Пир стервятников - Мартин Джордж Р.Р.. Страница 125

– Лошадей оставьте здесь. Брат Гиллем напоит их и накормит.

Конюшня на три четверти пустовала. В одном ее конце стояли с полдюжины мулов, при которых хлопотал кривоногий монашек – брат Гиллем, должно быть. В другом, подальше от остальных животных, содержался огромный вороной жеребец. Услышав голоса, он заржал и ударил копытом в дверь денника.

Сир Хиль, передавая поводья брату Гиллему, окинул коня восхищенным взглядом.

– Экий красавец.

– Семеро вкупе с дарами посылают нам испытания, – вздохнул брат Нарберт. – Улов красив, это так, но рожден он был в аду, не иначе. Когда мы хотели запрячь его в плуг, он лягнул брата Роуни и сломал ему голень. Мы надеялись, что холощеный он станет смирнее, но... Покажи им, брат Гиллем.

Конюх опустил капюшон, открыв копну светлых волос с выбритой на макушке тонзурой и окровавленную повязку на месте одного уха.

– Этот конь откусил вам ухо?! – ахнул Подрик. Гиллем кивнул и вновь покрыл голову.

– Простите, брат мой, – заметил сир Хиль, – но я бы вам и другое ухо отгрыз, кабы вы подступили ко мне с таким делом.

– Вы рыцарь, сир, – не принял шутки брат Нарберт, – а Улов – рабочий конь. Кузнец дал людям лошадей, чтобы помочь им в трудах. Прошу далее, старший брат наверняка уже ждет вас.

Холм был круче, чем казался с материка. Для облегчения ходьбы братья устроили в нем деревянные лестницы, и Бриенна после долгого дня в седле порадовалась случаю размять ноги.

На пути им повстречались около дюжины братьев – те посматривали с любопытством, но не говорили ни слова. Один вел к покрытому дерном хлеву пару дойных коров, другой крутил маслобойку. Выше трое мальчишек пасли овец, а над ними располагалось кладбище, где копал могилу монах, сложенный еще мощнее Бриенны. По его движениям было видно, что он хром. Каменистая земля, брошенная с его лопаты через плечо, осыпала ноги путникам.

– Эй, осторожнее, – выговорил ему брат Нарберт. – Септон Мерибальд из-за тебя набрал полный рот грязи.

Могильщик склонил голову и почесал за ухом Собаку, подошедшего обнюхать его.

– Он у нас на послушании, – сказал Нарберт.

– Для кого эта могила? – спросил, продолжая подниматься в гору, сир Хиль.

– Для брата Клемента, да рассудит его Отец по справедливости.

– Он был стар? – спросил Подрик.

– Да, если считать старостью сорок восемь лет, но убили его не годы. Он скончался от ран, полученных в Солеварнях. Повез мед на рынок в тот самый день, как туда налетели разбойники.

– Это сделал Пес? – осведомилась Бриенна.

– Нет, другой, не уступающий Псу жестокостью. Он отрезал бедному Клементу язык, когда тот не стал говорить, – он, мол, тебе ни к чему, раз ты дал обет молчания. Старший брат расскажет вам больше моего. Худшие новости, поступающие извне, он держит про себя, чтобы братию не тревожить. Многие из нас спаслись здесь от ужасов этого мира и не желают ничего о них знать. Брат Клемент не единственный здесь получил увечье, однако глазу не все раны видимы. Там у нас виноградник, – показал направо брат Нарберт. – Ягоды в нем мелкие и терпкие, но вино из них получается неплохое. Мы и эль варим, а наши меды и сидр пользуются заслуженной славой.

– Значит, война не дошла до вас? – спросила Бриенна.

– Не эта, хвала Семерым. Молитвой спасаемся.

– И приливом, – добавил Мерибальд, а Собака в знак согласия гавкнул.

Вершину холма венчала невысокая стена из дикого камня, окружавшая мельницу с крыльями-парусами, жилое строение, трапезную и деревянную септу. Храм украшали цветные окна, двери с резными изображениями Отца и Матери, семиугольная колокольня с галерейкой. Позади лежал огород, где братья постарше пололи грядки. Брат Нарберт провел гостей мимо большого каштана к деревянной двери, вделанной прямо в склон.

– Пещера с дверью? – удивился сир Хиль.

– Келья Отшельника, – улыбнулся Мерибальд. – Здесь жил первый святой, отыскавший дорогу на остров. Чудеса, которые он творил, привлекли сюда других братьев. Тому, как говорят, минуло уже две тысячи лет, но дверь приделали позже.

Две тысячи лет назад Келья Отшельника, была, вероятно, сырой темной берлогой с земляным полом и гулко падающей капелью, но нынешняя пещера встретила путников теплом и уютом. На полу имелись ковры, на стенах – гобелены. Ярко горели высокие восковые свечи. Вся мебель – длинный стол, лежанка, сундук, книжные шкафы, стулья – была сделана из плавучего дерева, хитроумно соединенного вместе и отполированного до золотистого блеска.

Старший брат оказался совсем не таким, как ожидала Бриенна. Прежде всего, он не заслуживал имени старшего: в отличие от согбенных работников, половших траву в огороде, он был высок, держался прямо и двигался бодро, как мужчина в расцвете сил. Вместо целителя, доброго и кроткого, Бриенна видела перед собой человека с большим квадратным черепом, пронзительными глазами и красным, пронизанным жилками носом. Тяжелую челюсть и голову вокруг тонзуры покрывала густая щетина.

Скорее на костолома похож, чем на костоправа, решила Тартская Дева. Старший брат между тем заключил в объятия Мерибальда и погладил Собаку.

– Мы всегда радуемся, когда Мерибальд и Собака оказывают нам честь своим посещением. Новым лицам мы тоже рады – нам так редко доводится видеть их.

Мерибальд представил гостей хозяину. Старшего брата пол Бриенны не смутил, но улыбка его заметно увяла, когда он услышал, для чего она и сир Хиль явились сюда.

– Понимаю, – коротко молвил он. – У вас, должно быть, в горле першит от дорожной пыли – отведайте нашего сидра. – Напиток он разливал сам. Все чаши, тоже выточенные из плавника, чем-нибудь отличались одна от другой. Бриенна похвалила их, и настоятель ответил: – Миледи слишком добра. Мы всего лишь обрабатываем и полируем. Это место благословенно. Прилив здесь борется с речным течением, и к нашему берегу прибивается много удивительных и чудесных вещей. Что там дерево – нам случалось находить серебряные чаши и чугунные котелки, мешки с шерстью и штуки шелка, ржавые шлемы и блестящие мечи... даже рубины.

– Рубины Рейегара? – встрепенулся сир Хиль.

– Возможно – кто знает? Битва произошла за много лиг от нашего острова, но река терпелива и не знает усталости. Мы нашли шесть камней и ждали седьмого.

– Рубины лучше, чем кости. – Мерибальд, сидя на лежанке, счищал грязь со ступни. – Не все речные дары хороши. Добрые братья подбирают и мертвечину. Утонувших коров, оленей, свиней, раздувшихся с лошадь. И людей тоже.

– Слишком много мертвых в последнее время, – вздохнул старший брат. – Наш могильщик не знает отдыха. Речные жители, пришельцы с запада, северяне, рыцари, простолюдины – всех сносит сюда. Мы хороним бок о бок Старков и Ланнистеров, Блэквудов и Бракенов, Фреев и Дарри. Это долг, который назначила нам река в обмен на свои дары, и мы исполняем его, как можем. Порой она бывает жестока и посылает нам мертвую женщину... или, хуже того, ребенка. Надеюсь, у тебя будет время отпустить нам грехи, – обратился он к Мерибальду. – У нас не стало исповедника с тех пор, как разбойники убили старого септона Беннета.

– Я найду время – надеюсь только, что вы успели нагрешить больше, чем в прошлый раз, – сказал Мерибальд. Собака тявкнул, поддерживая хозяина. – Видишь? Даже Собаке скучно вас слушать.

– Я думал, здесь никому нельзя говорить, – удивился Подрик. – Ну, то есть... другим братьям. Кроме вас.

– Ради исповеди нам дозволяется нарушать молчание. Трудно рассказывать о своих грехах одними знаками да кивками.

– Септу в Солеварнях тоже не пощадили? – спросил сир Хиль.

–Там сожгли все, кроме замка, – помрачнел старший брат. – Это единственное каменное строение в Солеварнях... а проку от него оказалось как от пряничного. Я лечил кое-кого из переживших набег. Рыбаки, выждав, когда город перестанет гореть, причалили к берегу и перевезли пострадавших через бухту. Одну несчастную женщину изнасиловали дюжину раз, а ее груди... вы носите мужскую кольчугу, миледи, поэтому я не стану щадить вас и расскажу... груди ей отгрызли, словно она подверглась нападению свирепого зверя... Я мало чем мог ей помочь. Умирая, она проклинала не столько насильников, не столько чудовище, истерзавшее ее заживо, сколько сира Квинси Кокса. Когда разбойники вторглись в город, он запер ворота и отсиживался в замке, бросив своих людей на муки и гибель.