В погоне за призраком, или Испанское наследство - Марвел Питер. Страница 70

– Еще недавно вы производили меня от евреев, месье. В таком случае я сочетаю в себе лучшие качества тех и других.

– Кстати, мадам, вот вам еще один пример – ваш красавчик Рэли. Где те богатства, которые он мог приумножить, разумно распорядившись ими?

– Наверное, они где-то поблизости, – безмятежно ответила Лукреция и улыбнулась банкиру. – Во всяком случае, вам не меньше меня хочется в это верить. Видите те туманные берега справа? Это и есть Эспаньола.

– Без вас знаю, – огрызнулся Абрабанель. – Но мы-то плывем на Тортугу. Гнусное логово! Я не удивлен, что здесь правят французы. Это развратная нация...

– Ваши парфянские стрелы пропали втуне, Абрабанель, – холодно заметила Лукреция. – Я же не француженка. И вообще, вместо того чтобы язвить и ссориться, лучше бы поделились со мной своими идеями.

– Я? У меня нет никаких идей, сударыня! – раздраженно ответил Абрабанель. – Обстоятельства складываются таким образом, что мне остается только им подчиняться. С тех пор как вы появились на Барбадосе, все идет кувырком...

– Я так не считаю, – перебила его Лукреция. – Все идет как нельзя лучше, а если бы вы, мужчины, не ленились пользоваться своим рассудком, то мы бы давно добились всего, чего хотим. Посудите сами. Ваш друг возвращается из кампании, узнав о кладе на Эспаньоле, и рассказывает об этом вам. Я, в свою очередь, сообщаю вам о том, где и у кого спрятана карта этого клада...

– Хорошенькое дело! Где спрятана! А что это нам дало?! – презрительно воскликнул Абрабанель.

– Жаль, что вы не способны видеть дальше своего носа. Поражаюсь, как с таким ограниченным воображением вы заработали свои капиталы!

– Капиталы, сударыня, создаются трудом, а не воображением! А вот вас ваше воображение гоняет по всему Карибскому морю. И я, старый человек, вынужден скитаться вместе с вами, как бездомный бродяга... А вы ведь даже не можете быть уверены, что найдете на Тортуге своего Кроуфорда...

– Вот как раз в этом я уверена абсолютно, – отрезала Лукреция. – После всего, что случилось, ему больше негде быть. Он наверняка вернулся на остров, чтобы собраться с силами и подготовиться к походу, но если бы не ваше с Ван Дер Фельдом скудоумие и медлительность, мы могли бы перехватить его еще на Барбадосе.

Абрабанель не слонен был терпеть оскорбления, особенно от женщин, но на этот раз он предпочел пропустить их мимо ушей. У него были веские причины подозревать, что мадам Ванбъерскен права.

В ту ночь, когда они совершили налет на жилище сэра Кроуфорда, приключилось множество разнообразных событий, но ни одно из них не могло с убедительностью доказать голландцам, что они напали на верный след. Однако мадам Аделаида была убеждена, что все было сделано правильно и им только чуть-чуть не повезло. «Именно чуть-чуть, – настаивала она. – Испортили все мы сами». Сначала ее никто не желал даже слушать. Абрабанель был зол, как Вельзевул.

Его верный Хансен едва не лишился жизни, первым проникнув во двор. Некто ждал его там и встретил хорошим ударом по голове. Это была всего лишь дубинка, но Хансен до сих пор не мог подняться с постели без посторонней помощи. Врач, осмотревший его, заявил, что, будь такой удар нанесен в висок, старшему клерку уже не помог бы никакой доктор.

Кроме Хансена, пострадали еще Ришери и Бастен. На темной улице они заметили беглецов и бросились за ними вдогонку. Когда они почти уже настигли их, Бастен выстрелил, но промахнулся и оказался безоружен. В тот же миг двое незнакомцев обнажили шпаги и как бешеные набросились на преследователей. Бастен сразу же получил укол в бедро и благоразумно предпочел выбыть из схватки. Ришери остался один против двоих и, несмотря на то что был серьезно ранен в плечо, сражался как лев, пока не свалился от потери крови. Его нашли Абрабанель и Ван Дер Фельд, которые тем времени кружили по соседним улицам, перебудив полквартала своими воплями и грохотом экипажа. Подобрав раненых, они вернулись к дому и обнаружили, что в их отсутствие мадам застрелила человека. Это оказался огромный негр с изуродованным лицом. Отнеся окровавленного Хансена в повозку и забрав Лукрецию, отряд, фигурально выражаясь, на щите [78] возвратился в дом губернатора.

– Вы жалкая авантюристка! – заявил Абрабанель в ярости от потигшей их неудачи. – Из-за ваших фантазий мы напрасно рисковали жизнью!

– Вы? – рассмеялась Лукреция. – Да уж... впрочем, «А la guerre comme a la guerre» [79], – заключила она и отвернулась.

Пересчитав раненых и выслушав полный леденящих душу подробностей и причитаний рассказ Абрабанеля, губернатор пришел в такое возбуждение, что вознамерился поднять на ноги весь гарнизон, от чего, впрочем, легко дал себя отговорить. Слухи о вооруженном нападении на остров пиратов моментально облетели город и стяжали Джексону лавры спасителя отечества. Одним словом, к утру в головах и в делах царила полная неразбериха, а в бессмысленной суете и причитаниях было упущено драгоценное время. Лукреция разъяренно металась по дому, тщетно пытаясь заставить коадъютора и губернатора предпринять хоть какие-то вразумительные действия. Единственный человек, который мог трезво смотреть на вещи, капитан Ришери, был очень слаб, и Лукреция, страшась потерять столь необходимого ей помощника, боялась хоть чем-то потревожить его и поминутно терзала врача расспросами о его самочувствии. Придя в себя через трое суток, шевалье первым делом велел узнать, не покидало ли в ту ночь бухту какое-нибудь судно. Комендант форта доложил, что некое судно накануне бросило якорь у входа в бухту, покинув ее на рассвете следующего дня. Капитан Ришери пожелал уточнить у дежуривших в тот день офицеров, что это было за судно, но из его расспросов мало что получилось:

– Какой-то флейт, судя по мачтам и парусам, сэр. На его флагштоке развевался британский флаг, и мы подумали, что это какой-нибудь капер, караулящий голландцев, сэр. Но нам до них дела нет, не так ли, сэр? – ответил офицер и воззрился на коменданта. В глазах его читалось недоумение от того, что его посмел допрашивать какой-то французишко.

– Клянусь шпагой, что это никакие не английские каперы! Слишком много совпадений. А главное, если те двое были с «Медузы», то они как раз успевали уйти до рассвета. Проклятие, если бы не моя рана, мы бы схватили их.

Лукреция была согласна с шевалье. Корабль, который пожелал быть незамеченным, внушал подозрения, тем более если этот корабль – флейт, а во время его стоянки в доме Кроуфорда вскрыли пол и залезли в тайник. Лукреция понимала, что это не могло быть простым совпадением и Веселый Дик был этой ночью на острове. Раз сокровища на Эспаньоле, а пираты обретаются на Тортуге, которая всего в нескольких милях от нее, то она направится на Тортугу, тем более если предположить, что из тайника была извлечена именно карта. Что ж, все сходится, картина ясна.

Абрабанель, который никак не мог прийти в себя от потрясения, отнесся к соображениям Лукреции с недоверием, однако был готов немедленно плыть вместе с ней – как говорится, свой глазок – смотрок. Заодно он прихватил с собой с десяток голландцев во главе с Ван Дер Фельдом и свою дочь Элейну, которую он менее всего желал бы видеть в заложницах у английского губернатора. К тому же ей не мешало бы попривыкать к своему будущему мужу, раз уж не было никакой возможности обручить их на Барбадосе. А еще в голове почтенного коадъютора неосознанно зрела мысль использовать свою дочь как приманку для Харта, только вслух об этом он и себе бы не признался. Согласия Элейны, разумеется, никто не спрашивал.

Элейна же отправлялась в эту опасную экспедицию, полная воодушевления и самых радужных надежд. Зная, что они плывут на Тортугу, которую называли Пиратской Республикой и родиной Берегового Братства, Элейна питала надежды, что это приключение позволит ей подучить ответ на письмо прямо из уст самого Уильяма, ведь ныне Уильям числился одним из этих подонков. Она усматривала в этом перст судьбы. Несчастная судьба Харта, его скомпрометированная репутация и нынешнее его ненадежное положение не только не отвращали от него сердце Элейны, но, напротив, привлекали ее к Уильяму еще больше. Теперь Уильям казался ей настоящим рыцарем, который отважно противостоит ударам судьбы, отстаивая свою честь и проявляя благородство. На его образ волей случая был наброшен романтический покров, который удивительно подходил к его небесно-голубым, немного печальным глазам и его безупречному профилю. К тому же Элейна не теряла надежды, что ей или удастся переубедить отца, или произойдет какое-нибудь чудо, и упрямый батюшка даст свое согласие на ее брак с любимым человеком. Она уповала на Провидение и гнала от себя уныние.