеве дурно, – взмолился Лансель. – Плоть слаба. Наш грех не принес... плода, и зла от него никому не было.

– Да уж. Если изливаться в пупок, плодов, как правило, не бывает. – Что сказал бы кузен, если бы Джейме покаялся в собственном грехе – в трех беззаконных плодах по имени Джоффри, Мирцелла и Томмен?

– После битвы я воспылал гневом к ее величеству, но верховный септон сказал, что я должен ее простить.

– Ты ему исповедался в грехах, верно?

– Он молился за меня, когда я лежал при смерти. Был ко мне добр.

Теперь он умер, и колокола по нем отзвонили. Понимает ли кузен, к чему привела его исповедь?

– Ох и дурак же ты, Лансель.

– Я был им, но теперь мои дурачества позади. Я просил Отца Небесного указать мне путь, и он указал. Я отрекаюсь от лордства и от жены. Пусть Твердокаменный забирает и то, и другое, если ему желательно. Завтра я возвращаюсь в Королевскую Гавань, чтобы отдать свой меч Семерым и верховному септону. Там я приму обет и вступлю в братство Сынов Воина.

Снова он вздор городит.

– Сыны Воина триста лет как распущены.

– Новый верховный септон возродил их и призвал всех достойных рыцарей послужить Семерым жизнью своей и мечом. Братство Честных Бедняков тоже восстановлено.

– Неужто Железный Трон это позволил? – Один из Таргариенов годами боролся с двумя этими орденами... только вот который из них? Мейегор, кажется, или Джейехерис Первый. Тирион наверняка знал бы.

– Его святейшество пишет, что король Томмен дал согласие. Я покажу тебе письмо, если хочешь.

– Даже если и так... ты же лев, родившийся на Утесе! Ты лорд! У тебя есть жена, замок, земли и люди, нуждающиеся в твоей защите. Боги, по милости своей, пошлют тебе сыновей и наследников. Как ты можешь швыряться всем этим ради какого-то ордена?