Пир стервятников - Мартин Джордж Р.Р.. Страница 149

Есть еще один выбор – повернуть по тому же тракту на юг, размышляла Бриенна. Явиться обратно в Королевскую Гавань, признаться сиру Джейме в своем поражении, вернуть ему меч и найти корабль, идущий на Тарт, как советовал старший брат с Тихого острова. Мысль не из веселых, но она уже соскучилась по Вечернему Замку и по отцу... и быть может, Джейме утрет ей слезы, если она начнет проливать их у него на плече? Разве не таких женщин любят мужчины – слабых, нуждающихся в защите?

– Так куда мы дальше-то, сир... миледи?

– В общую комнату, ужинать. – Нижняя зала была битком набита детьми. Бриенна попыталась пересчитать их, но они ни минуты не стояли спокойно. Поймав себя на том, что одних уже сосчитала по нескольку раз, а других ни разу, она сдалась. Столы составили в три длинных ряда, и мальчики постарше, то есть лет десяти-двенадцати, таскали скамейки. Взрослым здесь можно было назвать одного Джендри, но приказы раздавала Ива, помыкая остальными, как владычица замка своими слугами.

Это получалось у нее так естественно, словно она привыкла к этому от рождения. Быть может, Ива в самом деле не из простых? Сансой Старк она по возрасту и наружности быть не может, зато подходит под описание младшей сестры. Леди Кейтилин сама говорила, что Арья в отличие от Сансы совсем не красавица. Каштановые волосы, карие глаза, худенькая... неужто она? У Арьи Старк волосы такие же, но цвет глаз Бриенна запамятовала. Что, если Арья все-таки не погибла при резне в Солеварнях?

На дворе смеркалось. Ива зажгла четыре сальные свечи и велела девочкам развести в очаге огонь пожарче. Мальчики с Подриком во главе разгружали осла и выкладывали на столы соленую треску, баранину, круги сыра. Септон Мерибальд на кухне готовил овсянку.

– Эх, жаль, апельсины все вышли – теперь их до весны, пожалуй, и не увидишь, – жаловался он какому-то мальчугану. – Никогда апельсина не пробовал? Не выжимал себе в рот его сладкий сок? – Мальчик потряс головой, и септон взъерошил ему вихры. – Ничего, весной я тебе привезу, если будешь умником и поможешь мне размешивать кашу.

Сир Хиль стянул мокрые сапоги и протянул ноги к огню.

– Там на полу следы крови, – сказал он присевшей рядом Бриенне, – вон, где Собака нюхает. Кровь соскоблили, но она впиталась глубоко в дерево и останется там навсегда.

– В этой самой гостинице Сандор Клиган убил трех людей своего брата, – напомнила ему Бриенна.

– Это верно, но они, возможно, не первые, кого здесь убили, – и не последние.

– Горстки детей испугались?

– Горстка – это четверо, а десять уже излишек. Детей надо пеленать и вешать на стенку, пока у девчонок не прорастут груди, а у мальчишек усы.

– Мне жаль их. Они все сироты, и порой родителей убивали у них на глазах.

– Я забыл, что говорю с женщиной, – закатил глаза Хант. – Сердце у вас что овсянка нашего септона. Воительница втайне только и мечтает родить, я это вижу по вашим глазам. Мечтаете о розовом крикуне, который будет сосать вашу грудь. – Бриенна прожгла его гневным взглядом, но сир Хиль ничуть не смутился. – Однако я слышал, что для этого нужен мужчина, предпочтительно муж. Почему бы не я, к примеру?

– Если вы все еще надеетесь выиграть ваш заклад...

– Я хочу выиграть только одно – вас. Вы, миледи, единственное дитя лорда Сельвина. Когда он умрет, все его земли и замки отойдут к Бриенне-Красотке. Мои друзья женились на полоумных и на грудных малютках ради десятой доли вашего Тарта. Я, конечно, не Ренли Баратеон, но мертвый ребенка сделать не может, а я, как видите, жив. Кое-кто скажет, что это мое единственное достоинство, но брак мог бы нам обоим принести пользу. Мне – земли, вам – замок, полный вот такого добра. – Он махнул рукой на детей. – Я вполне на это способен, могу уверить. Один бастард по крайней мере у меня точно есть – девочка. Не волнуйтесь, вам я ее не собираюсь навязывать. Когда я навещал дочку последний раз, ее мать выплеснула на меня котелок с похлебкой.

Краска поползла вверх по шее Бриенны.

– Отцу всего пятьдесят четыре. Он может жениться снова и зачать собственного сына.

– Да, это риск... если он в самом деле женится, если его жена будет способна к деторождению и если ребенок окажется мальчиком. Я и худшие пари заключал на своем веку.

– Заключали и проигрывали. Такая игра не по мне, сир, – играйте в нее с другими.

– Вы говорите так, потому что сами не играли ни разу. Попробуйте, и ваше мнение переменится. В темноте вы не хуже любой другой женщины, и губы ваши созданы для поцелуев.

– Губы как губы. Они у всех одинаковы.

– И у всех они созданы для поцелуев, – легко согласился сир Хиль. – Не запирайте свою дверь на ночь – я проберусь к вам в постель и докажу, что говорю правду.

– Если вы это сделаете, то выйдете от меня евнухом. – Бриенна встала и отошла от него.

Септон спросил, может ли он прочитать молитву.

– Да, – разрешила Ива, подхватив со стола голенькую малютку и не дав ей добраться до овсянки. Все склонили головы и возблагодарили Отца и Матерь за их дары... все, кроме черноволосого кузнеца – он скрестил руки на груди и злобно молчал, пока другие молились. Не одна Бриенна это заметила. Септон, закончив молитву, взглянул на него и спросил:

– А ты разве не любишь богов, сынок?

– Только не ваших. И работа меня ждет, – сказал парень и вышел, так ничего и не съев.

– Может, он любит другого бога? – предположил сир Хиль.

– Владыку Света, – пропищал тощий мальчуган лет шести.

– Ешь давай, Большеротый, – стукнув его ложкой, велела Ива. – Нечего к милордам с разговорами приставать.

Дети набросились на ужин, как волки на раненого оленя. Они ссорились из-за трески, разрывали ковриги ячменного хлеба и заляпали овсянкой всю комнату. Даже огромный круг сыра долго не продержался. Бриенна поела рыбы с морковкой и хлебом, Мерибальд на каждый съеденный им кусок скармливал два Собаке. На дворе пошел дождь, а у них трещал огонь, и все дружно чавкали, и строгая Ива всех лупцевала ложкой.

– Ну и жена кому-то достанется, – заметил сир Хиль. – Тому несчастному подмастерью скорее всего.

– Надо бы отнести ему еды, пока ее всю не смели.

– Вот и отнесите.

Бриенна завернула в тряпицу ломоть сыра, краюху хлеба, сушеное яблоко и пару кусков трески. Подрик хотел пойти с ней, но она сказала, чтобы он оставался и ел.

– Я ненадолго.

Дождь так и лил. Бриенна прикрыла голову краем плаща. Одна из лошадей заржала, когда она шла мимо конюшни, – животные тоже проголодались. Джендри ковал меч, колотя по нему, как по врагу. Потная прядь волос упала ему на лоб. У него глаза и волосы Ренли, но сложен он по-другому. Лорд Ренли был тонок по сравнению со своим братом Робертом, прославленным силачом.

Джендри прервал работу, чтобы вытереть лоб, и только теперь увидел Бриенну.

– Чего вам?

– Я принесла тебе ужин. – Она развернула салфетку.

– Если б я хотел есть, то поел бы там.

– Кузнецу надо есть, чтобы поддерживать силы.

– Вы мне мать, что ли?

– Нет. – Бриенна положила еду на верстак. – А кто твоя мать?

– Не ваше дело.

– Ты родился в Королевской Гавани. – Она поняла это по его выговору.

– Мало ли кто там родился. – Он сунул меч в бочку с дождевой водой, и раскаленная сталь зашипела.

– Сколько тебе лет? Жива ли еще твоя мать? И кто был твоим отцом?

– Больно много вопросов задаете. Мать у меня умерла, а отца я и вовсе не знаю.

– Ты бастард.

Парень принял это за оскорбление.

– Я рыцарь! Этот меч я кую для себя. Что делать рыцарю в кузнице?

– Волосы у тебя черные, глаза синие, и родился ты в тени Красного Замка. Тебе никто ничего не говорил про твое лицо?

– А что с ним не так? Все покрасивей вашего будет.

– Ты, должно быть, видел короля Роберта в Королевской Гавани.

– Ну, видел. – Джендри пожал плечами. – На турнирах, издали. Один раз в Септе Бейелора. Золотые плащи оттеснили нас, чтобы он мог пройти. Раз я играл у Грязных ворот, а он ехал мимо с охоты. Пьяный, чуть конем меня не затоптал. Жирный такой, здоровый пьянчуга... но все лучше, чем его сыновья.