Большая охота - Мартьянов Андрей Леонидович. Страница 23
«Да заткнись ты, балаболка Господня!»
– Какое, к дьяволу, чудо, святой отец! – злость, звеневшая в голосе Тьерри, была совершенно искренней. Монсеньор Олиба аж подпрыгнул. Носатый монашек смотрел исподлобья, упрямо и непримиримо. – «Это существо», к вашему сведению – человек. Мой старший брат, прах его побери, и он мучается, разве вы не видите?! Одержимый или нет, но я не позволю сделать из него зверя в клетке, выставленного на потеху зевакам! Если у вас есть что предложить, тогда говорите толком. Нет – не путайтесь под ногами!
– Предложить? – вскинулся брат Доминик. – Да, у меня есть что предложить! Я готов, в меру своих скромных сил и с упованием на благодать Божию, попытаться исцелить эту… – он явно хотел сказать «эту тварь», но вовремя спохватился, – эту страдающую душу. Но сомневаюсь, что ваш старший брат, пребывая в подобном виде, охотно и по доброй воле пойдет на святое таинство exorcismus! Прикажите вашим людям, пусть они поймают его, отнимут нож, и тогда мы с моими братьями выполним наш долг. Вы увидите своими глазами, на что способна истинная вера!..
«Еще одно слово, и я сброшу его вниз. Скажу потом, мол, святой брат в рвении своем сам туда кинулся…»
– Я могу исцелить его безумие!.. – кликушествовал брат Доминик.
– Ньер, пяток арбалетчиков сюда, живо! – Тьерри демонстративно отвернулся от брата Доминика.
– Нет!!! – прозвенел истерический вопль.
«О чёрт. И эту принесло. До чего ж невовремя! Что за невезение такое, провались оно совсем!»
– Ты, братоубийца! – бледная, как мел, в темном платье, усугублявшем ее смертельную бледность, жена Рамона де Транкавеля появилась на галерее, и дрожащий палец Идуанны де Бланшфор нацелился на Тьерри. – Ты всегда об этом мечтал! Всегда ему завидовал, всегда метил на его место, да, да, я знаю! Ньер, даже не думай исполнять его приказ, или тебя повесят на воротах первым, едва вернется граф Бертран! Я все, все ему расскажу! Он никого не пощадит!
«Извините, мессир Тьерри, но проклятая баба права, – говорил извиняющийся взгляд Фернана Ньера, когда он махнул рукой, останавливая стрелков. – Железный Бертран, возможно, и пощадит последнего своего сына, но уж нам-то точно болтаться в петле…»
– Идуанна, опомнись, – Тьерри делал над собой чудовищное усилие, чтобы говорить спокойно и взвешенно. – Посмотри на своего мужа, моего брата. Он безумный убийца. Он опасен. Если оставить его в живых сейчас, остаток жизни ему придется провести в цепях. То, что я делаю – не убийство, но избавление…
– Прибереги свое избавление для самого себя! – голос Идуанны взлетел до поросячьего визга. – Рамона можно спасти! Святой брат обещал исцеление! Мы откупимся от суда, заплатим родне за убитых, граф Бертран не поскупится! Только попробуй убить его, и Бланшфоры разорвут вассальную присягу!
«Нет. Только не это. Только не сейчас. Чума на твою голову, Идуанна, ну почему тебе было не прийти минутой позже?..»
Идуанна громко зарыдала, закрыв лицо ладонями, и Тьерри, сдаваясь, пожал плечами. Ладно. На все Господня воля, и если Ему сейчас угодно, чтобы волкодлак из Редэ остался в живых, что ж…
Двое представителей Святой Церкви и молодой хозяин Ренна отступили в кстати подвернувшуюся нишу. Заточенное в каменном мешке создание хрипло взрыкивало, оттеняя беседу. Собственно, разговор получился весьма условный: три человека смотрели друг на друга, не говоря ни слова, но Тьерри отчетливо слышал оставшиеся непроизнесенными реплики, словно читая их с пергаментного листа.
«Конец тайнам, – монсеньор Олиба выглядел до чрезвычайности обеспокоенным. – Промыслом Господним все открылось! Вот он, волкодлак – захваченный при свидетелях, на месте преступления!..»
«Какой процесс! – думал брат Доминик, сверкая глазами и потирая костлявые ладони в приступе злорадного торжества. – Куда громче того, что проводил в Альби над еретиками святой Бернар! Публичное судилище, позорное разоблачение, почет и восхищение среди простецов, уважение Рима, карьера, возвышение, епископская митра!..»
«Я его сейчас убью, – Тьерри уповал, что пастырь графства в достаточной мере освоил искусство читать по лицам собеседников. – Проклятие, он все испортил, он и истеричная баба! Пара добрых стрел раз и навсегда положила бы конец волкодлаку, а этот краснобай мечтает раздуть скандал на всю провинцию! Не бывать этому. Нет, не бывать».
«Отголоски скандала неизбежно замарают мою епархию! – его высокопреосвященство озабоченно переглянулся с Транкавелем-средним. – А вдруг церемония публичного экзорцизма завершится полным провалом? А что, если и впрямь вмешается Железный Бертран, знающий только один способ разрешения трудностей – истребление под корень всех неугодных или вызвавших его неудовольствие? Не-ет, такие игрища с огнем до добра не доводят! Хорошо, пусть будет обряд очищения – но проведенный здесь, в Ренне. При малом числе свидетелей и возможных разносчиков слухов. Получится – отлично, Церковь вновь воссияла во славе, признательность старого графа не ведает границ, щедрые пожертвования обеспечены, скандал уж как-нибудь замнем! Не получится – что ж, по крайней мере, мы пытались… а брату Доминику доведется сполна узнать горечь поражения…»
«Значит, мы понимаем друг друга, ваше преосвященство?»
«Отлично понимаем, сын мой. Хотя, если б не обстоятельства, пристрелить тварь было бы куда надежнее…»
– Фернан! – гаркнул Транкавель-средний. Старшина гарнизона незамедлительно предстал, звеня кольчугой и раздувая усы. – Мне понадобятся человек пять-шесть, достаточно крепких духом, чтобы не сбежать и не выронить оружие. Поставишь их у калитки. И еще большая ловчая сеть – отыщется такая?
Ньер вытаращился на Тьерри, не в силах понять, что затевает его господин. Сообразив, искренне ужаснулся:
– Не надо, ваша милость, не ходите туда! Лучше уж я!..
– Молчи, дурак, и делай, что велено, – устало отмахнулся Тьерри. Фернан истово закивал и умчался, стуча разношенными сапогами по камням. Его подчиненные где уговорами, где незамысловатыми зуботычинами внушили доброй половине зевак мысль о том, что неплохо бы вернуться к своим обязанностям, но вокруг все равно оставалось слишком много любопытных глаз.
– Что вы затеяли? – забеспокоился брат Доминик.
– То, о чем вы только что так красноречиво рассуждали, – огрызнулся Транкавель-средний. – Будем извлекать эту несчастную душу из застенка. Только имейте в виду: ворожить станете в нашей капелле. Вывозить его за пределы замка я запрещаю.
– Это не богомерзкая ворожба, но священное таинство… – мгновенно вспыхнул оскорбленный монашек. Монсеньор Олиба испустил тяжкий вздох, сгреб неугомонного ревнителя веры за рукав рясы и едва ли не насильно оттащил в сторону – для долгого и подробного наставления.
Тьерри не стал дождаться конца их разговора, благо представлял, о чем пойдет речь. Епископ подробно растолкует своему младшему собрату, что в Ренн-ле-Шато требуется применять иной, более тонкий подход. Излишний пыл здесь неуместен и даже опасен. Все-таки дело касается не старой ведьмы, наводившей порчу, и не простеца, ведущего дерзкие речи, но владетелей края. Их могущества и возможностей вполне достанет, чтобы весьма и весьма осложнить жизнь как самому монсеньору Олибе, так и смиренным братьям в обителях Алье-ле-Бена, Сент-Илере, Арка и прочих окрестных монастырях. Ссориться с Транкавелями опасно и неразумно. А вот ежели оказать им помощь да закрыть глаза на кое-какие их деяния и высказывания…
Покорно внимавшему брату Доминику пришлось сделать над собой изрядное усилие, чтобы примириться с тающим образом шумного суда над волкодлаком и зрелищем высокого костра на площади Тулузы.
Стражники торопливо, с ругательствами и проклятиями, растягивали добытую на псарне сеть, тут же наспех латая обнаруженные в ней прорехи.
Кто-то – не иначе, брат Доминик – вполголоса бормотал псалом, моливший Господа о твердости духа: «Не убоюсь страха в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень…»