В погоне за призраком, или Испанское наследство - Марвел Питер. Страница 57

– Я не испанец! Я – караиб [58], – и с силой рванул на себе рубаху, обнажая грудь.

Вздох изумления пронесся среди испанцев, подхваченный пиратами, невольно сделавшими шаг вперед. На груди бывшего лекаря был вытатуирован огромный пернатый змей.

– Вы, испанцы, преследуете мое племя, и я поклялся преследовать вас до последнего вздоха! – произнес индеец на безукоризненном испанском языке.

Уильям вместе со всеми с удивлением рассматривал языческую отметину, пока взгляд его не упал на Амбулена, который со странным выражением лица вдруг приблизился к предателю и быстро сделал непонятный жест пальцами. Лицо фальшивого испанца озарилось радостью, и он едва заметно кивнул Амбулену в ответ, после чего физиономия его снова сделалась надменно-равнодушной, а Роберт, словно налюбовавшись на татуировку, отступил назад и смешался с пиратами.

Уильям задумался было о том, что бы это значило, как вдруг кто-то дотронулся до его плеча. Харт быстро обернулся и увидел Веселого Дика, который, отступив, назад, задумчиво скреб заросший щетиной подбородок. Он показал глазами на индейца и спросил:

– Вы что-нибудь понимаете, Харт?

Уильям недоуменно пожал плечами в ответ, вовсе не стремясь подвести своего приятеля, однажды спасшего ему жизнь.

– И я не... – задумчиво выругался Дик и отвернулся.

Ни испанцы, ни пираты никак не могли взять в толк, как дикарь мог оказаться в роли лекаря на испанском галеоне, при этом великолепно владея языком и повадками белого человека.

– Индеец пойдет с нами на «Медузу»! – приказал Веселый Дик.

Как только все ценное было снято с галеона и переправлено на флейт, а его мачта спилена, «Медуза» сменила курс и под всеми парусами поспешила отойти от Кубы в открытое море.

Прямо на палубе стояли открытые бочки и бутылки с трофейным ромом, найденные на испанском корабле, прозывавшемся «Странствующий монах».

Пираты, возбужденные пролитой кровью и добытым золотом, ударились в разгул, и вскоре десятки глоток затянули когда-то слышанную Хартом песню:

Пьяные пираты, хохоча и стреляя в воздух, слонялись по палубе, то и дело спотыкаясь о свернутые канаты, брошенные в беспорядке пушки и о тела напившихся до бесчувствия товарищей. Множество пустых бутылок под действием качки, звеня, перекатывались из угла в угол.

Веселого Дика нигде не было видно. Харт заприметил пьяного в стельку Джереми и, схватив его за отворот куртки, спросил:

– Ты не знаешь, где наш капитан?

Джереми по-идиотски рассмеялся и ткнул пальцем куда-то в сторону квартердека.

– Он заперся у себя с этим пройдохой Эстебаном, тьфу на него. До чего ж у него мерзкая рожа, сэр, вы не находите? Ах, сэр Уильям, до чего ж я вас уважаю! – тут Джереми сделал попытку обнять Уильяма, но тот отстранился. – Сэр, вам просто необходимо выпить. Вы очень плохо выглядите! – заявил Джереми и попытался сунуть в нос Харту бутылку с отбитым горлышком. – Ром – это наше все!

– Нет, нет, спасибо, друг, – ответил Харт и поспешил скрыться бегством от матроса, вовсе не желая участвовать в ночной оргии. Сейчас его занимал только один вопрос, и, мучимый любопытством, он поспешил найти Амбулена среди пьяных бандитов и отозвал его в сторону. – Возможно, Роберт, мой вопрос прозвучит нескромно, но все-таки ответьте мне, что за таинственный знак вы сделали этому индейцу? Признаюсь, у него физиономия негодяя, и я удивлен, что вы нашли с ним общий язык.

Амбулен непринужденно рассмеялся.

– Что вы, Харт, какие тут тайны? Просто на Мартинике я подсмотрел у местных индейцев некий жест, которым они обмениваются, приветствуя друг друга. Мне стало любопытно, ведом ли этому дикарю подобный обычай.

– Ну и что?

– Мне показалось, что ведом, – простодушно отвечал француз. – А вам?

Уильям снова пожал плечами. Ему подумалось, что его товарищ что-то недоговаривает, но после треволнений сегодняшней ночи ему не хотелось ни о чем размышлять. Он хлопнул Амбулена по плечу.

– Пойду-ка я спать, дружище. Все это уж больно смахивает на «Вифлеемский бедлам» [59], – зевая сказал он и направился в свою каюту.

Чтобы как можно выгоднее сбыть трофеи и пополнить запасы воды и продовольствия, они бросили якорь у берегов Мартиники. Уильяму предстояло решить, сойдет ли он на берег или останется на корабле. Его новая жизнь совсем ему не нравилась, потому и этот остров не вызывал у него ни малейшей приязни. Наоборот, он очень хорошо помнил, как едва не стал здесь человекоубийцей и превратился в морского разбойника. Изо всех, кто плавал с ним на «Голове Медузы», он сносил общество только четверых – капитана Ивлина, матроса Джереми, шевалье Роберта Амбулена, настойчивости которого и красноречию Уильям был в большой степени обязан своим теперешним положением, да, разумеется, одноглазого Дика, поскольку отвязаться от него не было никакой возможности. Но и с ними Харт держался несколько отстраненно, не вмешиваясь в их дела и не делясь с ними своими заботами.

Таким образом, Уильям почти всегда пребывал в одиночестве, постепенно поддаваясь снедавшему его унынию. Уильям тосковал по прекрасной и, увы, недоступной теперь для него Элейне, он разуверился в своей любви к приключениям, а вспоминая недавний захват судна, он вообще начинал полагать себя конченым человеком. Причитающегося ему золота, возможно, и хватило бы на возвращение домой и приобретение какого-нибудь дела, но беда была в том, что он теперь был преступником, да и никакого ремесла, кроме пиратского, он не знал. Иногда желание поделиться с кем-нибудь своими печалями охватывало его с удручающей силой, но капитан Ивлин управлял судном и хранил обет молчания, Джереми, простой моряк, совсем отдалился от него и как бы слился с командой, а Роберт Амбулен своей истинно французской беспечностью порой приводил Харта в ужас, хотя он-то как раз сам искал общества Уильяма.

Итак, глядя на приближающуюся землю, Уильям пребывал в раздумье, стоит ли ему сходить на этот роковой остров, когда Веселый Дик объявил, что высадка будет непродолжительной – после того как опорожнят трюмы и доставят провизию, судно немедленно снимется с якоря и отправится килеваться на Тортуту, а опоздавшие пусть пеняют на себя; впрочем, предложение покинуть шайку тем, кто готов удовольствоваться взятой добычей, остается в силе.

После такого предупреждения Уильям из чувства противоречия тут же принял решение сойти на берег, причем в этот момент он еще не знал точно – вернется на корабль или нет.

Однако на берегу его ждало одно совершенно невероятное событие, которое еще раз круто изменило все его планы.

На берегу «Голову Медузы» встречали многочисленные зеваки, торговцы и моряки, желающие наняться на корабль. Весь этот сброд в беспорядке толпился на пристани и встречал каждую шлюпку, которую выносил к берегу прибой.

Уильям сразу же постарался избавиться от докучливого внимания французских аборигенов. Ни на кого не глядя, он стал пробиваться сквозь толпу и уже почти выбрался на пустую улочку одноэтажного портового городка, как вдруг его окликнули. Уильям обернулся.

– Не торопитесь так, сэр! – растягивая слова, позвал его один из пиратов по имени Том Харди и имеющий славу остряка и насмешника. – А то убежите вперед своих подметок, ха-ха! Вас тут спрашивают, сэр! Должно быть, хотят предложить хорошую выпивку. Если не осилите, то я всегда готов прийти на помощь, сэр, ха-ха-ха!

Услышав, что кто-то интересуется им на Мартинике, Уильям невольно схватился за рукоятку шпаги, но в следующую секунду остыл и даже смутился из-за своей горячности. За спиной Тома Харди стоял тощий негр, одетый в немыслимые обноски, левый глаз его был изуродован отвратительным бельмом.